Глава 2

Остап со Стасом расположились на чердаке дома напротив общежития, на любого из жильцов которого Аофф приказал совершить покушение. Стаса назначил главным. Он это воспринял как должное. Стас в прежней своей жизни был польский офицер. А кто Остап? Бандеровец. Стас долго ждал этого момента. Более 70 лет пробыл в ареале. И вот настал его час. Аофф дал ему тело и не какое-то захудалое, как Остапу, а тело хозяина этого дома. Он стоял на чердаке собственного дома во весь рост и в бинокль рассматривал общежитие. Остапа Аофф назначил стрелком. Он лежал у ног Стаса на коврике и также рассматривал общежитие, прильнув глазом к окуляру прицела снайперской винтовки М21. Пролежав более получаса и так и не дождавшись выхода ни одного из жильцов, поднялся.

– Без привычки все тело затекло, – сказал он. – Надо размяться. Аофф приказал стрелять в любого, значит, не обязательно в первого.

Стас молчал.

– Хорошая винтовка, – продолжал Остап. – Я сделал из нее пару десятков выстрелов на полигоне – и ни одного промаха. Инструктор сказал: «Для начала очень хорошо. И тем не менее старайся стрелять по неподвижной цели. По движущейся – у тебя маловато опыта». Много он знает о моем опыте, – продолжал Остап. – В свое время во Вторую мировую я из «Маузер 98», немецкой винтовки, столько москалей, жидов и, – с вызовом глянув на Стаса, – поляков перебил, что инструктору и не снилось.

Стас, побледнев, оторвал бинокль от глаз и, развернувшись лицом к Остапу, с ненавистью уставился на него. Тот, в свою очередь, демонстративно вскинул винтовку на уровень глаз и прицелился точно тому в лоб. Назревала очередная перепалка, которая постоянно происходила между ними в ареале в течение последних 70 лет. Все же теперь Стасу хватило выдержки, чтоб не допустить ее. Он рукой отвел створ винтовки в сторону и впервые со дня их встречи в новой ипостаси произнес:

– Не время и не место выяснять отношения. Успокойся. Для тебя главное сейчас – хладнокровие.

– А ты меня не учи, что главное, а что второстепенное, – не унимался Остап. – Хладнокровно можно предавать Родину, защищать ее – нужна ярость. Мы здесь защищаем интересы Аоффа.

Стас вновь промолчал. Он понимал, если провалится эта пустячная операция, не видать ему больше физтела. Аофф как дал его ему, так и вышвырнет из него. Он не церемонится с неудачниками.

– Знаю твое хладнокровие, – не унимался Остап. – Ты в своей прежней жизни с удивительным хладнокровием сдал немцам свою землю, свою Родину, не сделав ни одного выстрела. Ты не погиб, ты сдох под кустом от голода и простуды, с полной обоймой патронов в пистолете. А я почти три года сражался против немцев и москалей.

Оба стояли друг против друга, взгляды были полны злобы и ненависти. Первым отвернулся Стас. Остап, довольный тем, что выдержал взгляд поляка и успел уже в который раз за 70 лет высказать хоть толику того, что накипело у него в душе. Перехватив поудобнее винтовку, он снова улегся на коврик у ног Стаса и взял «на прицел» вход в общежитие.

«Да что же это такое, – постепенно приходя в себя, думал он. – Уже полдень, но еще никто не вышел из здания».

Это стало беспокоить и Стаса: «Наши астела не могут долго находиться в чужих физтелах», – паниковал он.

Территория, прилегающая к общежитию, действительно была безлюдна. Лишь ее тишину нарушал вой сирены бессмысленно петлявшей по подъездным путям общежития патрульной машины. Эта сирена, ее завывания начали раздражать обоих.

– Может, этого сумасшедшего грохнуть? – предложил Остап.

– Не смей. Было сказано: кого-либо из жильцов. А этот, может, действительно из психушки сбежал.

Стас был недалек от истины. У инспектора ППО (подъездные пути общежития) действительно была справка из психдиспансера, которую он бережно хранил под околышком фуражки.

– Они что там, все повымирали, – раздражаясь от пустующего крыльца общежития и воя сирены, прошипел Стас.

Но он ошибался. Никто не умер, всего лишь жизнь в общежитии взяла небольшую паузу. В фойе было тихо и безлюдно. Лишь Федор, начальник охраны, и тетя Нюра, вахтер и дворник в одном лице, стояли один у правого крыла коридора, другая у левого. В этих коридорах и толпились все жильцы общежития. Жара стояла невыносимая, еще бы, на улице термометр зашкаливал за 30 ºС. Кондиционеры отключили – экономия электроэнергии. В фойе на доске объявлений висел очередной указ коменданта:

«Просьба всем жильцам общежития в обязательном порядке принять участие в матче: сборная администрации – сборная жильцов общежития по хоккею с шайбой».

Внизу более мелким шрифтом: «Ваш комендант» и «Подпись».

Вот из-за этого матча, болельщиками которого обязаны быть все жильцы общежития, из здания никого не выпускали. Даже «черный» вход заколотили досками, дабы кто из несознательных жильцов не выскользнул. Жильцы стояли молча, ждали начала матча. Каждый думал: главное – вырваться из этого пекла, а там их только видели. Но были и те немногие, которые, чтоб скоротать время, обсуждали этот матч.

– Где он будет проводиться? На улице лето. Жара невыносимая, – недоумевали одни.

Другие предполагали, что это будет хоккей на траве.

– Какой на траве? – парировали третьи. – Погляди на форму.

Действительно, Федор и тетя Нюра были в свитерах, на голове шлемы, на ногах коньки, в руках клюшки для игры в хоккей с шайбой. Остальные со скучающим видом слушали эти разговоры. «Коменданту, – думали они, – виднее, он организовал этот матч».

Неожиданно тетя Нюра перехватила клюшку обеими руками, выставила ее вперед и приготовилась отразить атаку жильцов, пытавшихся прорваться к выходу. Она заметила, как молодая пара, парень и девушка, протискиваясь сквозь толпу, приближаются к ее посту. Эту парочку она хорошо знала. И если к Никите (так звали парня) она относилась благосклонно, он жилец общежития. То к этой… При ее виде у вахтерши желваки заходили на потном лице. Стоило Ларисе (так звали девушку) пробраться сквозь толпу, как та, отставив клюшку в сторону, приняла свою обычную стойку – руки в бока.

– И куда собралась? Что, неграмотная? – показав кивком головы на объявление-указ, грозно спросила тетя Нюра.

– Так я ведь, теть Нюра, здесь не живу, – парировала Лариса.

– Она ко мне в гости приходила, – в подтверждение ее слов вмешался Никита.

Услыхав это, Федор, несмотря на всю амуницию, да вприпрыжку, стоя на коньках, мигом очутился возле поста вахтеров. Схватив журнал учета посетителей, строго спросил, глядя на Ларису:

– Когда и в какую комнату приходила? Цель визита?

– В 47-ю, – вместо нее ответила тетя Нюра. – Приходит всегда вечером, а уходит, как и сейчас, ближе к обеду.

– Как, остается здесь ночевать? – уставившись на Ларису, удивился Федор. – И никто не принимает никаких мер? – уже обращаясь к вахтерше, снова удивился Федор.

– Каждый раз предупреждаем, что визит разрешается до 22:00. Но такие как она, словно тараканы, через любую щель вновь проникают в здание после 22:00. И цели у них одни и те же. Чем можно заниматься по ночам молодым и неженатым?

Лариса, сохраняя полное спокойствие, уточнила:

– Это вы, любезная, о своей дочери говорите? Она здесь тоже не живет.

Лицо теть Нюры при этих словах из красного превратилось в багрово-красное. Толпа в обоих коридорах еще более притихла. Женщины перестали дышать. Все знали о любвеобилии и доступности дочери теть Нюры, а также как рьяно та ее оправдывает и защищает. Все забыли о спортивном матче – приготовились смотреть телесериал. Но, увы, он закончился так и не начавшись. Двери клуба общежития распахнулись, и оттуда начали выходить игроки турнира. Вначале вышли судьи со свистками во рту, за ними игроки сборной администрации. Это была своеобразная сборная. Из-за нехватки мужчин в нее вошла и слабая половина человечества. Они быстро прошли через фойе. Публика молчала. За сборной коменданта вышла сборная жильцов. Все мужского пола. Появление этой когорты публика приветствовала возгласами:

– Не подкачайте, ребята. Обыграйте всухую.

Это выкрикивали мужчины. У женщин было свое мнение, основанное на их же логике:

– Не вздумайте выигрывать. Выиграете – завтра всем обеспечен субботник. Хватит, что сегодняшний выходной коту под хвост. Проигрывайте всухую.

Тем не менее, несмотря на разные взгляды о результате матча, все были воодушевлены. Свобода была близка как никогда. Хотя, чего греха таить, многие хотели хоть вскользь, хоть несколько минут поглядеть, как и где будет проходить игра. В том, что матч состоится, никто не сомневался. Раз комендант решил его провести, значит, игра будет.

Выйдя из здания, судьи и следующие за ними обе команды направились к месту игры. Неожиданно у ног самих судий, взвизгнув тормозами, остановилась машина ППО. Сирена не прекращала своего завывания. Один из судей постучал себе по голове, глядя на инспектора, другой погрозил кулаком. В ответ веселая и беззаботная улыбка инспектора. Когда же начали проходить мимо его машины игроки, послышались угрозы и оскорбления в его адрес. В ответ он достал из-за околыша фуражки справку и помахал ею. Дождавшись, когда пройдет последний игрок, он вдавил педаль газа в пол. Двигатель взревел и… заглох, машина сделала рывок и остановилась поперек дороги. Кончилась солярка. Но веселый инспектор не унывал.

– Аккумулятор для чего?

Он отложил фуражку в сторону, не забыв при этом бережно спрятать за околыш справку, и начал отчаянно биться головой об клаксон. Вслед за игроками из двери общежития повалила толпа зрителей и, обходя машину ППО, направилась к месту матча. Последним из дверей вышел сам комендант. Он подошел к машине ППО, постучал концом клюшки в стекло дверцы водителя.

– Прекращай сигналить. Из-за тебя не будет слышно свистков судей. Чтоб до конца матча ты у меня сидел тихо, – грозно предупредил комендант.

Инспектор то ли не услышал слов коменданта, то ли у него помутился рассудок от ударов о клаксон. Но он снова, правда, уже не улыбаясь, достал справку и помахал ею.

– Ну и что, что у тебя справка есть, – грозно посмотрел на него комендант. – Не у тебя одного такая имеется, – и потянулся было рукой к ремешку шлема, но потом резко одернул руку и пошел к месту встречи команд.

Это была заасфальтированная площадка, огороженная деревянными щитами. Обе команды и судьи в ожидании коменданта толпились возле нее. К этой импровизированной арене подошел комендант. Стояла гробовая тишина. Он ткнул верхним концом клюшки в успевший уже расплавиться асфальт. Игроки и зрители-болельщики с интересом наблюдали за происходящим. Комендант после некоторого раздумья повернулся к собравшимся и, обведя всех суровым взглядом, вымолвил:

– Где лед?