ГЛАВА 2

****

Вечер, темнота. Типичный двор многоэтажного комплекса зданий, недавно заасфальтированная дорога (солнечными друзьями из Таджикистана), опять вся в выбоинах. Фонари светят через раз.

Жители спешат домой. Кто-то идет, уткнувшись в телефон и с наушниками в ушах,– такие не заметят даже летящую на них на полной скорости машину. Кто-то же, усталый, с работы, с тяжелыми сумками, нагруженными продуктами, не замечает никого и думает только о том, как бы побыстрей попасть домой, руки от тяжести неприятно режет, и они немеют. Мерзнут. Кто-то же наоборот, бдительно оглядывается по сторонам, с любопытством поглядывает на окружающих и мысленно всем дает свою оценку: от бедра пошла молодуха в красивой одежде, и вся расфуфыренная – значит, шлюха; идет женщина средних лет с пакетами и там явно позвякивают стеклянные бутылки – по любому алкоголичка сама, или муж (если он есть); странный мужик в пальто шагает за девицей… той, что расфуфыренная – хахаль. Человек презрительно качает головой и идет по своим делам. Ему невдомек, что на самом деле происходит. Он пропустит мимо ушей испуганный вскрик, и даже не вздумает повернуться и просто посмотреть, что же случилось.

Он будет костерить окружающих, будет говорить о падении нравов, о том, что молодёжь не читает книг, не смотрит хорошего отечественного кино, а все больше гуляет по барам, пьет и шляется со взрослыми мужиками. Человек будет считать себя выше других. Но так ли это есть на самом деле? Даже не задумается о том, что его надменность и полное безразличие к бедам других, помогло случиться ужасному.

****

Чужая рука на ее лице закрыла рот и нос, Ксюша не могла крикнуть и не могла вдохнуть. Пульс стучал в висках, в ушах шумело.

На шее удавка. И дыхание: сиплое и нетерпеливое. Мерзкое.

Она ощущает холод, ветер. Как чужие руки растягивают одежду, рвут колготки и тянутся к белью.

Она все это осознает умом, но поделать ничего не может. Замерла истуканом. От страха в глазах темнело, а тело начало неметь, кожа будто покрывалась льдом, замерзала.

Вокруг огромный город и темнота подворотни.

Ее приложили головой о стену, по замёрзшей коже потекли горячие струйки крови, но обидней было за светлое пальто… странная мысль.

В голове набатом: «Саша!»

Она мысленно тянется к нему! Зовет! Кричит! А он не слышит!

«Саша! Саша! САША!»

Рот был закрыт, но шея освободилась. Она ощущала себя будто пьяной, не могла стоять на ногах.

И последнее, что помнит – это глаза.

Холодные, жадные. В них она увидела свою смерть.

А Ксюша… она хотела жить. Несмотря ни на что, она хотела жить.

****

Даня и Кир – братья близнецы. Вместе в школе, вместе в универе. Как раз возвращались с гулянки и были навеселе, но еще способные дойти до дома самостоятельно. Не на автопилоте, а очень еще даже соображая.

До дома оставалось минут пять ходу, они шли и возбужденно обсуждали кто сколько выпил, кто к кому подкатил и так далее. Два молодых парня, которых больше интересуют девчонки и секс, нежели учеба. Первый курс, вкус практически вольной жизни. Но все же шли пешком и через дворы, чтоб мамка не пропалила как от них несет алкашкой и куревом.

Обычно-то ездили на автобусе, а тут решили пройтись, проветриться.

Видимо, это была судьба, не иначе.

Кир первым заметил какую-то возню в тупиковом повороте, а дальше шли гаражи. И звук. Хлюпающий. Сначала посмотрел туда и решил, что парочка не дотерпела до дома, даже собрался пошутить, но почему-то замер на полушаге и присмотрелся внимательней.

Картина ужаснула.

Девушка ревела. И дралась с мужиком, больше ее ростом и комплекцией. Отбивалась и царапалась.

– Эй, мужик, ты че делаешь? Я ща ментов вызову! – Кир заорал, как дурной и кинулся в подворотню, Даник потащился за братом.

Громила отскочил от девушки, отбросил что-то в сторону и натурально зарычал на них и кинулся с кулаками.

Их, конечно, было двое, но спортом никто из них не увлекался, поэтому раскидал он их легко и убежал. Они и очухаться не успели, а того мудака и след простыл.

Даник приложился о стену, ободрал руку, но на ногах стоял твердо, а вот Кир упал и стукнулся головой, у него все пространство кругом шло.

Но они оба смотрели на девушку и не знали, что делать.

В разорванной одежде, с проступающими синяками на шее.

Глаза, полные ужаса и паники, слезы, размазанные по лицу, поплывшая тушь. Руки дрожат, ногти обломанные и в крови, держит полы пальто и пытается его застегнуть, но не хватает пуговиц.

Но хуже было с лицом.

Отпечатки пальцев на лице еще не проступили синяками, но заметны из-за разводов туши. И кровь.

Они оба только сейчас начали понимать, что тут произошло. Практически под носом у кучи людей, идущих по улице.

Даник прокашлялся и подошел ближе, но девушка отскочила и что-то захрипела, задрожала еще сильней.

– Я тебя не трогаю. Он ушел, видишь, – он поднял руки раскрытыми ладонями вверх, показывая, что не причинит вреда, – Ты… ты… он успел что-то…

Но ответа не потребовалось. Успел.

Пусть и было темно, но брат уже светил фонариком от телефона и звонил ментам.

Даник заметил голые икры, почему-то один сапожек на ноге, пальто было до середины бедра и по внутренней стороне стекала белесоватая жидкость.

Гением тут быть не надо, и так ясно.

Весь хмель выветрился из головы моментально.

Эти ее глаза, полные ужаса, паники и дикой ярости, зрачки почти на всю радужку он запомнит на всю жизнь.

Когда девчонка посмотрела на свои бедра… зашаталась, ее всю ощутимо тряхнуло, и она съехала по стенке, теряя сознание.

Рядом завыла сирена подъезжающих машин.

****

Что может ощущать мужчина, отец двоих детей, когда ему звонят среди ночи и говорят, что его старшая дочь, живущая в другом городе, сейчас находится в больнице?

Это напугает любого родителя, который любит своего ребенка.

Петр Афанасьевич с дочерью был не в самых лучших отношениях, но звонил ей раз в неделю и пытался эти самые отношения наладить.

После развода с ее матерью, Ксюша встала на ее сторону и отказалась даже попытаться услышать его, ее отца.

Не брала у него деньги, хотя он регулярно их высылал, отказывалась от подарков даже, врученных на ее день рождения. В общем, объявила бойкот. И несколько лет его игнорировала. Чуть повзрослев, переросла, и пыталась наладить отношения.

Петр был хоть порой и резким, но единственную дочь любил, и зла на нее никогда не держал. Потому ухватился за возможность перемирия двумя руками и даже зубами.

Дочь взрослела, вот-вот должно его малышке стукнуть двадцать два, совсем взрослая и самостоятельная. Хотя для него она всегда будет маленькой принцессой.

В последнее время, живущая одна в квартире,– мать то усвистала в брачное путешествие. На его взгляд, слишком рано дочь начала сама жить, пусть и недолго. Не среди небожителей живут ведь, а в реальном мире.

Он пытался дочь к себе упросить переехать, да все никак, уперлась рогом, и все тут.

А теперь вот звонок офицера полиции и сообщение про больницу.

Ему стало страшно и тревожно. С роду его малышка никогда в больнице не лежала, даже в детстве. Вот к другу своему бегала, да. Но, чтоб самой болеть и лежать,– нет.

Она у него крепкая, вся в отца. Жизнь любила.

Но когда он спросил почему его дочь в больнице и записывал адрес, где именно, услышал «На нее напали. Нападавший скрылся с места преступления…»

Формулировка могла подразумевать ограбление, просто шпана на улице прицепилась, да что угодно.

Но подумалось сразу о худшем. Когда говорят нападение, понимать под этим нужно изнасилование.

Ему не требовалось никаких доказательств, он уже знал, что ЭТО случилось с его малышкой. Сердцем знал.

Он преуспевающий юрист. Он знает, что такое жертва изнасилования или жертва насилия.

Как-то даже целое исследование пришлось прочитать и вникнуть, потому что вел дело в суде, где против его клиента были подобные обвинения. Недоказанные, кстати.

У него поджилки затряслись и задрожали ладони, стоило представить через какой ад будет каждый день проходить его девочка, чтобы пережить этот кошмар.

Пришлось вызванивать водителя, сам за руль сесть побоялся, не то состояние. И лучше никому не станет от того, что он вмажется в столб или другую машину.

Пётр давно закостенел и мало что его трогало. Все думал: самое страшное, что было в его жизни – это дочь, отказавшаяся с ним общаться.

Его не трогали проблемы клиентов, не трогали мировые проблемы. Политика, войны и голодающие дети в Африке.

Он был эгоистом и волновался о себе и своей семье.

Теперь же на голову обрушилось понимание – самое страшное, что он отец, не сумевший защитить своего ребенка от ужаса, от насилия, и вряд ли теперь она сможет ему доверить свою безопасность.

Он мужчина, а значит, сейчас он ее враг.

***

Городская больница. Запахи лекарств и дезинфицирующих веществ.

Врачи и медсестры, санитары. Все бегают куда-то, что-то делают. А ему хочется орать во все горло. Бить стены. Бить людей, врачей, полицейских и даже следака. Хоть на ком-то выместить то, как заломило грудину так, что он не мог вдохнуть.

На него поглядывают, косятся. Он в их понимание мира не вписывается. А еще замечает злорадство и презрение.

С таким отношением, Пётр на своем веку сталкивался не раз, и научился срать на таких людей. Они ничто для него. Так, массовка и не больше.

Ведь встречают всегда по одежке. Вот и он в костюме, сшитом на заказ, дорогом пальто и эксклюзивными часами от известного модного дома, у этих людей вызывал зависть и презрение. Им не понять его горя. Они видят только то, что хотят видеть. Что дочку богатого человека изнасиловали, и теперь в отделении полно полиции, и весь город стоит на ушах. А ради простой девчонки такого бы шума не устроили.

Шепотки неслись вслед его шагам.

Даже пациенты, лежащие в отделении травматологии, и то смотрели осуждающе.

Людям ведь не объяснишь, что свой достаток и положение он заработал сам. Кровью и потом. Задержками на работе. Потерей первого брака. Нервами. И уже седыми висками. Хотя ему еще и сорока пяти нет.

Он и объяснять ничего не собирается. Всем рты не заткнешь. Его это не трогает. А вот его девочку затронет. Все эти взгляды, шепотки. Это поначалу будут сочувствовать, но надолго жалости не хватит. Начнут осуждать, говорить что-то типа «сама виновата» или «если сучка не захочет, кобель не вскочит». Адвокатская практика Петра Афанасьевича позволила сделать такие выводы. Некоторые жертвы насилия не выдерживают именно вот этого осуждения от общества, от родных и друзей, от сокурсников, и так далее. Итог: самоубийство, или его попытка. Кому как повезет.

Девушек и женщин, сумевших пережить ужас и насилие, добивает общественное порицание.

Но похоже, теперь он будет весь седой.

Его малышка. Его Ксюша несколько раз приходила в себя, но не понимала кто она и где находится. С ней рядом присутствовал психолог и следователь.

А вот Петр не мог.

Каждый синяк на ее коже, каждый ее потерянный, беспомощный взгляд… ножом по сердцу.

Она не говорила. Повреждено горло. Потому что ее душили удавкой.

Сейчас он еле стоял на ногах, вспоминая слова следователя.

Она боролась. Пыталась кричать и еще сильней этим повредила себе горло. И если бы не парни, что шли мимо и вспугнули насильника, возможно ее бы убили, как прошлых двух девушек. Ей хватило сил прокусить насильнику ладонь до крови, он ослабил хватку, и она смогла бороться активней.

Много ушибов и ссадин. Разбит затылок.

Криминалисты собрали много биоматериала (даже думать о том, что скрывается за этим определением, страшно, хоть он и так знает, юрист ведь), будут прогонять по базе. Так, как она единственная выжившая, предстоит составить фоторобот, описание. Подробная дача показаний.

Первые два часа после нападения она еще могла говорить, точнее сипеть, но следователь сумел разобрать пару предложений.

Сотрудники опергруппы нашли сумку, телефон, и потерянный сапог. Также установили последние звонки и сообщения.

Дозвониться матери не сумели и нашли отца.

Петра спросили о каком-то Саше. Вроде это парень его дочери, а он и знать не знает кто это.

Спросили не просто так. Парни, что нашли Ксюшу утверждают, что она произносила это имя. Точнее, шептала, как помешанная.

Оперативники проверили телефон. Куча сообщений, звонков.

Первый подозреваемый, но отмели эту версию быстро. Когда произошло нападение этот Саша уже летел в самолете в другую страну. Чист. Не привлекался, не женат. Ведет свой бизнес. В городе был пару месяцев, заключал контракты.

Мужчина с каждым новым фактом приходил в ярость. Она хоть на какую-то долю, но укрощала душевную боль.

Бывшая жена не отвечала на телефон. У его дочери были отношения с мужиком, старше ее лет на десять, а он и не в курсе. Его девочку изнасиловали буквально в сотне метров от ее дома, и никто даже не попытался помочь, а людей там ходит много, он точно помнил. И если бы не этих два брата-акробата…

Он эту дуру, бл*дь, на куски собственными руками разорвет. Куда она смотрела? Жизнь свою строила, а дочь? Типа выросла, готова к жизни реальной? Девочка, воспитанная в тепличных условиях, оказалась один на один с этой гребаной реальностью.

Боже, если б он только мог такую мысль допустить, нанял бы охрану.

Он растерян и не знает, как правильно себя вести. Все знания и весь его опыт куда-то подевались, и Пётр превратился в отца, дочь которого подверглась насилию.

Ей больно, страшно. Она молчит и только смотрит. Моргает на вопросы следователя. Закрывает все тело одеялом, шугается касаний. Похожа на испуганного дикого котенка.

Для нее сейчас все враги. Угроза ее жизни.

И мать, которая должна быть рядом, не берет трубку, бл*дь!

Пётр сидел на кушетке, притащенной специально для него. Сидел возле палаты и пытался собраться с мыслями.

Не мог отстраниться и начать работать. Это ведь девочка, его малышка, которая в детстве выбила ему зуб пяткой, и любила играть в прятки. Не потерпевшая, и не клиент. Это его дочь.

Он настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как рядом присела женщина – психолог.

– Вы дозвонились до матери Ксении?

– Нет, но мои люди уже ищут по другим каналам, найдут ее мужа, может, хоть он ответит.

– Хорошо, думаю присутствие матери Ксении поможет.

– Вы… вы можете сказать, как мне себя вести? Что делать? По работе я сталкивался с разными случаями, но сейчас не могу сообразить, а ошибки в нашей ситуации могут стать фатальными.

Людмилу искренне поразил этот мужчина. Уже не молод, со своими принципами, жизненным опытом. Сильный, капельку властный, в меру эгоистичный. Такие, если признают поражения, то с трудом, но выносят урок на будущее. Но вот, чтобы признать себя неспособным что-то сделать и попросить помощи… это дорого стоит.

Его гнев и его ярость могли затуманить рациональную часть. Но он держит эмоции под контролем и готов к диалогу. Ради дочери.

А это значит, у девушки есть шанс пережить все случившееся, и жить дальше.

– Ваша дочь проявляет признаки посттравматического стрессового расстройства. Вы должны понимать, что сейчас ее состояние нестабильно и будет стремительно меняться, как только она полностью осознает случившееся. Все ее реакции будут уместны, вы должны это понять и объяснить другим родственникам. На нее нельзя давить или принуждать. Но это не значит, что нужно пускать ситуацию на самотек. Я порекомендую вам психотерапевта, но вы сможете его нанять только после разрешения Ксении.

– А она может отказаться?

– Ее психотип личности говорит именно об этом. Любая попытка принуждения будет воспринята ею, как насилие над разрушенной личностью. Она потеряна сейчас и не верит в случившееся. Но это только начало. Вам придется наблюдать за ней. Смотреть: что ее пугает, в чем она видит опасность. И по мере возможности на время избавить ее от этих факторов, а возможно даже людей. Процесс восстановления ее личности и здоровой жизни может занять месяцы, а то и годы. Ваша задача, да и психолога, помочь ей пройти все этапы лечения и восстановления как можно эффективней, а не быстрей.

– И с чего нам начать? Вы говорите: психолог только по ее желанию.

– Ваша дочь цеплялась за свою жизнь, боролась. Она борец по природе. У нее будут навязчивые мысли, чувство вины, фантомная телесная агония. Но она захочет снова бороться за себя, пусть не сразу, но такое желание появится, и следует ей помочь. Пока просто будьте рядом и ограждайте ее от чужих людей.

– Она не будет меня бояться?

– Вы ее били? Или как-то пугали? Если нет, то не должна.

– Спасибо вам!

Женщина ушла, а он снова остался один. Не рискнул зайти в палату.

***