– Напомню, что этих красивых рыб с золотистой чешуей и красным хвостом развели в Китае для украшения императорского бассейна. Впрочем, в средние века пройдошистые мандарины наладили их продажу некоторым азиатским и европейским монархам – за очень большие деньги. Теперь вопрос: путем селекции какого вида природных рыб удалось создать такую чуду-юду? Варианты: форель, окунь или карась.

– Неужели не форель? – почти шопотом произнесла Елизавета Петровна. – Красавица форель и жалкие карась и окунь…

– Вот всю жизнь ты за одной красотой тянулась, – не сдержала упрека Евдокия, – а теперь сидишь тут да в игры играешь…

– С тобой на пару, – вернула упрек Елизавета. – Две бобылихи…

– Включаем рассудок, – ввернул Сергей. – Игра эта как бы интеллектуальная…

– Тогда карась или окунь, – встрепенулась Елизавета, – раз в стоячей воде дворцового бассейна смогли жить.

– У карася чешуя крупнее, чем у окуня, – добавила Евдокия. – И цвет ее бывает золотистый.

– Так что, карась?

– Подсказок больше нет и сомнения недопустимы,– решилась Евдокия. – Карась!

– Вот это молодцы, хоть и дамы! – разулыбался Сергей. – Карась!!

– Ура-а! – воскликнули помолодевшие сестры и кинулись обниматься.

– А вот это преждевременно, – остудил их пыл ведущий. – Десятый вопрос стоимостью в 50 рублей еще перед вами. Будете бороться?

– Еще спрашивает, – удивилась Евдокия Петровна, – Задавай.

– Тогда вот преамбула к вопросу. Во все времена и во всех государствах существовало имущественное, и, как следствие, политическое неравенство граждан – что порождало недовольство масс, потом ненависть к олигархам и властьпредержащим, а кончалось все бунтами или революциями. Яркий пример – французская революция, завершившаяся деспотическим правлением Наполеона. Многим казалось и теперь кажется, что это неравенство в природе человеческого общества, а иные говорят: от Бога. Но в древней истории Средиземноморья есть замечательный пример государства, в котором все граждане и по закону и по существу обладали совершенно одинаковым имуществом и более или менее равными политическими правами. Просуществовало это государство в таком режиме более 300 лет. Вопрос: что это за государство? Варианты: Иудея, Карфаген, Спарта.

– Откуда ты это взял, Сергей Андреевич? – ожидаемо удивилась Евдокия Петровна. – Что за ересь?

– В трудах одного из историков древности. Точнее не скажу, это будет уже подсказка.

– Так это, и правда, возможно? – просияла Елизавета Петровна. – Вот здорово!

– Да где ты богатства столько возьмешь, чтобы все жили хорошо? – возмутилась Евдокия Петровна.

– Предметы роскоши и вообще обогащение в этом государстве были запрещены законом, – добавил Городецкий. – Справедливости ради стоит сказать, что там жило много рабов, которые и трудились на благо граждан.

– Так это другое дело! – заулыбалась старшая сестра. – В это можно поверить. Впрочем, лично я без предметов роскоши чувствовала бы себя неуютно.

– Отвечать будем? – нажал ведущий.

– Про Иудею я помню, что там правил царь Ирод, – начала рассуждения Елизавета Петровна. – А он точно погряз в роскоши и многих младенцев перебил…

– История Иудеи была долгой, – заметил Сергей. – Там правили и более достойные цари – например, мудрый Соломон или храбрый Давид…

– Про Карфаген я знаю, что он долго боролся с Римом, – подключилась старшая сестра, – но бог знает, какие там были порядки…

– Про Спарту я больше помню! – обрадовалась вдруг Елизавета Петровна. – Спартанцы все время воевали и почти всех побеждали, даже персов. Они не терпели многословия и выражались кратко, лаконично: «со щитом иль на щите!» – сказала мать сыну, уходившему на войну. Они весь день были заняты: упражнялись с оружием, обучали молодежь, обсуждали на форуме текущие гражданские или политические дела… Домой приходили только переночевать – вот ужас! Но вообще-то довольно симпатичный был народ, очень честный. Наверное, они могли организовать государство гражданского равенства…

– А вы, Евдокия Петровна, что еще скажете?

– Пожалуй, Лизанька права, я тоже про эту Спарту вспомнила. Всю Грецию покорили, но в конце концов кто-то их одолел.

– Значит, Иудею и Карфаген вы отвергаете? Что ж, подсказок больше нет, ответственность переложить не на кого. Ваш ответ?

– Спарта, – вместе сказали сестры.

– Ура! – скажу теперь уже я. – В труде греческого историка Птолемея «Биографии» описан законовед Спарты по имени Ликург, который долго путешествовал по свету, приглядываясь к жизни в других государствах, и по возвращению в Спарту предложил собственный свод законов, по которому все свободнорожденные спартанцы были уравнены меж собой. Народному собранию на форуме эти законы понравились, и они были приняты. Там было много, конечно, несуразиц вроде железных денег размером с тележное колесо, питании всех сытной, но однообразной пищей и только в столовых, очень краткого времени на исполнение супружеских обязанностей и так далее. Но в каждом гражданине появилось чувство собственного достоинства, а мощь спартанского государства резко возросла, так что Спарта, в конце концов, стала доминировать среди многочисленных греческих государств. Крах этого государства произошел через разложение его военных вождей, которые не смогли преодолеть соблазн и вывезли из покоренных Афин предметы роскоши в собственное владение и тем породили зависть у других спартанцев, чувство неравенства, далее ненависть, разброд – а за этим тотчас пошли поражения в военных столкновениях. Добили их, как известно, македонцы, а окончательно принизили римляне.

– Какого молодца ты вырастила, Елена Михайловна! – расчувствовалась Евдокия Петровна. – Ну, теперь ты им одна владеть не будешь. Он ведь любое общество в Красноярске оживит, везде будет принят! А мы должны найти ему более подходящее занятие, чем архивное, да и более денежное, чего тут лукавить. Как вы думаете, Иннокентий, Александр?

– Что тут думать, поразил, – произнес Иннокентий Петрович. – Теперь любая дорога ему будет открыта. Но Вы ведь геологом стать хотели, Сергей Андреевич?

– И сейчас хочу, да денег пока на свое обучение не заработал.

– Это Вы в том смысле выразились, что чужих денег, в дар или в долг, принять не хотите?

– От вашего семейства, пожалуй, взял бы, но мне почему-то кажется, что я за эту осень и зиму смогу все-таки в Красноярске нужную сумму заработать, да и мама может выделить от своих нынешних доходов.

– Вот это уж верно, – встрепенулась Евдокия Андреевна. – У Елены Михайловны такие таланты белошвейные обнаружились, что она в ближайшее время сможет, видимо, свой модный салон организовать, в который мы постоянно ходить будем. И денежки ей носить.

– А что касается более денежного дела, – заговорил вдруг Александр Петрович, по-европейски элегантный, бритый господин лет пятидесяти, – милости прошу Вас, Сергей Андреевич, зайти завтра с утра в мою контору (где она находится, Вы ведь знаете?), а вашему старшему архивариусу я записку передам по поводу Вашей отлучки.

– Спасибо, Александр Петрович, буду с утра, – четко заверил Городецкий. И спустя небольшой промежуток времени спросил:

– Так что, Евдокия Петровна, будете бороться за 100 рублей?

– Нет, Сережа, подустали мы что-то с Лизанькой мозги напрягать. Да и повара мне сигналят, что пора гостей ужином потчевать…

Глава седьмая. Внедрение в АО «Драга»

Поздним вечером по возвращении домой (ехали в коляске, предоставленной радушной Евдокией Петровной и везли остаток от банка в количестве 125 рублей!), после восторженных охов, ахов и объятий с матерью и сестрой (как льнул к Елене Карцев, используя восторженное ротозейство Городецкого!) реципиент и подселенец оказались, наконец, одни в своей каморке.

– Вы что-то очень льнули к матушке? – задним числом обеспокоился Городецкий. – Она даже чуть оттолкнула меня.

– Что поделаешь, если она мне так нравится? И сегодня, у Кузнецовых была ярче всех – чтобы ты там ни говорил про Серебрянникову.

– Но это никуда не годится! Я требую эти поползновения прекратить!

– Так ведь и я душу имею, а она к Елене Михайловне тянется… Ладно, ладно, понимаю я все, больше не буду. Заводи поскорее себе маруху, только такую, чтобы и мне понравилась – и будем вместе наслаждаться…

– Что еще за маруху? Прекратите использовать свой жаргон! Слышали бы Вас сейчас те гости, которым Вы весь вечер голову морочили…

– Не морочил, а вел агитацию в направлении общечеловеческих ценностей. Если эти господа, хозяева жизни, себя в дальнейшем правильно поведут, то есть примутся всерьез улучшать жизнь красноярских рабочих, то может быть и не случится здесь революция, до которой всего ничего – три года!

– Да кто начнет эту революцию?

– Рабочие железнодорожных мастерских, к которым присоединятся солдаты, едущие из Маньчжурии, после поражения в войне с Японией.

– Так Вы и про войну все знаете заранее…

– Не все, через пень-колоду. Но можно узнать все, что о ней у нас опубликовано. Только это много времени займет…

– Неважно! Главное все эти подробности учесть и ход сражений изменить!

– Было бы хорошо, так как именно поражение спровоцировало первую русскую революцию. Вот только передать эти сведения военной администрации страны не представляется мне возможным.

– Просто пойти и рассказать генерал-губернатору!

– Эх, святая простота! И где ты окажешься в итоге? В доме для сумасшедших.

– Но нельзя же ничего не делать!

– Что можно сделать, я еще подумаю. И ты думай, только по-умному. Пока же наша задача – проникнуть в финансово-политическую элиту Красноярска. Глядишь, нас кто-нибудь и услышит, проникнется доводами.

– Так мы, вроде бы, уже в нее проникли…

– Первый шаг сделали, не спорю. Но дальше надо укореняться, да из младенцев в мужи перебираться. Бороду что ли отпустить?

– Нет, мне не хочется ходить с этой мочалкой!

– Ладно, я тоже, признаться, волосню на роже не люблю. Придется вводить новую моду – на моложавость! Потянем? Тогда женщинам тоже придется срочно помолодеть да вернуться к тем самым декольте. Кстати, знаешь, до чего они доходили в Бургундии? До сосков! И потому их подкрашивали.

– Не может быть… Впрочем, с Вами я чему угодно верю…

– Ну что, проведем сеанс твоего усыпления? Твои руки тяжелеют…

В восемь утра понедельника, к началу рабочего дня у конторских служащих, Сергей Городецкий вошел в здание Красноярского золотодобывающего товарищества «Драга» на Воскресенской улице.

– Погодь, молодой человек, – преградил ему путь седой, с морщинистым лицом массивный старик в подобие виц-мундира, явный ветеран-золотоискатель. – Ты по какому делу?

– Я пришел по приглашению Кузнецова Александра Петровича.

– Так-так… Только он раньше девяти в контору не приходит, да и в девять может не быть – если в «Пароходство» зайдет сперва.

– Хорошо, я приду к девяти, – повернулся к выходу Сергей.

– Погодь. Может, тебе к Гудкову Павлу Козьмичу пройти, заместителю его – он уже здесь, раньше всех приходит.

– Нет, мне эта задержка кстати, я смогу пока у своего начальства отпроситься…

– Ну, смотри, твое дело. Гудкова-то ты все равно не минуешь – если работу пришел просить.

Александр Петрович появился в товариществе в десять и сразу увидел Городецкого, сидевшего напротив входа, с разрешения вахтера.

– О, Сергей Адреевич… Извините, что пришлось ждать, меня дела в «Пароходстве» задержали. Сложная в этом году навигация… Ну, пойдемте в кабинет, поговорим.

В кабинете, обставленном со сдержанной роскошью, их встретила молодая секретарша в длинном платье, но с разрезом на боку, доходившем до колена, и с очень скромным подобием декольте – до ямочки меж ключицами. Что, тем не менее, придавало ее облику явную эротичность.

«Эге! – подумал Карцев.– У Александра-то Петровича замашки плейбоя!»

Тем временем, хозяин кабинета, коротко поздоровавшись с Маргаритой Александровной («Поди зовет наедине Марго?»), занял начальническое кресло в торце длинного стола и показал Сергею ближний к себе стул обочь стола. Секретарша заняла полукресло за маленьким столиком с громоздким «Ундервудом» в глубине кабинета.

– Итак, Сергей Андреевич, Вы не против стать работником нашего товарищества?

– В смысле кем? – вырвалось у огорошенного таким напором просителя.

– Пока не знаю. Нам грамотные люди на всех участках нужны. Вы-то склонны больше к геологической разведке?

– Наверно, да. Хоть я знаю о шурфовке только теоретически…

– Дело, в общем-то нехитрое: наметил линию поперек долины, разбил на ней шурфы с нужным шагом, показал горнякам и потом только успевай описывать пройденные породы по уходкам (по 10 дюймов, обычно) и отдавай уходки целиком на промывку. Намытое же золото надо точно взвесить, чтобы иметь возможность подсчитать его запасы в блоке вдоль линии шурфов. Вот так в теории. А на практике это выходит работа с людьми далеко не ангельского кроя, к тому же в условиях жесткой сибирской зимы или комарино-мошкариного лета.

– Звучит жутковато. С такими людьми я не очень привык ладить…

– Признаюсь, и я тоже. Вот Гудков, мой заместитель, здесь в своей стихии: он им бог, царь и кормилец. Есть у нас и другие работы, почище: например, учитывать количество добытого золота по драгам и старательским наделам… Или планировать схемы отработки новых участков: для этой работы и ездить никуда не надо, все творится в этом здании… Деньги мы платим своим служащим высокие, хоть и не сразу, после испытательного срока.

– Я в некоторой растерянности, – сказал Городецкий. – Наверное, потому, что плохо представляю характер работ. К тому же я долго служить у вас не смогу, только до начала следующего учебного года в Петербургском горном институте…

– О, Петербург, я ведь тоже там когда-то учился. Дивная пора: товарищи, споры обо всем, попойки, гулянья с девушками в Летнем Саду или Петергофе… Завидую… А что касается работы, в нее надо просто втянуться – а там пойдет, будете планировать не хуже опытных золотарей. К тому же и от общества наших дам невдалеке, которые к Вам очень благоволят и не простят мне, если я законопачу Вас на всю зиму на Удерейские прииски.

– А знаете, что мне пришло в голову? – вдруг сказал странный проситель. – Я сейчас разбираю архивы Енисейского горного округа с середины прошлого века и в них уже находил данные о золотоносных шурфовках некоторых ручьев и речек, которые, вроде бы, так и не отрабатывались…

– Интересно, – сказал Кузнецов, враз подобравшись в кресле. – Например?

– Например, на реках Тырада и Ведуга…

– А, это в Северном округе, где засели енисейцы… Мы стараемся на территории чужих округов не вторгаться…

– Есть и в Южном округе, в левой вершине Мурожной и по Тюрепина.

– Там работали прииски, но небольшие: в ручьях Васильевском и Александровском да в низовьях Тюрепина…

– Те шурфы золотоносные били в верховьях Тюрепина и на самой Левой Мурожной…

– Так-так-так. Интересные у Вас сведения, господин архивариус. Нельзя ли на них взглянуть?

– Так вот что пришло мне в голову: вы примете меня на работу неофициально, а я продолжу свои архивные раскопки, интересные сведения буду копировать и передавать вам, оправдывая свою у вас зарплату. Но если попадется что-то совсем масштабное, я хотел бы иметь с этой находки некоторое количество акций.

– Ведь, правда, вундеркинд! – воскликнул Александр Петрович. – Так и я бы, пожалуй, поступил. Одобряю и принимаю. Хоть неофициальные работники законом воспрещаются, все же опыт оформления «мертвых душ» у нас есть. Значит мне от Вас никаких документов не нужно, наши договоренности будут на словах. Однако слово сибирского купца нерушимо. Как принесете первые материалы, так я Вам и заплачу.

– Взаимно обязуюсь, – сказал, поднимаясь со стула, Городецкий.

– До встречи в салоне моей сестрички, – весело осклабился Кузнецов.

Всю оставшуюся неделю Городецкий-Карцев посвятил созданию псевдокопий старательских шурфовок по ряду речек Южно-Енисейского округа – на основе разведок 20 и 21 века, бывших в распоряжении Карцева. Часть из них намеренно затрагивала известные в 19 веке россыпи, более или менее отработанные, другая же могла вызвать интерес для старательской эксплуатации. Из крупных объектов, заслуживающих дражной отработки, он показал только уже упомянутую в разговоре с Кузнецовым долину р. Левой Мурожной. По всем объектам были подсчитаны возможные запасы и среднее содержание в них золота, а также объемы вскрышных работ. Набралось более 20 объектов с суммарными запасами золота под 10 тонн, то есть 625 пудов, что превышало годовую добычу золота на всех месторождениях Енисейской тайги.

– Такой куш отдавать Кузнецову сразу и практически даром было бы глупо, – «сказал» Карцев Городецкому. – Будем дозировать с растяжкой на весь срок нашей у него работы. А по Левой Мурожной поторгуемся: все-таки под 100 пудов россыпушечка. Сколько это в переводе на рублики будет?

– Сейчас я подсчитаю: тройская унция золота стоит около 40 рублей, в пуде около 516 унций, то есть он стоит 20 тысяч 640 рублей, а 100 пудов – более 2 миллионов! Это огромное богатство!

– Ну, его еще взять нужно: купить в Америке драгу, разобрать ее, транспортировать части во Владивосток или в Дальний, провезти по железной дороге до Красноярска, притащить на телегах или санях на Мурожную, собрать, отладить, запустить и лет через 5, а то и 10 она добудет пудов 80 – остальное уйдет в потери. К тому же сейчас у Кузнецова на очереди намечено драгирование более масштабных россыпей по рекам Удерей и Большая Мурожная, где разведаны тысячи пудов золота. Так что наша Левая Мурожная станет для него лишь довеском.

– Как все закрутилось и завертелось с Вашим появлением… Вот уже миллионы забрезжили…

– Думаю, больше 5%, то есть 50 тысяч рублей Кузнецов нам за Лево-Мурожнинскую россыпь не даст – и то в акциях общества «Драга», курс которых, впрочем, неплохо котируется на лондонской бирже, а в скором будущем возрастет, в связи с ростом дражного флота. Тебе на весь срок обучения хватит и еще на девочек останется…

– Как Вы можете сочетать серьезные дела с поисками низменных приключений? Какие такие девочки, когда экономический базис надо создавать, а также вмешаться в судьбы мира и войны!

– Так вот знай на будущее: человек – такая разновидность животного мира, которая с утра строит баррикаду, в обед на ней сражается (и нередко погибает), а вечером в ее недрах пьянствует и употребляет соратниц по революционной борьбе. И это хорошо и правильно!

– Нет! Я не циник и не хочу потворствовать цинику! Поищите себе другого реципиента!

– Ну, будет, будет… Другого мне не надо, а про девочек было для красного словца. Будет у тебя замечательная любовь, которую мы общими усилиями завершим браком, отчего появятся прекрасные дети, два мальчика и две девочки…

– Какими еще общими усилиями? Я в этом отношении не хочу от Вас совершенно зависеть, слышите?

– Ох, беда… В любви наломать дров и набить шишек проще простого… Сколько романтических дураков и дурочек от этой любви самоубийством кончают! Ладно, бросим делить шкуру еще неубитого медведя…

– Сравнить девушку со шкурой медведя, по-вашему, можно? Это не мы дикари получаемся, а вы…

– Все, все, убедил. Мы, и правда, все опошлили в своем мире.

Глава восьмая. Встреча с генерал-губернатором

В субботу семья Городецких получила два приглашения на воскресенье: первое от Кудрявцева Егора Федоровича на вечернюю читку первого номера Красноярской роман-газеты и второе от Гадаловых на воскресный ужин.

– Что же нам делать?! – всплескивала руками Елена Михайловна. – Обидеть Гадаловых отказом – последнее дело. Но они, верно, рассчитывают, что Сережа снова развлекать всех будет, а он к игре совсем не готовился… У Кудрявцева тоже вся читка на присутствии автора, Сережи основана…

– Мама, я думаю, Гадаловы обязательно пригласили Кудрявцевых, так что читка вряд ли состоится, – здравомысляще предположил Городецкий.

И верно: от Кудрявцева к вечеру появился посыльный, с извинениями и надеждой встретиться у Гадаловых.

– Значит, идем к Гадаловым и готовим вопросы к своей игре, – резюмировал Сергей.

– Но успеешь ли ты подготовиться?

– Придется, – невозмутимо ответил Городецкий-Карцев. – Впрочем, у меня часть вопросов от прошлой игры не использована… А ваши новые платья будут готовы?

– Успеем. Я только боюсь, что женское общество их укороченный фасон категорически осудит…

– Укороченный? Ниже щиколоток?

– Но при ходьбе и, тем более, в танце это будет уже выше щиколоток!

– Увидишь, все мужчины будут категорически «за»! Двадцатый век пошел, а они все улицы подолами метут…