Состав набирал ход. Лечь бы сейчас и вытянуть ноги, можно даже не ужинать. Но надо накормить детей. И еще – в купе мало места. Нельзя же вытащить пассажиров и сложить в коридоре, как дрова!

Она вошла в следующий вагон и замерла. За приоткрытой дверью одного из купе – легкий сиреневый отблеск ауры… Сердце заколотилось сильнее. Итак, в поезде едет как минимум еще один Иной. Совпадение?

Нелли тихо постучала в дверь.

– Вы позволите?

– Да-да? – интеллигентный, слегка строгий голос. Таким разговаривают экскурсоводы и учителя старших классов.

Светлая.

Она, конечно, ехала на море отдыхать. В бархатный сезон, когда солнце становится не слишком жгучим. Слегка постарше Нелли внешне – то есть около тридцати лет, но внешний возраст для Иной мало значит. Ехала без спутника, значит, живет одна – а умению жить в одиночестве учатся десятилетиями… Немного повыше Нелли ростом, тоже светловолосая, с темно-синими, очень красивыми глазами. На плечах – пушистый платок, в руке – раскрытая книга в мягкой обложке.

– Простите, пожалуйста, что потревожила. Но мне очень нужна помощь.

Обитательница купе так же быстро исследовала Нелли взглядом – на мгновение задержалась на выпирающей слева куртке (кобура) – и коротко кивнула:

– Входите. Что за беда?

У нее примерно твой уровень Силы, пятый. Жаль, на боевого мага совсем не похожа.

– Мне надо добраться до Москвы как можно скорее. Со мной двое детей…

– Вы уже едете в Москву.

– У нас нет билетов. А вы одна в целом купе.

Пассажирка отложила в сторону книгу («Окаянные дни» Бунина), взяла со стола чашку чая, сделала глоток:

– А если ко мне подсадят попутчиков?

Нелли без сил упала на лавку напротив:

– Пусть. Нам хоть бы пару часов… отдышаться. Но почему-то мне кажется, что к вам никого не подсадят.

Женщина посмотрела на мерцающую в Сумраке «золотую нить». На покрытую волдырями левую кисть собеседницы.

– Полина, – представилась она, – чай будешь? Давай-ка сюда руку, уберу ожог.

* * *

Поезд медленно полз вперед, подолгу стоял на перегонах. Нелли казалось порой, что пешеход шел бы скорее.

– Пропускаем «Сапсаны», – объяснила новая знакомая, – я здесь часто катаюсь. Не волнуйся, будем в Москве по расписанию, в девять утра.

Нелли, у которой на этот счет были сомнения, промолчала.

Дети напились чаю с печеньем и вафлями, вскарабкались на верхние полки и сразу заснули.

– Ей лет десять? Уже Иная, – сказала Полина, – а мальчика что не инициируешь?

Нелли покачала головой.

– Девочка не моя. Я ее едва знаю. А сын… его время еще не пришло.

– Ты – мать, тебе решать.

– Несформированная судьба. Решать Сумраку. И знаешь, мы с мужем очень боимся его решения.

Полина привстала и долго с удивлением всматривалась в спокойную радужную ауру спящего мальчика.

– Жребий прихотлив, – сказала она, – и такой путь – тоже путь. Сил вам с мужем принять этот выбор.

– Полина, у тебя есть дети?

– Был сын. Погиб на Гражданской войне.

– Прости.

– Почти век пролетел. Давно отболело.

– Больше не хочешь?

– Детей? Долго не хотела. Сейчас – не от кого.

– Никто не нравится?

– Может, и нравится, – Полина пожала плечами под пуховым платком, – но ведь не так уж плохо одной на свете. Спокойно. И куда нам, Иным, торопиться? Я уже двадцать лет работаю в Русском музее, искусствоведом. Коллеги шепчутся, мол – слишком хорошо сохранилась. Я даже набрала возраст немного, чтобы меньше завидовали. Потом скину.

Женщины рассмеялись.

– Я тоже набрала, – призналась Нелли, – когда Огонек подрос. Нас за брата и сестру принимали.

– Наверное, здорово, когда муж и ребенок – Иные. Мой муж был морским офицером, красавцем и героем войны. Но я с первого дня не могла отделаться от мысли, что придется его хоронить и жить дальше. Эта мысль похожа на червячка, живущего в сердце и грызущего его потихоньку, днем и ночью. Потом уже на всех мужчин начинаешь смотреть так. Родился сын – и с ним та же история. Слышала, некоторые женятся только на Иных своего цвета – так выше вероятность родить Иного. А еще берут Иных детей из обычных семей и делают своими.

– Так поступают Темные.

– Так поступают несчастные, – вздохнула Полина, – а отец твоего парня – он кто, если не секрет?

– Он… – Нелли надолго задумалась. – Мне с ним очень повезло.

– Тоже маг?

– И довольно сильный. Добрый. Заботливый. Характер немного колючий, ясно, в кого сын пошел…

– Подожди-ка.

Они замолчали, прислушиваясь. Поезд уже некоторое время стоял на станции без движения. В тумане за окном бледными пятнами плавали фонари. Полина осторожно отодвинула край занавески:

– Малая Вишера. Здесь стоянка всего две минуты. Обычно…

Нелли почувствовала, как мгновенный озноб сковал тело. Никто из Темных не видел ее. Никто не знает, что она с детьми едет на этом поезде… за исключением той девчонки на Ладожском вокзале. Значит, все-таки разболтала. Рука Нелли инстинктивно скользнула за пазуху – прикоснуться к успокаивающему гладкому металлу оружия. Это не укрылось от взгляда спутницы.

– Что за проблемы у тебя с Темными?

– Лучше тебе не знать.

– Нет уж, я с тобой еду, рассказывай.

– Это личные разборки. Их Дозор помогает моему врагу.

– А наш – тебе?

– Нет. Если встретишь Ночной Дозор, прошу – не говори им обо мне.

– Как все мудрено… И что, кто-то видел тебя садящейся в поезд?

Нелли быстро пересказала свои приключения на вокзале.

– Эта девчонка, – спросила Полина, – не заметила Огонька? Только тебя и Лину?

– Думаю, не заметила. Я уже ни в чем не уверена.

За окном в чахоточном мерцании станционного фонаря скользили тени. Кто-то торопливой походкой прошел под окном – и Полина задернула шторку.

– Может, кто-то важный на поезд опаздывает, – предположила она.

– Ради кого в Малой Вишере задержат состав? Вот что, – Нелли устало прикрыла глаза, – постарайся задержать их. Мы с детьми побежим в последний вагон и спрыгнем.

Полина посмотрела с сомнением:

– И что дальше, в Москву по шпалам? А если вас увидят? Давай-ка мне свою куртку. Роста я примерно твоего, волосы светлые… вряд ли твоя туалетная подруга уже здесь собственной персоной.

– Что ты придумала?

– Побуду тобой. Буди сына, и полезайте наверх, на багажную полку.

– А Лина?

– Лина путешествует со мной.

Огонек не задавал вопросов, подхватил куртку и полез наверх. Полина выключила свет, а затем пустила в ход что-то получше «сферы невнимания», что-то совершенно незнакомое (дореволюционное?), – и Нелли, вжимаясь в стену у нее над головой, снова задумалась, сколько же лет ей может быть на самом деле.

– Теперь даже я вас не вижу, не чувствую, – нервно усмехнулась Полина. Она выглянула в коридор и быстро отдернула голову. – Двое Темных. Проверяют все купе. Хорошо, что мой проводник вас не видел.

Огонек тяжело вздохнул. Нелли сжала руку сына и приложила ствол револьвера к губам. Мальчик отвернулся к стене.

Лина посапывала на своей полке, натянув на ухо плед.

В дверь постучали – тихо, но настойчиво. Полина открыла не сразу… в темноте появилась полоска света, и ее сразу заслонила тень.

– Что вам нужно? – заспанным голосом спросила Полина.

– Задать пару вопросов, – ответил низкий мужской голос.

– Вам скучно и одиноко? Я не знакомлюсь с мужчинами в поезде.

– Мы – Дневной Дозор.

– Так приходите днем.

– Мадам, – перебил второй голос, – поезд никуда не пойдет, пока вы не ответите на вопросы.

– Обязательно это делать сейчас?

– Да. Для начала – вашу регистрационную метку.

– На каком основании?

Первый голос вмешался, и теперь он звучал куда жестче:

– Ты подозреваешься во множественных убийствах и нанесении тяжких телесных повреждений находящимся при исполнении сотрудникам Дневного Дозора. А также в нарушении Великого Договора и предписаний Инквизиции.

Все это должно было, наверное, сильно действовать на любого Иного – но голос Полины даже не дрогнул:

– Вам очень повезло, господа. Я в жизни не убила никого крупнее мухи. Так что можете идти домой спать.

– К дьяволу! Показывай метку, или мне придется снять ее насильно.

– Не сомневаюсь в ваших моральных качествах. Что ж, господин насильник, смотрите…

Несколько секунд длилось молчание. Дозорные пытались сопоставить данные по ориентировке с тем, что видели. Светлая Иная, пятого уровня, блондинка… та или нет?

– Кто едет с тобой в купе? – голос Темного немного смягчился.

– Моя дочь.

– Она тоже Светлая.

– Да, это большая удача.

– Я не вижу у нее регистрации.

– И не увидишь. Она только вчера инициирована. По правилам, у меня есть еще месяц, чтобы все оформить.

– Разбуди ее, я хочу посмотреть.

– Я не обязана этого делать и не стану. Я только недавно ее с трудом уложила. У вас есть дети? Знаете, как это бывает нелегко?

Темный задумался. Нелли, лежавшая прямо у него над головой, вытерла пот. По счастью, им попались не головорезы вроде Дориана, а простоватые местные оперативники.

– Мадам, – снова заговорил второй Темный, более вежливый, – спрошу напрямую: это вы сегодня совершили нападение на нашего агента на Ладожском вокзале?

– Вы о девице из туалета?

– Именно.

– Общественный сортир – отличный наблюдательный пункт. Браво! Да, это была я.

– Думаю, вам следует объясниться.

– Думаю, вам следует лучше инструктировать младший персонал. Ваша девчонка пользуется служебным положением для того, чтобы воровать энергию у людей. Я поймала ее за этим делом, но пожалела и решила не вызывать Ночной Дозор, просто сделала небольшое внушение.

Нелли мысленно отругала себя за слабохарактерность. Выстрели она тогда – сейчас поезд спокойно мчался бы к Москве.

– У нас другая информация, – сказал Темный.

– Ваша сотрудница лжет. Ей стыдно, что она оплошала.

– Минуту подождите.

Дозорный отошел в коридор. Было слышно, как он говорит по телефону, прикрыв трубку рукой. Нелли не могла разобрать ни слова. Мысленно она аплодировала Полине. Та не только выставила в новом для ищеек свете все произошедшее на вокзале – она указала им обратно на Питер. Если в адлерском поезде едет не Нелли, а кто-то похожий на нее, значит, надо продолжать искать в городе.

– Мадам, – вернулся вежливый, – приносим извинения, но вам с девочкой придется пройти с нами.

– Куда это?

– На станцию. Вашу невиновность должен подтвердить свидетель, он уже едет сюда.

Дориан!

Нелли прицелилась сквозь багажную полку, на звук голоса Темного. Два выстрела – и снова бежать что есть сил, бежать без оглядки.

– Убирайтесь-ка вон, господа, – устало сказала Полина. – Ваш свидетель, будь он хоть сам Завулон, мне не интересен. Вам надоела тихая жизнь в Малой Вишере? Хотите острых ощущений? Извольте. Я сейчас же звоню главе Петербургского бюро Инквизиции Коле Ракитскому, это мой хороший друг, и вам придется держать ответ перед ним – на каком основании вы, в нарушение всех прав…

– Но, мадам, понимаете, мы должны… – растерянно начал Темный. Нелли стало даже немного жаль его. Однако Полина была права – дозорные не имели веских оснований для задержания.

– Зато я ничего не должна. Пусть ваш свидетель, если ему так приспичило, найдет меня в Сочи. И не завтра, а послезавтра – когда я устроюсь и отдохну с дороги.

Темные молчали, не зная, что предпринять. Женщина могла и в самом деле знать Ракитского… или не знать. И у нее была регистрационная метка законопослушной Иной, которую невозможно подделать.

– Вы обещаете, – смущенно прокашлялся вежливый, – по приезду сразу же явиться в сочинский Дневной Дозор и зарегистрироваться?

– Я же в любом случае обязана это сделать, – терпеливо, словно ребенку, объяснила Полина.

– Черт с вами, – решился Темный, – подпишите вот это и можете ехать.

– Что это?

– Расписка в том, что вы не имеете к нам претензий.

– Мой список претензий к вам не уместился бы на этом листочке…

– Короче, простая формальность. Хотите ехать – гоните автограф.

Полина что-то еще проворчала, но судя по тому, что разговор закончился, подписала отказ от претензий к Дневному Дозору.

Дверь захлопнулась. Вскоре поезд, покачиваясь и стуча колесами, покатился дальше.

– Вот и все, – выдохнула Полина, – по-моему, прошло неплохо.

Нелли спрыгнула к ней сверху и крепко прижала к себе.

– Тебя же всю трясет. Как после драки!

– Там, – пробормотала Полина, – у меня в сумке… фляжка коньяку.

– Ага, сейчас… мне тоже не помешает. Ты правда знаешь этого Ракитского?

– Нет, конечно… тише, тише, не разбуди Лину.

Полина сделала хороший глоток и закашлялась.

– А ты непроста, Нелюшка…

Бывшая дозорная скромно опустила ресницы.

– Множественные убийства? – продолжала Полина. – Нарушение Великого Договора? Ты? Или твои деточки?

– Думаешь, я хотела для себя такой судьбы? Жребий прихотлив.

Поезд уносился вперед, взрывая ночь грохотом и лязгом, наверстывая потерянное в Малой Вишере время.

– Я не понимаю, – подал с верхней полки голос Огонек, – зачем это все?

– Что зачем? – переспросила Нелли.

– Отчего они так преследуют нас. Зачем папа поставил бомбу и взорвал столько народу. Почему вы все время убиваете, убиваете?

Женщины переглянулись.

– Понимаешь, Свет и Тьма не могут всегда быть в согласии и мире друг с другом, – сказала Полина. – Мы слишком разные, у нас разные цели, разные взгляды.

– Но ведь Великий Договор для того и заключался, чтобы был мир.

– Мир, – тихо, но твердо проговорила Нелли, – наступит только тогда, когда победит либо Свет, либо Тьма.

– Значит, все плохие должны убить всех хороших – или наоборот?

– Не обязательно. Да это и невозможно. Если мы перебьем всех Темных – будут рождаться новые.

– Как же тогда можно победить?

– Одна из сторон установит свои правила, свой закон. А другая будет ей подчиняться.

– За это вы воюете? – хмыкнул Огонек. – За это столько народу полегло?

Нелли промолчала.

– Умный парнишка, в тебя пошел, – шепотом сообщила ей на ухо Полина, – давай еще по пять капель и попробуем поспать.

* * *

Глубокой ночью Огонек соскользнул со своей полки и тихонько открыл замок на двери купе. Нелли подняла голову, бросила взгляд на часы – 3:48 утра. Дождь иссяк, и за окном сквозь ветхое облачное одеяло подмигивали звезды.

– Ты куда?

– Туда, где сыро и плохо пахнет…

– Подожди. Я с тобой.

– Ну, мам! Это смешно.

– Вот и посмеемся вместе, – Нелли сунула револьвер за пояс, – идем.

Свет в коридоре давно погасили. Из-за дверей соседнего купе доносился густой богатырский храп, заглушавший даже стук колес. По белым занавескам с силуэтом чайки и надписью: «Санкт-Петербург – Адлер» чиркали стрелы электрического света – состав проносился мимо станции.

– Видишь, никого нет, – буркнул мальчик.

Нелли проводила его до туалета. Табло горело зеленым: свободно.

Пока Огонек делал свои дела, она ждала у окна. Пусть сын ворчит, вырастет – поймет. Подросток мечтает о свободе, как грезит о полете птенец, у которого еще не окрепли крылья. А вместе с силой крыльев приходит понимание, что свобода – это не полет. Свобода – это покой.

Сходясь и разбегаясь, летели над серебряным от лунного света лесом поющие провода. В дальнем конце вагона тлел над бойлером алый глаз индикатора.

– Что ж, в унитазе никто не прятался, – сказал мальчик, выйдя из кабинки.

– Не представляешь, как я рада это слышать.

Он коротко, по-взрослому, обнял ее:

– Идем спать. Ты выглядишь так, будто весь день разгружала вагоны.

– По сравнению с этим разгружать вагоны – отдых.

– Как мы завтра найдем отца?

– Утром позвоню ему с телефона Полины. Звонок, конечно, отследят, но мы будем уже в Москве, и он успеет…

Алая искра индикатора (индикатора?) быстро поплыла навстречу им по коридору. Нелли схватила сына за плечо, оттолкнула назад.

На пути к купе темнел высокий силуэт. Алый огонек мерцал на его макушке – он вдруг стал ярче, запульсировал горячо, как жерло гиперболоида.

Это за нами. За нами!!

Нелли словно окунули в ледяной колодец. Мрачная груда надвигалась, закрывая свет. И странное дело – Сумрак был спокоен.

Они не поверили Полине. А ты думала – почему они так легко ушли?

Светлая волшебница нанесла удар первой – огненный бич рванулся из ее ладони, оплел незнакомца. Она видела, как пламя мгновенно охватило его и сразу схлынуло, не причинив вреда. В молчании, не дрогнув, не издав ни звука, он двигался к Нелли. В голубой вспышке луны мелькнуло пугающе безжизненное плоское лицо – без признаков глаз, рта и носа.

– Что ты такое?

Только сейчас Нелли поняла: у чудовища не было ауры!

Она ударила «прессом», но незнакомец лишь слегка покачнулся – и вдруг рванулся вперед.