Глава 2
Первые впечатления

Коллежский советник добирался до места три дня. Уже двадцатый век, а скорости все равно черепашьи. Научатся ли люди когда-нибудь летать, как птицы? Последнюю ночь Лыков провел в купе бакинского поезда. В половине девятого утра он ступил на пыльный перрон станции Тифлис-город Владикавказской железной дороги. И сразу почувствовал себя на Востоке. Крик стоял такой, словно вокруг происходило массовое убийство, а это всего лишь носильщики делили пассажиров. Кроме них подскочили факторы гостиниц, продавцы сувениров и чичероны. Отмахнувшись от всех сразу, Алексей Николаевич вышел на площадь и сел в первый попавшийся фаэтон. Приказал ехать в «Лондон», который ему хвалили петербургские знакомые. Возница оказался старовер, чистенький, аккуратный. Экипаж только что помыли, и он источал сильный запах керосина. Приняв седока, извозчик гикнул, как абрек, и погнал. А командированный стал вертеть головой по сторонам. Ого! Ай да перемены!

Он не был в столице края с того самого времени, когда ловил турецкого шпиона Лемтюжникова^[7]. Девятнадцать лет прошло, и Тифлис сильно изменился. По крайней мере та его часть, которая раньше называлась Колония. Немцы-колонисты уехали отсюда, и на месте их поселения выросли новые широкие проспекты. Дома в три этажа, вполне европейской архитектуры, а главное – улицы прямые, что не принято было в Тифлисе раньше. «Теряет, теряет старый город свое туземное очарование… Будто ты в Варшаве или на Петербургском форштадте Риги», – думал Лыков.

Впрочем, отличия нашлись быстро. Посреди проспекта (извозчик назвал его Михайловским) почему-то были навалены кучи земли и камня. Экипажи с трудом их объезжали. Мостовая оказалась разворочена, а по бокам рабочие устанавливали необычные столбы. Рельсы конно-железной дороги выкорчевывали, и на их место клали новые.

– Это не трамвай ли у вас тянут? – догадался гость.

– Ага, – подтвердил возница. – Электрическая железная дорога. Вот сделают ее, и не будет нам работы совсем, анафема! Всех седоков себе заберут.

– Не бойся, без вас не обойдутся. Я был и в Киеве, и в Нижнем Новгороде. Там эта дорога уже есть, а извозчиков меньше не стало. Когда еще до окраин рельсы протянут.

Молоканин тут же вцепился в пассажира как банный лист: стал расспрашивать про трамваи, как они уживаются с извозным промыслом. Экипаж тем временем свернул на площадь с каким-то памятником (Воронцову, вспомнил сыщик) и выехал на мост. Лыкова и раньше удивляло, почему вода в Куре такого зеленого цвета. Посреди находился большой плоский остров – Мадатовский, весь занятый лесопильными заводами. Когда стали переезжать правый рукав, внизу обнаружилось множество плотов. От рукава исходило сильное зловоние: он был запружен, рядом стояла большая мельница. И зачем сделали помойку посреди города?

Фаэтон остановился перед гостиницей. Лыков осмотрелся и поморщился: шумно вокруг, да и с реки пахнет. «Лондон» стоял в конце Мадатовской улицы, прямо возле Михайловского моста. В обе стороны по нему ехали повозки, вперемешку с ними гнали стадо коров, громко кричали уличные продавцы.

– Погоди, не уезжай, – сказал приезжий вознице. – Я, может, передумаю. Потише-то есть места?

– Отсюдова вид хороший, лучший в городе. Которые… как их? Ну, зеваки приезжие…

– Туристы?

– Во! Туристы. Они любят тут селиться. Александровский сад опять же близко.

Лыков подозвал городового и попросил совета: где есть хорошие гостиницы, но чтобы в тихом месте. Тот, видимо, нюхом учуял полицейского чиновника, потому ответил подробно и с тактом. По его словам, номеров в городе много: «Северные», «Южные», «Французские», «Московские», есть даже просто «Номера». Но лучшей считается гостиница «Кавказ» на Эриванской площади.

Коллежский советник вручил служивому полтинник и приказал извозчику:

– Вот туда и вези.

Фаэтон покатил по улицам, которые делались все менее европейскими и все более восточными. Молоканин пояснял:

– Это вот Солдатский базар. А это Пушкинская улица. Сочинитель был такой… Там дале Армянский базар, все что хошь купить можно.

Вскоре они выехали на большую площадь. С одной ее стороны стояло красивое здание в мавританском стиле, с башенкой и часами – Городская дума. С другой – скучный корпус казенной архитектуры, с колоннами и часовым у входа. Лыков узнал штаб округа – девятнадцать лет назад ему приходилось тут бывать. Середину площади занимал караван-сарай Тамамшева, напоминавший огромный сундук. Надо же было так выстроить, подумал приезжий – караван-сарай уродовал площадь, съедая все пространство вокруг. Гостиница «Кавказ» открывала выходящую с Эриванской нарядную и широкую Дворцовую улицу. Солидно, пристойно и в самом центре. Лыков распорядился нести вещи – ему тут понравилось.

У его жилища быстро нашлись и другие преимущества: дворец наместника, в котором теперь жил главноначальствующий, находился в двух шагах. Гость позавтракал, побрился и принял ванну – большая редкость в Тифлисе. Он знал, что с водой в столице края проблемы, как, впрочем, и с уличным освещением, и с канализацией. Древний, полный легенд город отставал от веяний времени.

Переодевшись в вицмундир, командированный направился во дворец. Он взял из дома лишь старшие ордена. Много чести князю таскать на встречу с ним весь иконостас. Поэтому сейчас на мундире были оба Владимира и солдатский Георгий. Скромно и в то же время внушительно.

Однако в приемной князя думали иначе. Молодой прилизанный секретарь небрежно оглядел гостя и сказал, что его сиятельства нет и сегодня не будет.

А когда будет?

Кто ж его знает… Запишитесь на прием и оставьте свой адрес; когда назначат вам встречу, тогда известим. Но обычно князь заняты и поручают приемы своему помощнику. И вообще, разумнее сразу отметиться у Фрезе. После чего приготовиться ждать несколько дней, пока у того дойдут до гостя руки.

Лыков много бывал на окраинах империи и знал, как там распущены чиновники. Вдали от столицы они чувствуют себя царьками. Старые кавказцы, храбрые, гостеприимные и деятельные, все давно в отставке. А новые кадры, которые привел Голицын, ленивы и высокомерны.

Сыщик вынул открытый лист, подписанный Плеве, и предъявил секретарю. Тот внимательно его изучил, посерьезнел. С грозным министром внутренних дел ссориться дураков нет. А выражения в открытом листе были самые сильные: оказать полное и безотлагательное содействие.

– Господин коллежский советник, – пробормотал бюрократ. – Прошу понять меня правильно. У нас есть своя специфика…

– Она не в том ли заключается, чтобы игнорировать распоряжения верховного начальства?

– Нет, конечно же нет. Я затрудняюсь в выборе выражений. Дело в том, что его сиятельство сейчас не сможет вас принять. После тех событий визиты к нему действительно сведены к минимуму… Чтобы не перегружать раненую голову князя.

Лыков не поверил своим ушам:

– Не перегружать голову? Наместнику огромного края? А как же он вообще служит, если здоровье не позволяет?

Секретарь беспокойно оглянулся, словно боясь, что их услышат. И понизил голос:

– Этот вопрос не ко мне, извините, а к тому самому верховному начальству.

– Вы хотите, чтобы я его туда передал?

Чиновник начал сердиться:

– Опять вы меня неправильно поняли! Я мелкая сошка, мне ли судить главноначальствующего. Да и не вам, уж коли на то пошло, господин приезжий. Государь без нас с вами разберется. Или вы с ним на короткой ноге?

– Я нет, но министр – да. Наш с вами общий министр, напомню. Я прибыл по его личному распоряжению. Дело срочное, важное и секретное. А вы предлагаете мне оставить адрес и подождать несколько дней.

– Готов сию минуту отвести вас к Александру Александровичу Фрезе, – принял серьезный вид секретарь. – Поверьте, так будет и быстрее, и лучше. Князю сейчас ставят пиявки. После них он обычно делается раздражительный. В интересах дела, сами понимаете, лучше начать с Фрезе. А если понадобится, он лично устроит вашу встречу с князем.

– Ладно, ведите, – смирился командированный. Он подумал, что надо сообщить министру о царящих тут порядках. Но не сейчас, по приезде в край, а потом, на докладе. Тем более ему прямо поручено составить мнение. Если во дворце сибарит, то и подданные его обычно не перетруждаются на службе. Значит, подобные сцены сыщик увидит еще не раз. И бумага за подписью Плеве чем дальше удаляешься от Петербурга, тем меньше весит. Знакомая ситуация.

Лыков немного знал помощника главноначальствующего. В 1896 году Фрезе недолго был товарищем министра внутренних дел Горемыкина, и сыщик по службе с ним общался. Поэтому сейчас генерал встретил питерца радушно:

– Получил телеграмму от Плеве, жду вас, Алексей Николаевич. Как доехали? Где поселились?

– Спасибо, все в порядке. Позвольте сразу к делу?

Фрезе насупился. Лыков понимал, что перед ним человек опытный и ответственный. Александр Александрович трижды резко менял свою жизнь. Начинал он как горный инженер. В этом качестве молодым офицером принял участие в туркестанских походах, искал полезные ископаемые на присоединенных землях, резался с кокандцами. Затем перешел на военную службу и там преуспел. На русско-турецкой войне он сначала состоял в отряде Гурко, потом осаждал Плевну. Когда гарнизон крепости под командой Осман-паши ринулся на прорыв, полковник Фрезе предложил командованию срочно послать на левый фланг турецкой позиции Самогитский полк. Этот маневр оказал важное влияние на ход битвы. Фрезе стал георгиевским кавалером и генерал-майором. Долго служил в Петербурге и, между прочим, семь лет командовал лейб-гвардии Егерским полком. Потом поехал на Кавказ начальником штаба округа – и там сменил военную службу на гражданскую. Был Эриванским, затем Виленским губернатором, товарищем министра, а в 1897-м получил назначение помощником к князю Голицыну. В минувшее Рождество стал генералом от инфантерии. Часто замещал главноначальствующего, который любил надолго уезжать в столицу и не спешил возвращаться… И вот теперь Фрезе тянул весь воз административной работы – даже при наличии во дворце хозяина края.

– Ваше дознание касается штабс-капитана Багдасарова?

– Да, ваше высокопревосходительство.

– Будет вам, Алексей Николаевич. Какое я превосходительство? Помнится, в Петербурге мы именовали друг друга по имени-отчеству.

– Так то в Петербурге, Александр Александрович. Столица отсюда далеко. Увы, мое дознание касается офицера. Как это ни прискорбно.

– Вы подозреваете его в соучастии в мошенничестве?

– Слишком мягко сказано, – ответил сыщик. – Он, возможно, помогает бандитам «отмывать» запачканные кровью деньги. Все преступники попадаются на сбыте добычи, это самый опасный для них момент. И штабс-капитан, как мы считаем, уменьшает их риски. Много хуже, чем просто мошенничество, согласитесь.

Фрезе скривился, по его суровому лицу ходили желваки. Наконец генерал сказал:

– Я не могу взять это на себя в обход главноначальствующего. Князь… э-э…

– …должен лишь дать санкцию, – подсказал Лыков.

– Да, именно так. Пусть их сиятельство только кивнет. Остальное мы сделаем. Но вам надо повидаться с князем и убедить его кивнуть. Потому как речь идет об офицере.

– Я понимаю, Александр Александрович. Для этого и пришел. Секретарь сразу все пояснил. Когда мы с вами увидим князя Голицына?

Фрезе откинул крышку часов:

– Сейчас Григорию Сергеевичу ставят пиявки. Э-э…

– Секретарь и это пояснил. Нужно, чтобы к его сиятельству вернулось спокойное расположение духа. Когда это случится?

Генерал виновато посмотрел на гостя:

– Алексей Николаевич, уж извините, но у нас так… Минут двадцать лучше обождать, для пользы дела. Расскажите заодно петербургские новости.

– А чаю с пахлавой дадите?

– Конечно! Вы когда последний раз были на Кавказе?

Умница и труженик Фрезе развлекал коллежского советника полчаса. Лыков терпеливо отвечал на его вежливые вопросы. Наконец помощник сказал:

– Теперь можно. Пойдемте.

И начал оправлять перед зеркалом мундир. Ну и дела…

Князь Голицын принял командированного на площадке у бокового выхода. Изящная лестница из белого камня спускалась отсюда в сад. Под навесом помещались стол и единственное кресло. В нем восседал хозяин края. Рядом вытянулся во фрунт стройный красавец грузин с погонами ротмистра на черкеске. Внизу лестницы застыл часовой, возле ворот – еще один. Похоже, террористы сильно напугали князя.

Голицын увидел посетителей и захлопал глазами. Отодвинул чашку, сунул помощнику руку, не поднимаясь с кресла, и уставился на незнакомца.

– Это коллежский советник Лыков, чиновник особых поручений Департамента полиции, – пояснил Фрезе. – Он прибыл по личному распоряжению Плеве. Дело касается возможного участия офицера Кавказского военного округа в преступном сговоре.

– Мой офицер и в сговоре? – удивился князь. – Такого не может быть.

– Фамилия офицера – Багдасаров, – уточнил Александр Александрович.

– Багдасаров? – фамильярно влез в разговор грузин. – Армяшка, что ли?

– Начальник личного конвоя главноначальствующего ротмистр Чачибая, – представил Лыкову собеседника Фрезе.

Мужчины обменялись короткими поклонами. Тут князь оживился:

– Армяшка? Ну, тогда понятно. От этих обезьян можно ожидать и не такого. Александр Александрович, распорядитесь.

И потянулся к заварному чайнику. Чачибая повел бровью, камердинер бросился помогать главноначальствующему. А Фрезе за рукав потянул Лыкова на лестницу. Они спустились в сад и пошли вглубь его. Когда крыльцо пропало за деревьями, генерал облегченно вздохнул:

– Ну и слава богу. Санкция получена, остальное за мной. Не обессудьте, Алексей Николаевич, так в последнее время выглядит управление краем.

– Это он после ранения? – осторожно предположил коллежский советник.

Генерал сказал о другом, будто оправдываясь:

– Я нарочно акцентировал фамилию офицера, чтобы получить нужный результат.

– А если бы подозреваемый был, к примеру, грузин?

– Тогда не знаю.

– Чачибая подзадоривал князя. Он близкий к нему человек?

– Начальник личной охраны всегда близкий человек, – невесело усмехнулся Фрезе. – А этот Арзакан Георгиевич так… прихвостень. Все его интересы заключаются в получении повышенного оклада содержания.

– Почему Голицын ненавидит армян?

– Никто не знает. Так было с самого начала. А когда выяснилось, что покушавшиеся принадлежали к партии «Гнчак», стало совсем худо.

– Армяне – влиятельные и богатые люди, весь Кавказ у них в руках, – не удержавшись, стал горячиться Лыков. – Как можно с ними ссориться? А зачем князь покусился на имущество их церкви? Ведь столько людей из-за этого погибло!

Фрезе терпеливо возразил:

– Не делайте скоропалительных выводов. Поживите у нас, осмотритесь.

– И что я тогда увижу, Александр Александрович?

Генерал от инфантерии и коллежский советник уселись на скамейку. Фрезе стал объяснять: