10. Коннор

– И надо же им было затеять дорожные работы именно сегодня!

Нервы Коннора на пределе. А вдруг в этой дорожно-ремонтной толчее кто-нибудь заглянет в их машину и увидит, что он вовсе не инспектор Джои?

– Это не только сегодня, – возражает Грейс. – Они роются тут уже несколько недель, меняют канализационные трубы. Воняет, хоть святых выноси.

Коннор проявлял всяческую осторожность, стараясь не сбивать дорожные конусы и избегая встречаться глазами с рабочими. Следуя стрелкам, показывающим направление объезда, он выехал на Кипарисовую и теперь вдавливает педаль газа в пол. Плевать на ограничение скорости. Кто осмелится остановить полицейскую машину?

И тут внезапно прямо под колёса прыгает какой-то пацан. В голове Коннора мгновенно вспыхивает картинка – проклятый страус. Вот только сейчас, кажется, последствия будут хуже, это тебе не какая-то дохлая пташка. Коннор жмёт на тормоз, их с Грейс бросает вперёд. Слышен тяжёлый удар – парнишка, бросившийся под колёса, бьётся о передний бампер. Машина наконец останавливается, к счастью, без рывка вверх, свидетельствующего о том, что она заехала на пацана. Значит, они только сбили беднягу, не переехав его. Впрочем, что с того? Влупили-то они ему здорово.

– О-ой, это плохо, Арджи! – говорит Грейс, не замечая, что называет Коннора именем брата.

Коннору приходит мысль, а не придавить ли газ да смыться отсюда, но он тут же отметает её. Он не может так поступить. Больше не может. В его душе выросло теперь нечто большее, чем примитивное стремление выжить. Он выходит из машины, чтобы узнать, насколько плохо обстоят дела, и заключает договор со своим инстинктом самосохранения: если пацан мёртв, тогда Коннор рванёт отсюда и прибавит ещё одно преступление к своему длинному послужному списку; жертве аварии всё равно не поможешь, нечего вдобавок ещё и собственной жизнью рисковать. Но если пацан жив, то Коннор останется, пока не прибудет помощь. Поймают – значит, поймают, так тому и быть.

Фигура, распростёртая на дороге, издаёт стон. Коннор выдыхает с облегчением – парень жив – но его тут же охватывает страх: и что теперь? А в следующий момент его словно ударяет по голове, и он забывает о страхе – настолько велико его потрясение, когда он узнаёт сбитого.

Лицо Льва искажено от боли.

– Это действительно ты, – произносит он. – Я так и знал!

Сказать, что Коннор потерял дар речи – значит ничего не сказать.

– Он мёртв? – спрашивает Грейс, выходя из машины и прикрывая глаза. – Не хочу смотреть! Он мёртв?

– Нет, но…

Коннор замолкает на полуслове и подхватывает Льва с земли. У того вырывается вопль боли. Только сейчас Коннор замечает, что плечевой сустав друга торчит вперёд под неестественным углом. Стоп, сейчас не время беспокоиться об этом, надо действовать.

– Это он? – открыв глаза, восклицает Грейс. – Что он здесь делает? ! Ты это всё запланировал? Если да, то это не очень-то хороший план!

На веранды окружающих домов начинают выходить жители – поглазеть на маленькую драму. Так, об этом тоже сейчас не время раздумывать. Коннор осторожно укладывает Льва на заднее сиденье и просит Грейс устроиться там же, присмотреть за раненым. Затем он, старательно делая вид, что абсолютно спокоен, возвращается на водительское сиденье и трогает автомобиль с места.

– Больница у нас на Бакстере, – сообщает Грейс.

– Нельзя, – отрезает Коннор. – Не здесь.

Хотя, вообще-то, под этим подразумевается нигде. Помощь официальных врачей исключается. Стоит ему только доставить Льва в больницу, и через пару минут все узнают, кто к ним пожаловал. Лев не только нарушил судебное предписание о домашнем аресте; он также сбежал от людей, защищавших его от Инспекции по делам молодёжи. Из чего следует, что надо ехать к Соне – другого убежища им не найти.

Грейс наклоняется к Льву пониже, осматривает плечо.

– Вывих, – заключает она. – Как-то был у Арджента. Играли в пинг-понг. Он стукнулся плечом об стенку. Само собой, обвинил меня, потому что это я послала ему такой мяч. Я тогда выиграла очко. – Она накладывает обе ладони на плечо Льва. – Сейчас будет больно, как тыща чертей. – И с этими словами Грейс налегает на вывихнутый сустав всем своим весом.

Лев вопит – пронзительно, словно пожарная сирена, Коннор невольно дёргает баранку, и машина виляет по полосе. Затем Лев втягивает в себя воздух и кричит снова, чуть слабее. Третий крик больше походит на скулёж. Оглянувшись, Коннор видит, что плечо друга вправлено на место.

– Это как нырять в холодный бассейн, – объясняет Грейс. – Надо кидаться сразу, не раздумывая, а то не нырнёшь никогда.

Даже при том, что всё тело Льва охвачено страшной болью, юноша находит в себе достаточно силы духа, чтобы поблагодарить спасительницу. Однако у него, по-видимому, тяжёлые внутренние повреждения, не видные на поверхности, потому что он кривится и стонет каждый раз, когда меняет позу.

Следуя плану Грейс, они заворачивают на стоянку у супермаркета и оставляют машину вместе с ключами и пистолетом – потому что пропажа личного оружия вызовет слишком много вопросов. Оставь мужику его машину и пушку – и тогда он, скорее всего, будет держать язык за зубами, чтобы не осрамиться перед всем светом.

Коннор влезает в чью-то голубую «хонду», врубает мотор, соединив проводки напрямую – не прячась, у всех на виду, чёрт с ней, с осторожностью. Через пару минут они уже снова катят по направлению к интерстейту. Ну и драндулет им достался – внутри воняет грязными чехлами и картофельными чипсами, баранка пляшет – значит, колёса не сбалансированы. Ну и плевать; для Коннора это просто сказочный экипаж, поскольку он увезёт их к чёртовой матери из проклятого Хартсдейла. А вот сам городок, похоже, затаил на них обиду, потому что только и знает подсовывает под колёса рытвины и включает красный свет везде, где только можно, даже там, где светофор вообще ни к чему. При каждом сотрясении машины Лев стонет и морщится.

– Оно всегда так: когда совсем плохо, дальше станет лучше, – выдаёт Грейс, и Коннору хочется наорать на неё, совсем как братец Арджент, но он подавляет это желание. В отличие от Арджента Коннор знает, что злит его вовсе не Грейс, а положение, в котором они оказались.

На последнем красном свете перед интерстейтом Коннор оборачивается и просит Льва поднять рубашку.

– Зачем это? – интересуется Грейс.

– Надо. Мне нужно кое в чём удостовериться.

Лев задирает рубашку, и Коннор кривится: его худшие опасения подтверждаются. В результате аварии пострадало не только плечо друга; весь его левый бок багровеет, как небо на закате. Внутреннее кровотечение, не иначе, и поди узнай, насколько оно серьёзно.

– Боже мой, божечка, – дрожащим голосом причитает Грейс. – Не надо было его сбивать! Не надо было!

– Окей. – У самого Коннора тоже мутится в голове. – Окей, теперь мы знаем.

– Что знаем? – В голосе Грейс звенят панические ноты. – Ничего мы не знаем!

– Вам стала известна моя самая глубокая и мрачная тайна, – говорит Лев. – Я медленно и верно превращаюсь в баклажан. – Он пытается рассмеяться собственной шутке, но тут же обрывает смех – слишком больно.

«Риса сразу бы разобралась, как помочь», – думает Коннор. Он пытается расслышать её голос у себя в голове, мыслить так же ясно, как она. Риса заправляла делами в лазарете на Кладбище покруче любого профессионала. «Подскажи мне, что делать!» – молит про себя Коннор. Но сегодня подруга нема и ещё более далека, чем обычно. От этого его отчаяние и тоска по Рисе становятся ещё мучительней. Только бы добраться до Сони, а у неё-то уж точно имеется целый список врачей – приверженцев Сопротивления. Но пока что они в Канзасе, до Огайо ещё пилить и пилить…

Коннор косится на бардачок – люди частенько держат там ибупрофен или аспирин; хотя рассчитывать на такую удачу не приходится, особенно если учесть, как ему «везёт» в последнее время. Но, как выясняется, госпожа Удача – дама глупая и непоследовательная, потому что когда Коннор открывает бардачок, оттуда вываливается несколько оранжевых пузырьков с таблетками.

У Коннора вырывается вздох облегчения. Он перекидывает пузырьки по одному на заднее сиденье.

– Прочти мне, что на них написано! – просит он, и Грейс, услышав это, сияет от радости: пусть у неё и не всё в порядке с головой, но читать длинные и заковыристые слова для неё – плёвое дело. Она без запинки тараторит медицинские наименования, которые не смог бы произнести и сам Коннор. Одни кажутся ему знакомыми, остальные – тёмный лес. Ясно одно: хозяин машины либо очень больной человек, либо иппохондрик, либо попросту наркоша.

В бардачной аптеке обнаруживается упаковка таблеток мотрина¹², таких огромных, что сгодились бы и для лошади, и капсулы гидрокодона¹³ примерно того же размера.

– Отлично, – говорит Коннор. – Грейс, дай Льву две штуки – под одной и того, и другого.

– Так запить же нечем! – возражает Грейс.

Коннор ловит взгляд Льва в зеркале заднего вида.

– Извини, Лев, но придётся либо проглотить их всухую, либо разжевать. Нам сейчас нельзя останавливаться, чтобы раздобыть воды; а лекарство ты должен принять прямо сейчас.

– Не заставляй его! – просит Грейс. – Оно такое невкусное!

– Ничего, не подавлюсь, – уверяет Лев. Коннору совсем не нравится, как слабо звучит голос друга.

Лев ждёт, пока во рту наберётся побольше слюны, затем бросает таблетки в рот и проглатывает – действительно, подавившись только совсем чуть-чуть.

– Окей. Вот и отлично, – говорит Коннор. – В следующем посёлке остановимся, раздобудем льда – уменьшить опухлость.

Коннор пытается убедить себя, что положение Льва не так опасно. Концы костей вроде наружу не торчат, или ещё какой ужас в этом духе.

– Ты поправишься, – обращается он к другу. – Всё будет хорошо.

Но даже после того, как они через десяток миль разжились льдом, мантра Коннора «всё будет хорошо», срабатывать не желает. Бок Льва раздувается ещё больше и приобретает тёмно-бордовый оттенок. Левая кисть тоже распухла, вид у неё карикатурно-мультяшный, словно лапка Пятачка. «Когда совсем плохо, дальше станет лучше», – звучат в голове Коннора слова Грейс. Он видит в зеркале глаза друга, красные и слезящиеся. Лев едва способен держать их открытыми.

– Лев, не смей засыпать! – кричит ему Коннор. – Грейс, не давай ему уснуть!

– Но сон оказывает оздоровительное действие, – возражает Грейс.

– Только не в том случае, если ты на грани шока. Лев, не смей спать!

– Стараюсь. – Его голос едва слышен, произношение невнятно. Коннору хочется верить, что это из-за лекарств, но он понимает, что его надежды тщетны.

Он словно приклеился глазами к дороге. Что предпринять? Суровая реальность не оставляет им никаких шансов. Но тут Лев произносит:

– Я знаю, где нам окажут помощь.

– Опять шутить пытаешься? – осведомляется Коннор.

– Какие шутки. – Лев несколько раз медленно вдыхает и выдыхает, набираясь сил или, может быть, отваги для объяснений. – Отвези меня в резервацию арапачей в Колорадо.

Должно быть, бредит, бедняга, думает Коннор.

– В резервацию Людей Удачи? С какой им стати с нами возиться?

– Убежище, – сипит Лев. – Люди Удачи так и не подписали Соглашение о разборке. У арапачей с государством нет договора об экстрадиции. Они предоставляют убежище беглецам. Иногда.

– Убожище? – вскидывается Грейс. – Я не убогая! Не поеду к притонщикам!

– Ты совсем как Арджент! – упрекает её Коннор. Грейс умолкает и задумывается.

Коннор взвешивает альтернативы. Если направиться к арапачам в поисках убежища, то это будет означать, что они двинутся на запад вместо востока; и даже если они выжмут из своей тачки всё возможное, поездка займёт не меньше четырёх часов. Для Льва это очень долго. Но приходится выбирать – либо это, либо сдаться на милость врачей в первой попавшейся больнице. Нет, последнее не пойдёт.

– Откуда ты всё это знаешь – про арапачей? – спрашивает Коннор.

Лев вздыхает.

– Да занесло меня туда как-то…

– Ладно, – сцепив зубы, говорит Коннор, – будем надеяться, что эта лошадка занесёт тебя туда ещё раз.

Он пересекает травяной разделитель, выезжает на полосу встречного движения и устремляется на запад, в направлении Колорадо.