Читать книгу «Честь имею» онлайн полностью📖 — Николая Ярыгина — MyBook.
image

– Хорошо, мадам, я выполню все ваши требования. – От моих слов бабуля даже засмущалась. – Только вот что-то с памятью у меня плохо, я не помню все, что было до вчерашнего дня, и это меня пугает, – начал я разрабатывать свою легенду.

Старуха покачала головой и развела руками.

– Тут я не помогу. Удар был очень сильный, как еще кости выдержали, и голову не пробило совсем! Со временем, я думаю, память вернется, но честно скажу, что бывает по-разному.

И она, как-то ссутулившись, повернулась, чтобы уйти.

– Э… бабушка Ингри, ты это куда собралась? А деньги?

Я метнулся наверх, к сумкам, быстро достав кошель, вытащил серебряную монету и с десяток медяков, уже через пару мгновений стоял перед лекаркой.

– Вот это за зелья, – сказал я, протягивая медяки, – а это за лечение и беспокойство, – и я протянул серебряную монету.

Вилкул, который крутился все это время тут же, смотрел на нас, открыв рот.

– Да куда ж мне таки деньжищи-то, да и ничего я такого и не сделала! Ты молодой, на тебе и так все быстро заживает!

– Бери, бери, бабушка, я ценю свою жизнь и здоровье, спасибо тебе!

– И тебе спасибо, господин! – поклонилась она мне.

На душе стало легко и как-то умиротворенно. Я с улыбкой посмотрел на Вилкула. Тот стоял, до сих пор открыв рот, и с удивлением смотрел на меня.

– Рот закрой, а то жук залетит! – смеясь, сказал я.

Он бочком, бочком двинулся к дому, переводя взгляд с меня на знахарку и обратно. Я так и не понял, что так потрясло парня.

После ухода знахарки я опять забрался на сеновал и предался размышлениям. По всему выходило, что забросило меня или в параллельный мир, или глубоко в прошлое. Книги я тоже читаю и не раз сталкивался с таким сюжетом. И видно, как раз в тот момент, когда парень, в чьем теле я сейчас нахожусь, отдал богу душу, ударившись о камень при падении с лошади, я в это же время преставился, сбитый машиной. Как и почему все это произошло, не знаю. Думаю, раз дала судьба второй шанс, будем жить – чего голову ломать. С этими мыслями я снова задремал.

Проснулся, когда солнце пересекло точку зенита и день находился во второй своей половине. Во дворе Петро распрягал лошадь и о чем-то разговаривал с Арной, и та, улыбаясь, что-то ему отвечала. Чтобы не поставить хозяев в неловкое положение – мало ли, может, они меня обсуждают, – я громко кашлянул. Оба собеседника посмотрели в сторону сеновала. Арна, махнув рукой, пошла куда-то за дом, а Петро, взяв что-то с телеги, завернутое в холстину, полез ко мне.

– День добрый, господин! Мы со старостой и гончаром ездили коня прибрали, да шкуру с него сняли – чего добру-то пропадать. И вот что нашли-то.

И он развернул сверток, который держал в руках. В свертке была шпага или тонкий меч – я в этом роде оружия никогда не разбирался, в отличие от короткого холодного оружия, всевозможных ножей, кинжалов и стилетов, или огнестрельного оружия, которое знал досконально: все-таки за плечами высшее рязанское училище ВДВ да почти четыре года Афгана. Шпага была в простых, немного потертых ножнах безо всяких украшений, ножны крепились к ремню при помощи колец.

– Вот, – сказал Петро, – застежка лопнула, когда вы с коня сверзлись, она-то и отлетела подальше, чем вы лежали, а мы сегодня нашли.

Я немного вытащил лезвие из ножен. Неширокое, у самой гарды всего сантиметра четыре, плавно сужающееся к острию, с обоюдостороней заточкой и витой гардой и перекрестьем, оно завораживало своей хищной красотой. По лезвию шла какая-то надпись из таких же букв, что и в грамотах.

Петро мялся, порываясь мне что-то сказать, но, видно, не решался, и это создавало какую-то неловкость.

– Так, Петро, говори, что хочешь сказать, не ходи кругами, – оторвав взгляд от лезвия меча или шпаги – пока не знаю, как это назвать, – попросил я.

– Господин, ты не серчаешь, что мы коня твого ободрали? Так пропал бы или зверье потратило бы.

– Погоди, – остановил я его, – я абсолютно не в претензии и очень тебе благодарен за то, что вчера не оставил меня в поле и за… – Я замялся, не зная, как сказать. – За оружие, – решил я не конкретизировать то, что вернули мне сегодня.

– Та что вы такое говорите, как это оставить! Нельзя такое, первым делом помочь надо! – Видно было, что у Петро камень с души упал, и он заторопился. – Пойду, коня еще распрячь да попоить и в загон поставить надо.

Я махнул рукой, иди мол, а сам задумался: он что, думал, что я позарюсь на дохлого коня или деньги потребую?! Хотя кто его знает, какие тут бывают господа! Мало ли на свете самодуров и сквалыг!

Тут снова заскрипела лестница на сеновал. Да сегодня у меня просто нет отбоя от посетителей! Ну и кто бы сомневался, Вилкул собственной персоной.

– Там это… – шмыгнул он носом, – Арна вашу одежду постирала и разгладила.

– Ну что же, спасибо твоей Арне, славная хозяйка будет! Вот, возьми, отнеси ей.

Я протянул ему сыр, лепешку и все остальные припасы, которые были у меня в сумке, и того как ветром сдуло.

Через некоторое время появилась и Арна, неся камзол и рубашку.

– Вот что там было, – протянула она мне массивный серебряный перстень.

Я взял его и принялся рассматривать. Ничего особенного, только на печатке выгравирована почти такая же кошачья морда, как и на грамотах, и есть надпись по кругу.

– Ты можешь читать? – спросил я девушку.

– Да, могу, только не по-кентийски, – ответила она и зарделась. И тут же перевела разговор на другое: – Камзол я вам вычистила и зашила, а рубашку постирала, но кровь долго была на материи и остались заметные пятна.

Осмотрев одежду, я понял, что она безнадежно испорчена.

– Скажи, – обратился я к Арне, – а где у вас здесь можно купить одежду, есть здесь какая-нибудь лавка?

– Нет, что вы, это только в городе! Вот скоро староста поедет в город, повезет с дядькой Онимом горшки на продажу, можно с ними поехать.

– Спасибо тебе, Арна.

Девчонка снова покраснела.

– Господин, я сделала все, что смогла, – пролепетала она, вся красная, и быстро ретировалась, сославшись на срочные дела.

Вечер подкрался как-то незаметно. Ужин, который приволок мне Вилкул, состоял из той же похлебки, куска сыра и лепешки, которые я раньше передал Арне. После ужина меня заставили выпить розовых капель, разбавленных водой. И я остался один.

Лежа на спине, предался размышлению, пытаясь выстроить свою линию поведения и жизненные принципы в этом мире. Судя по отношению ко мне Петро и других жителей поселения, я не крестьянин… может, мещанин или какой-нибудь мелкопоместный дворянин. Надо найти свое место в этом мире. А раз так, то не мешало бы как можно больше узнать за него, сейчас это будет не так удивительно для окружающих, все-таки удар головой, потеря памяти и так далее, и свидетели есть.

А еще у меня стали появляться какие-то смутные воспоминания, не принадлежащие мне. Это может быть или какой-нибудь посттравматический синдром, или память прежнего владельца тела начинает проявлять себя. Надо как можно быстрей попасть в город и составить список всего необходимого: одежда, кое-какой инструмент, ну и конь, конечно – как-никак, средство передвижения.

Когда-то давно, на заре своей юности, я несколько летних каникул подрабатывал помощником пастуха в совхозе, где проживали родители моей матери. Так что ухаживать, ездить и обращаться с конем я мог, хотя, наверное, и не на должном уровне, но, как говорится, лиха беда начало. А вот обращаться со шпагой и мечом я не мог абсолютно. Да, я знал ножевой бой, как и рукопашный, в училище нам его преподавали, мог метать любой острый предмет в цель. Но короткое и длинное холодное оружие – это две большие разницы, как говорят в Одессе. Многое надо узнать, многому надо научиться. По всей вероятности, придется немного тут пожить, пока не ознакомлюсь с реалиями этого мира. А там уже будем решать вопросы по мере их появления. С этими мыслями я и заснул.

Проснулся я так же, как и вчера, лишь только заалел восток… Первое, что осознал, пробудившись – это то, что меня распирало от избытка сил и жизненной энергии. Да я так себя никогда в жизни не чувствовал! Мы, рождаясь и взрослея, живем в одном и том же теле, и все, что происходит с ним и с нами, принимаем как должное. А тут старый, больной инвалид получает молодое здоровое тело, в котором ни что не болит, не тянет, не создает неприятных ощущений. Хотелось петь, смеяться и делать глупости. Спрыгнув с сеновала, я пошел к бочке, стоящей у крыльца дома, и, сняв рубашку, принялся умываться, фыркая от удовольствия. Эх, в баньку бы сейчас или даже в речке поплескаться – было бы замечательно!

Дверь дома открылась, и в проем выглянул Вилкул, за которым виднелась фигура Петро. Я улыбнулся и брызнул водой в Вилкула.

– Ааа, – заверещал тот, – холодно!

– А ты как думал! – засмеялся я. – Мастер-гончар должен по утрам холодной водой обливаться.

Вилкул на короткое время впал в задумчивость.

– Не, – протянул он, – дядька Оним так не делает! – И уже тише добавил: – Наверное.

Я захохотал от переполнявших меня чувств и продолжил водные процедуры. Из дома вышла Арна и протянула мне чистую холстину, служащую, по всей вероятности, полотенцем. Подмигнув ей, чем снова вогнал ее в краску, я принялся вытираться. Ох, как же хорошо быть молодым!

– Петро, а как мне вашего старосту увидеть.

– Так чего же! – Тот почесал затылок. – Вилкул, а ну позови дядьку Сарта!

Старостой оказался степенный мужик лет сорока пяти, с окладистой бородой и умным взглядом зеленых глаз. Народ здесь оказался малорослым, вот и староста был почти на голову ниже меня, а Петро – тот еще больше. А может, это я просто высокий, хотя и мускулатура у меня была развита пропорционально росту, я бы даже сказал, довольно сильно. Нет-нет, не Шварценеггер, однозначно, но все-таки.

– Господин Сарт, скажите, когда от вас что-то поедет в город?

Сказать, что староста был поражен – значит ничего не сказать, он был просто шокирован. Оказалось, что обращение «господин» используется только при обращении простолюдина к благородным людям. А если благородный обращается к простолюдину и хочет оказать ему уважение, используется обращение «ден», или просто называют человека по имени. Но это мне объяснили позже, а пока я смотрел на впавшего в ступор старосту и ничего не мог понять. Кое-как справившись с изумлением (еще бы, ведь я причислил его к благородным!), староста наконец прогромыхал, что вот как раз послезавтра и пойдет в город караван из трех телег, кстати, весь транспорт, что и был в деревушке, и он будет счастлив предложить мне место на одной из них.

А потом я еще предложил ему кое-что обговорить, с глазу на глаз, а также попутно выяснить кое-какие детали. Наша беседа растянулась часа на три, и только когда я полностью уточнил все детали предстоящего дела и согласовал порядок действий, мы с ним расстались, предварительно договорившись пока всё держать в секрете. Эти земли, на которых стояло село, раньше принадлежали графу Торву де Сакта, после его смерти наследников не оказалось. А дальние родственники от наследства отказались, так как графство было в больших долгах. Вот и отошло село к имперским землям и оказалось никому не нужным. Один раз, лет десять назад, приезжал чиновник из канцелярии императора, переписал население, назначил по новой налог на каждый год и уехал. А село с каждым годом хирело и хирело.

Расставаясь с Сартом, я также озвучил ему версию с потерей памяти от удара – что даже имени своего я не помню и что Ингри помочь мне пока не может. Староста покачал головой, глядя на меня с сожалением. Думаю, теперь по деревне пойдут пересуды, и все мои промахи и незнание простых вещей, а также вопросы, которые мне придется задавать, спишут на мою травму и приключившуюся от этого потерю памяти.

Перекусив тем, что предложили, и запив все горячим травяным настоем, я решил пройтись по селению, осмотреться и просто ближе познакомиться с миром, в который попал, взяв с собой в проводники Вилкула. Проводник он был своеобразный: маленький, верткий и не замолкающий ни на минуту. Слова из него вылетали, как очередь из пулемета.

Селение состояло почти из тридцати дворов, улиц как таковых здесь не было. Дома располагались довольно далеко друг от друга, только тропки или дорожки к домам. Это были аккуратные домики, при каждом из которых имелись палисадник и небольшой сад, а на заднем дворе огороженный скотный двор (как я убедился, какую-нибудь живность здесь держали все). Селение плавно спускалось к реке. Как сказал Вилкул, называлась она Быстрая. В ней водилось много рыбы, которую ловили сетями. Правда, осенью порвалась последняя сеть, и дядька Сарт обещал купить, когда поедет в город.

С северной стороны в туманной дымке были видны горы, а с запада и востока селение окружал лес. Насколько я мог судить, природа вокруг была вполне привычной – в лесу виднелись ели и березки, в палисадниках росли кусты малины, в садах цвели яблони и вишни.

Вдоволь набродившись и посидев у речки, мы решили вернуться. Уже подходя к дому, мы услышали шум и истерический крик Арны. Не сговариваясь, мы с Вилкулом бросились к дому. Когда подбежали, то перед нами предстала ужасающая картина – я даже от неожиданности растерялся. Несколько личностей, заросших бородами по самые глаза и в довольно потрепанной одежде, хозяйничали во дворе. Один из них запрягал коня Петро в телегу; слышался шум в загородке для скота – там тоже кто-то хозяйничал. Посреди двора лежал Петро, голова его была в крови, и признаков жизни он не подавал. Двое незнакомцев скрутили руки Арне. Увидев меня, они на какое-то время оторопели, чем она и попыталась воспользоваться, чтобы убежать. Но попытка была жестоко пресечена: не задумываясь, ее ударили по голове, и она упала под ноги разбойников. Вилкул рванулся к сестре, но я успел его схватить за ворот и прошипеть:

– Стой и не двигайся!

Разбойники, разглядев, что оружия у меня нет, осмелели, и один из них, тот, кто ударил Арну, вынув из ножен меч и поигрывая им, направился ко мне. Бешенство накатило на меня волной, обдав жаром, но при этом не мешая трезво мыслить. Не задумываясь, я рванул навстречу приближающемуся бродяге, по пути прихватив стоящие у сеновала деревянные вилы. Разбойник, увидев то, что я делаю, даже остановился в нерешительности, только вот я останавливаться не стал. Боже, да какой там меч – руки у меня длиннее, а вилы, пусть и деревянные, но тоже метра полтора в длину! Вот и все, он даже замах не успел изобразить, как оказался нанизан на вилы.

Я подхватил его меч, но, прекрасно понимая, что воспользоваться им я не сумею, недолго думая метнул его, как копье, во второго, у ног которого лежала Арна, и, как ни странно, попал в грудь так, что меч вышел со спины. Не останавливаясь, я рванул к тому разбойнику, что седлал лошадь. Тот, видя, что произошло с его подельниками, заверещал с перепугу и попытался убежать. Но куда там! Догнав его в два прыжка, я ударил его кулаком в затылок, вложив в удар всё свое бешенство. Что-то хрустнуло, разбойник всхлипнул и упал без движения. Из загородки для скота выползли еще двое, один держал в руках дубину, другой волок двух коз.

– А ну стоять, где стоите! – прорычал я и даже сам удивился, столько в моем голосе было непререкаемой власти.

Разбойники оторопели вначале, а потом осознав, что происходит, упали на колени и заголосили, размазывая сопли и слезы по лицу, мол, они не виноваты, их Крист заставил.

– Вилкул, а ну быстро за бабушкой Ингри и старостой! А вы стойте так и не шевелитесь, иначе убью!

Я попытался определить, жив ли Петро. Приложив пальцы к артерии на шее, почувствовал толчки – значит, жив. Поднял и перенес его в тень к сеновалу, потом подошел к Арне. Та уже пришла в себя и пыталась приподняться. Я подхватил ее на руки и понес в тень к Петро. Доверчиво прижавшись ко мне и обхватив мою шею руками девушка разрыдалась.

– Ну, ну успокойся, все закончилось, теперь все будет хорошо, – шептал я, пытаясь успокоить ее.

Через некоторое время появились староста и знахарка. Староста прошел, посмотрел на мертвых разбойников и покачал головой.

– Вот и отгулял разбойник Крист, – сказал он. – А ведь почти три года ловили!

Тут появились еще мужики, некоторые были с вилами и топорами. Осмотрев все кругом, принялись деловито вязать оставшихся двоих разбойников. А бабуля квохтала над двумя жертвами разбоя. Жертвы уже пришли в себя, Арна перестала рыдать, а Петро пытался сфокусировать взгляд на происходившем во дворе и морщился.