Вот только ничего из моих стараний не вышло. Вместо того чтобы прочитать стихи, она всю дорогу до дома болтала со своей подружкой Эйприл, а на следующий день села за обедом с Томми Хармоном, а со мной вообще не разговаривала. Не заговорила она со мной и на следующий день, и следующие за ними. Потом Мардж застала меня в унынии у себя в комнате и объяснила, что я перестарался и мне просто надо быть самим собой.

– Так я и делаю.

– Тогда, может, стоит измениться, – подсказала Мардж. – А то кажется, будто это твой последний шанс.

Беда была в том, что я не задумывался. Разве Ричард Гир задумывался? А он явно знал побольше моей сестры. Но опять-таки мудрость и я несовместимы. Потому что «Красотка» – кино, а я жил в реальном мире. Так или иначе, сценарий, сложившийся с Мелиссой Андерсон, повторялся в некоторых вариациях с другими девчонками, пока наконец не превратился в стереотип, который я никак не мог сломать. Я стал королем романтических жестов – цветов, записок, открыток и тому подобного. В студенческие годы я даже был «тайным поклонником» одной девчонки. Я открывал двери, расплачивался на свиданиях, выслушивал все, о чем только хотелось поговорить девушке, даже о том, как сильно она до сих пор любит своего бывшего. Большинство девушек не скрывали, что я им нравлюсь. Я серьезно. Для них я был другом, парнем из тех, кого компания подружек зовет с собой повсюду, но с теми девчонками, на которых я имел виды, мне редко удавалось добиться успеха. Вы себе представить не можете, сколько раз я слышал: «Ты самый замечательный парень из всех моих знакомых, ты обязательно найдешь себе пару. У меня есть подруги, с которыми я могла бы тебя познакомить…»

Нелегко быть человеком, который идеально подходит кому-нибудь другому. Я часто чувствовал себя несчастным и никак не мог понять, почему женщины утверждают, что хотят романтики, доброты, заинтересованности, умения слушать, а когда им дают все это, совсем не ценят.

Правда, не могу сказать, что в любви мне совсем не везло. На второй год учебы в старших классах у меня появилась девушка по имени Анджела, почти весь первый курс университета со мной была Виктория. А первым летом после окончания университета, в двадцать два года, я познакомился с Эмили.

Эмили до сих пор живет в том же районе, и все эти годы я периодически сталкивался с ней. Она была первой, кого я любил, и поэтому я и теперь нередко думаю о ней. Эмили предпочитала вести богемную жизнь: носила длинные цветастые юбки и сандалии, почти не красилась и специализировалась на изобразительных искусствах, в основном на живописи. Она была красива – каштановые волосы и глаза орехового оттенка с золотистыми крапинками. Но привлекала не только внешностью. Она обладала остроумием, добротой к окружающим и высоким интеллектом. А меня всегда тянуло к умным женщинам. Мои родители ее обожали, Мардж ее любила, и даже молчание с ней становилось уютным. Наши отношения отличали легкость и непринужденность: мы были скорее друзьями, чем любовниками. С Эмили мы могли говорить о чем угодно, ей доставляли удовольствие записки, которые я прятал под ее подушку, и цветы, которые отправлял к ней на работу без всякого повода. Она любила меня так же сильно, как и я ее. После двух лет отношений я собирался сделать ей предложение и даже копил деньги на кольцо в честь помолвки.

А потом я все испортил. Не спрашивайте почему. Я мог бы свалить всю вину на выпивку, и действительно в тот раз напился с друзьями в баре, но, как бы там ни было, у меня завязался разговор с некой Карли. Она была красива, умело флиртовала и недавно рассталась с парнем, с которым встречалась довольно долго. За одним стаканом последовал другой, флирт продолжался, и в конце концов мы оказались в постели. Утром Карли ясно дала понять: все, что случилось, – ничего не значит, и хотя поцеловала меня на прощание, номер телефона оставить не удосужилась.

Существует пара элементарных Мужских правил на случай подобных ситуаций. Правило номер один гласит: «Не вздумай сознаться». А если твоя любимая что-то заподозрит и спросит напрямую, немедленно следуй правилу номер два: «Отрицай, отрицай и еще раз отрицай».

Всем мужчинам известны эти правила, но дело в том, что меня мучила совесть. Страшно мучила. Прошел месяц, а я никак не мог забыть тот случай и простить его себе. Хранить его в тайне казалось невозможным, я представить себе не мог, как буду продолжать отношения с Эмили, зная, что они отчасти построены на лжи. Я во всем сознался Мардж, и она, как всегда, по-сестрински помогла мне.

– Закрой пасть, кретин. Ты совершил глупость, теперь чувствуешь вину – так тебе и надо. Но если повторять не собираешься, тогда не смей ранить чувства Эмили. Эта новость уничтожит ее.

Я понимал, что Мардж права, но…

Мне необходимо было прощение Эмили, поскольку я сомневался, что без него сумею простить сам себя, так что я отправился к Эмили и произнес слова, о которых до сих пор жалею.

– Мне надо кое-что тебе рассказать, – начал я и выложил все.

Первая цель заключалась в прощении, и я ее не достиг. Второй целью было строительство длительных отношений на фундаменте правды, но и тут ничего не вышло. В гневе и слезах Эмили выбежала из комнаты, прокричав, что ей нужно время подумать.

Я оставил ее в покое на неделю, в ожидании ее звонка вылизывал свою квартиру, но телефон так и не зазвонил. На следующей неделе я оставил ей два сообщения, оба с извинениями, но она все равно не перезвонила. Лишь через неделю мы встретились за обедом, но он прошел напряженно. Эмили попросила меня не провожать ее до машины. Знак был зловещим, и через несколько дней она оставила сообщение: «Между нами все кончено». От этого удара я долго оправлялся.

Со временем мое чувство вины ослабло – время лечит угрызения совести, и я попытался утешиться мыслью, что, по крайней мере, для Эмили моя неосмотрительность стала тем, что называется «нет худа без добра». От друзей я слышал, что через несколько лет после нашего разрыва Эмили вышла за какого-то австралийца, а когда я мельком видел ее, мне всегда казалось, что судьба к ней благосклонна. Я твердил себе, что должен радоваться за нее. Эмили больше, чем кто-либо, заслуживала счастливой жизни, и Мардж считала так же. Даже после женитьбы на Вивиан моя сестра порой говорила мне в сердцах: «Вот Эмили была что надо! Ну как ты мог так облажаться?»

Я родился в Шарлотте, Северная Каролина, и если не считать единственного года, проведенного в другом городе, прожил там всю свою жизнь. Даже теперь мне не верится, что мы с Вивиан познакомились здесь или встретились вообще. Ведь она, как и я, родом с Юга: как и меня, ее полностью поглощала работа, и она редко где-нибудь бывала. Так какой же была вероятность моей встречи с Вивиан на вечеринке на Манхэттене?

В то время я работал во вспомогательном офисе компании в Мидтауне: звучало это гораздо интереснее, чем было на самом деле. Джесси Питерс придерживался мнения, что каждый, кто считался хоть сколько-нибудь перспективным в офисе в Шарлотте, должен поработать немного на Севере, – хотя бы потому, что часть наших клиентов составляли банки, а головной офис каждого банка находился в Нью-Йорке. Вы наверняка видели рекламные ролики из тех, над которыми я работал. Я считаю их продуманными и серьезными, отражающими цельность натуры. Кстати, идея первого из этих роликов родилась, когда я жил в тесной студии на Западной Семьдесят седьмой улице между авеню Коламбус и Амстердам и пытался смириться с величиной баланса моего текущего счета, средств на котором едва хватало, чтобы разжиться фастфудом в ближайшей забегаловке.

В мае 2006 года президент одного из банков, которому понравилась моя концепция, устраивал благотворительную акцию в пользу МоМА^[1]. Этот президент всерьез увлекался искусством, о котором я не имел никакого представления, и хотя мероприятию предполагалось быть эксклюзивным и официальным, меня туда не тянуло. Но его банк являлся нашим клиентом, а Питерс управлял в стиле «делай что сказали, а то пожалеешь», и мне ничего не оставалось.

О том, как прошли первые полчаса, я почти ничего не помню, кроме одного: я очутился явно не в своей тарелке. Большая часть присутствующих годились мне в деды, практически все вращались в сферах, в которых уровень дохода не входил ни в какое сравнение с моим. В какой-то момент я обнаружил, что прислушиваюсь к разговору двух седовласых джентльменов, обсуждающих достоинства G-IV и Фалькон 2000. До меня не сразу дошло, что они сравнивают свои самолеты.

В другом углу зала я увидел босса Вивиан. Я знал его по ночным передачам по телевизору. Вивиан позднее объяснила, что он считает себя коллекционером предметов искусства. При этом она сморщила нос, давая понять, что деньги у босса есть, а вкуса нет, что меня не удивило. Его шоу посещали именитые гости, но его коронным шуткам впору было определение «плоские».

Вивиан стояла за спиной босса, вне пределов моей видимости, но, когда он шагнул вперед, чтобы поздороваться с кем-то, я ее увидел. Темные волосы, безупречная кожа, скулы, о которых супермодели могут лишь мечтать, – такой красивой женщины я еще никогда не видел.

Поначалу я думал, что она встречается со своим боссом, но чем дольше я наблюдал за ними, тем больше убеждался: это не так, она просто работает на него. Вдобавок она не носила кольца – еще один хороший знак… но на что я надеялся?

Однако романтик во мне все еще жил, и когда она направилась к бару за коктейлем, я двинулся за ней и тоже подсел к стойке. Вблизи она оказалась еще красивее.

– Так это вы! – воскликнул я.

– Что, простите?..

– Это вас представляют художники «Диснея», когда рисуют глаза своим принцессам.

Да, комплимент так себе. Дурацкий, даже, пожалуй, пошловатый, и в наступившей неловкой паузе я понял, что сглупил. Но она засмеялась.

– Такого от пикаперов я еще не слышала!

– Не для каждой подойдет, – объяснил я. – Я Расселл Грин.

Она, кажется, развеселилась.

– А я – Вивиан Гамильтон.

Я чуть не ахнул.

Ее звали Вивиан.

Как героиню Джулии Робертс в «Красотке».

Как вообще человек может понять, что другой ему подходит? Какие сигналы этому способствуют? Чтобы встретить человека и сразу подумать: «Вот с кем я хочу провести остаток своих дней». Как мне могло показаться, что Эмили и Вивиан мне подходят, если они разные, как день и ночь? И если отношения с ними абсолютно разные?

Не знаю, но, когда я думаю о Вивиан, мне сразу вспоминается дурманящая страсть первых вечеров, которые мы провели вместе. Если нам с Эмили было тепло и уютно, то с Вивиан мы жарко пылали почти с самого начала отношений. С каждой встречей, с каждым разговором во мне росло убеждение: мы нашли друг в друге именно то, что искали.

Как типичный «женатик», я уже начинал фантазировать, представляя себе нашу совместную жизнь, которую пламенная страсть не покинет никогда. Не прошло и пары месяцев, как я понял, что хочу жениться на Вивиан, хотя пока не говорил ей об этом. Вивиан понадобилось больше времени, чтобы принять такое же решение в отношении меня, но через полгода после нашего знакомства у нас с Вивиан уже все было серьезно, и мы прощупывали почву, обсуждая наши взгляды на веру, деньги, политику, семью, отношения с соседями, детей и основополагающие ценности. Как правило, наши взгляды совпадали, и я, почерпнув идею из очередной мелодрамы, сделал предложение на смотровой площадке на крыше Эмпайр-стейт-билдинг в День святого Валентина, за неделю до моего возвращения домой, в Шарлотт.

Мне казалось, я знал, к чему стремлюсь, когда вставал на одно колено. Оглядываясь назад, я понимаю, что Вивиан знала наверняка – не только то, что я именно тот человек, которого она хотела видеть рядом с собой, но и тот, в ком она нуждалась. Семнадцатого ноября 2007 года мы в присутствии друзей и родных связали себя узами брака.

_{* * *}

Вам, наверное, не терпится узнать, что же произошло дальше.

Как у каждой супружеской пары, у нас были свои взлеты и падения, свои испытания и шансы. А когда страсти немного улеглись, я пришел к убеждению, что брак, по крайней мере теоретически, штука замечательная.

Но с практической точки зрения я, пожалуй, выбрал бы более точное определение – «заковыристая».

В конечном счете брак никогда не бывает таким, каким рисует его воображение. Одна половина моего «я», романтическая, всю эту затею наверняка представляла чем-то вроде длинного рекламного ролика открыток «Холлмарк» – с розами и свечами в мягком фокусе, неким измерением, в котором любовь и доверие преодолеют любые испытания. Более практичная половина моего «я» знала: чтобы остаться парой надолго, понадобятся старания обоих. Для этого потребуются ответственность и искренность, компромиссы и смелость в принятии решений. Все потому, что жизни свойственно подкидывать нам крученые мячи именно с тех сторон, с которых мы меньше всего ожидаем их получить. В идеале эти крученые мячи пролетают мимо, почти не причиняя семье ущерба, но бывает и так, что совместное отражение этих хитроумных подач помогает супругам сплотиться.

А иногда крученые мячи со всего размаха ударяют нас в грудь, чуть ли не в сердце, оставляя раны, которые, по-видимому, не заживают никогда.