Настала долгожданная Масленичная неделя. Время веселых проводов суровой зимушки-зимы. Время прощания с колючими вьюгами, да холодами-морозами. Князь Негодуй всю Узкую Масленицу (кто не знает, это первые три дня Масленичной недели) был в благодушном настроении, наблюдая как встрепенувшийся словно после долгого сна честной народ готовился к празднованию разгульной Масленицы или Масленице-объедухе. С балкона княжеского терема он глядел как на крепком ещё речном льду веселые мужички, зубоскаля и хохоча над своими же сальными шутками-прибаутками, в одних рубахах, несмотря на морозец, устанавливали балаганы, лавки, качели, карусели да лепили снежные горки. С удовольствием поглядывал, князь, как сооружали бабы да ребятня чучело Масленицы из старых одежек, соломы, хвороста и других подручных легковоспламеняющихся материалов, и как потом это обряженное чучело возили по улицам стольного града на санях, под смех и прибаутки прохожих. На удивление безмятежно было на душе вечно беспокойного князя.

В среду вечером, накануне Широкого четверга, или как его ещё называют, Разгульного четвертка, княже вызвал к себе бояр, чтобы ещё раз «сверить часы».

– Итак, завтра господа бояре, наш выход! – торжественно провозгласил Негодуй собравшимся боярам. – У нас всего один день отобрать кандидатов на вакантное место штатного богатыря. А посему напоминаю, что наша с вами основная задача, особо не предаваясь общему веселью, внимательно отслеживать всех потенциальных кандидатов и помечать особо отличившихся. И чтобы не смущать своим присутствием честной народ на веселье и игрищах, повелеваю всем, включая меня, как ранее договаривались, облачиться в иноземные платья и загримироваться под басурманских путешествующих обывателей. Вот вам необходимый реквизит.

Князь выдал каждому из бояр увесистый узелок с «басурманскими» вещами и аксессуарами.

– У кого есть вопросы? Пожелания? Предложения? – поинтересовался Негодуй.

Вопросов, а тем паче предложений ни у кого из бояр не было.

– Тогда больше никого не задерживаю, уважаемые, – встал из-за стола князь. – Завтра, попрошу, без опозданий. Аривидерчи!

Поднявшиеся одновременно с ним из-за стола, бояре поклонились князю в пояс и, прихватив узелки с казенными пожитками, покинули княжий терем.

Поднявшись с утра пораньше, князь и бояре, каждый в своем тереме, мужественно отказавшись от завтрака (кто же на Масленицу идет с полным желудком!) поспешно облачились в заморские «ахлицкие» платья. Затем они надели поверх своих окладистых бород накладные «хишпанские» бородки клинышком, нацепили на головы завитые «хранцуские» парики, припудрились «немчурийской» пудрой, понацепляли на носы и щеки «хохландские» бородавчатые мушки и, таким образом «законспирировавшись», отправились на празднование Широкой Масленицы.

Эх, что это был за праздник! Скоморохи веселили народ в балаганах! Плясуны плясали, танцоры танцевали, а чечеточники отчебучивали! Дудари дудели! Ложечники лихо наяривали на ложках, трещеточники – на трещетках! Певцы запевали! Гусляры им аккомпанировали! И остальной честной люд от них не отставал! Все вокруг веселились, играли в игры, катались на качелях, горках и санях с запряженными в них тройками лошадей.

А сколько в лавках, и на лотках было всякой вкусняцкой снеди: медовые печатные пряники, бублики-баранки, пироги-расстегаи. Но самым многочисленным, и по праву, был блинный «модельный» ряд. Ведь блины являлись самым главным атрибутом Масленицы и имели сакральное значение для вельмипонежского народа. Круглые, горячие, румяные, они являли собой символ ясного солнышка, которое разгоралось с каждым днем все ярче и ярче, удлиняя дни и укорачивая ночи. Блинчики пшеничные, гречневые, пшенные, ржаные, гречнево-пшеничные, пшенично-ржанные, с маслом, луком, мясом, рыбой, грибами, икрой красной и черной, яйцами и ливером, медом и творогом, вареньем и сметаной (и это ещё неполный перечень!), и все это объеденье подавалось с пылу-жару на столы, а народ лопал в три пуза, нахваливая дородных стряпух и их стряпню, и прося добавки.

Не удержались от соблазна и князь с боярами. В тайне друг от друга новоявленные «басурмане» тоже наелись блинов, да напились кваса и медовухи. От знатной закуси совсем хорошо у князя на душе стало. Едва не запел, родимый.

Все бы ничего, да вот только небольшое досадное недоразумение с князем вышло. Митрополит Эполит, самый старший сановник среди вельмипонежского духовенства, катаясь на качелях с послушниками, заприметил подозрительно напудренного «басурманина», лавировавшего среди блинных рядов. И так как митрополит был на короткой ноге с князем, он сразу признал до боли знакомый золотой перстенек с именной печатью светлейшего на руке «басурманина». Надо сказать, что Эполит и так-то недолюбливал иноземных бездельников, за их безбожность и лукавство. А тут ещё Его Святейшество обнаружил, что один из забугорных чужаков княжеский перстень стибрил. Такого безобразия митрополит допустить не мог, и, несмотря на солидный вес и увесистый крест на груди, ловко спрыгнув с качелей, кинулся к басурманину с криками «Держите вора! Иноземцы наших грабят!». Подбежав к опешившему загримированному князю, Эполит схватил его мертвой хваткой за руку с перстнем, продолжая призывать окружающих «к оружию».

– Эполит, ты что творишь? Это я, князь твой! – придя в себя, опосля внезапного нападения, зашипел, что тебе королевская кобра, на духовника Негодуй. – Отпусти сейчас же, я тут инкогнито.

Теперь уже Митрополит, услышав знакомый до боли в печенках голос любимого князя, оторопел.

– Княже, ты что ли? – прошептал поп, встретившись с суровым взглядом княжеских карих глаз. – Прости, отец родимый, не признал.

Митрополит рухнул на колени перед князем.

Встревоженный народ, включая подоспевших на подмогу послушников, увидев митрополита, преклонившего колени перед «басурманином», потерял всякий интерес к происходящему и принялся веселиться дальше. Такая реакция окружающих была связана с нередкими чудинками батюшки, который, как уже не раз бывало, вкусив горячительных напитков, устраивал тот ещё «божий суд». Стоит ли говорить, что и в этот раз святой отец был немного навеселе.

– Ну все, батюшка, хватит привлекать к нам внимание, – оглядываясь по сторонам, попытался образумить митрополита князь. – Поднимайся, поднимайся, а то ревматизм коленных суставов подхватишь, будешь знать.

Эполит внял голосу разума и встал на ноги, но оттого что, как было сказано выше, митрополит был подшофе, чудить он не перестал.

– Княже! – провозгласил он своей луженой глоткой, вновь обескураживая Негодуя. – Ежели ты на меня искренне не сердишься, то давай тогда выпьем с тобой на брудершафт!

За излишнюю бдительность князь даже и не думал сердиться на Эполита, но такого панибратства, даже от митрополита, Негодуй стерпеть не мог. Вместо ответа князь щелкнул пальцами и в этот же миг, крепкие руки его личных стражников, переодетых под скоморохов, но с мрачными «штатскими» лицами, подхватили святого отца под локотки и потащили упирающегося батюшку прочь. Негодуй шепнул пару слов одному из «скоморохов» и уже спустя несколько минут, дежурная карета несла задремавшего митрополита в Старо-Дремовский монастырь на пятнадцати суточный «отдых», за нарушение субординации.

На этом с прискорбным недоразумением было покончено.

Переодетый князь ещё немного погулял по блинным рядам, отведал всяческой вкуснятинки, отвел душу, а уже потом, на сытый желудок отправился следом за боярами богатырей отбирать.

Как раз время для молодецких потех пришло.

На дальнем, пологом берегу, хлопцы устраивали скачки, и там, среди добрых молодцев, под видом басурманского путешественника-летописца сновал боярин Харибор, который делал пометки в своем берестяном блокноте «беря на карандаш» достойных наездников.

На правом крутом берегу, удальцы брали штурмом снежную крепость, проявляя чудеса ловкости, «героизма» и «ура-патриотизма». Рядом с штурмуемой крепостью крутился боярин Простофикл, уворачиваясь от снежков и внимательно наблюдая за розовощекими штурмовиками.

Посреди реки тем временем завязались кулачные бои. Сначала классическая «стенка на стенку», затем «свара» и «куча-мала», а напоследок, между теми крепышами, кто ещё остался стоять на ногах, судьи-старосты устроили самый зрелищный молодецкий аттракцион – кулачный бои один на один. Там, помимо боярина Миложира подрядился наблюдателем и боярин Сухофим. Все-таки это был наиболее ответственный «фронт работ».

Остальные бояре тоже не остались без дела. Тихомир поглядывал за соревнованиями стрелков из лука. Кислорож отмечал самых быстрых и ловких парубков по вскарабкиванию на высоченные столбы – обструганные и отшлифованные корабельные сосны – за новыми сапогами и подарками для девчат. А молчаливый Гласлав следил на дальней игровой площадке за играми силачей, метавших на дальность бревна и мельничные жернова.

Князь же Негодуй, как лицо наиболее ответственное и заинтересованное, неутомимо метался среди всех игрищ как заведенный, успевая отметить того или иного кандидата в каждом виде соревнований, причем, к своему вящему удовольствию, некоторых «уникумов» он отмечал в нескольких «номинациях».

Уже к обеду у каждого из бояр набралось по нескольку десятков претендентов. Скольких кандидатов на должность и звание княжеского богатырское отметил князь у себя, даже сказать страшно.

Подав условный сигнал Негодуй собрал всех бояр в неприметном шатре на окраине ярмарки, где был устроен их «оперативный штаб», и вокруг которого плотным хороводом хороводили «скоморохи» с характерными каменными физиономиями. Князь собрал своих приближенных, чтобы, так сказать «подбить бабки».

– Ну, у кого сколько претендентов вышло? – потирая в предвкушении руки, спросил князь.

Довольные «уловом» бояре достали карманные берестяные блокноты с записями и разложили их перед князем.

– Тэкс, тэкс! Будем делать поглядеть! – склонился Негодуй над «сводной ведомостью» претендентов. – Гляньте-ка, этот хлопчик и здесь, и здесь проходит. А этот молодец вообще в трех категориях успел призовые места завоевать. А этот пострел умудрился вообще в четырех ваших списках оказаться. А этот орел…

Князь с боярами ещё довольно долго сверяли свои списки, и в итоге у них набралось почти четыре дюжины гарных хлопцев, которые оказались практически во всех списках, из числа занявших с первого по пятое места в разных категориях. От такого количества отборных кандидатов князь даже приуныл слегонца. Получалось, что дальнейший «профотбор» с отсеиванием мог затянуться на неопределенный срок. А время нынче играло супротив княжества. Богатыря надо было избрать в кратчайшие сроки и точка. Сейчас он нужен был как воздух. И главное – не ошибиться.

Негодуй, в сердцах, треснул кулаком по столу.

Раздался оглушительный протяжный треск, конское ржанье и… женские вопли. По всей ярмарке дружно заголосили испуганные бабы.

Князь с изумлением воззрился на свою тяжелую руку. Бояре оробело отпрянули. Тут в шатер пролезла голова старшего «скомороха».

– Светлый князь, не вели казнить, вели слово молвить! – безошибочно определив князя среди присутствующих должностных лиц, одинаково замаскированных под «басурман», отрапортовал «скоморох».

– Глаголь, десятник Иероха! – кивнул тому Негодуй, все ещё зачарованно поглядывая на свою руку.

– Там, того, княже, лед на реке треснул, люди в воду угодили, – доложил десятник-«скоморох». – Вы бы, княже, ушли в безопасное место. Не дай бог и здесь…

– Больше ни слова! – замахал на десятника Негодуй и ринулся прочь из шатра. – Все за мной!

Бояре, пугливо поглядывавшие себе под ноги (не появилась ли трещина!) гурьбой кинулись за своим князем. Однако Негодуй их надежд не оправдал. Вместо того, чтобы спасаться от возможной беды на берегу, он помчался к месту происшествия, ибо у князя возникла гениальная идея продолжения «естественного отбора» богатыря.

– Глядите в оба, господа бояре! – поучал он на бегу догонявших его бояр. – Из той полусотни хлопцев, кто броситься спасать утопающих, и будем выбирать штатного богатыря для службы государственной.

Когда бояре поняли задумку князя, совсем приуныли. Ведь не ровен час и под ними лед треснет. Тогда им уже точно не до богатыря будет.

Вскоре вся «избирательная комиссия», сопровождаемая молчаливыми «скоморохами», очутилась вблизи места происшествия.

Оказалось, что чуть ниже по течению, у излучины реки, на самой стремнине, где лед был уже не так крепок, ребятня самозабвенно гоняла в «ледовую лапту», как изначально величали в княжестве игру похожую на нынешний хоккей. Лед под детворой как не крепился, а все-таки не выдержал, хрустнул по периметру лаптового поля. В мгновение ока образовалась широкая полынья, в которую угодили несколько «болельщиков», две «великолепные пятерки» и, соответственно, пара вратарей (по одному от каждой команды).

Со всех сторон к ним устремились на помощь люди. Но первыми, как и предполагал дальновидный князь, на помощь пришли те самые хлопцы из «списка». С разбегу, не раздеваясь, с десяток смельчаков попрыгало в ледяную воду и хватая барахтавшихся ребятишек, стали вытаскивать их на лед, где тех подхватывали другие сердобольные мужички и завернув в свои тулупы и тужурки, тащили подальше от опасного места.

Благодаря слаженной работе добровольных «спасателей на водах», ни один ребенок не утоп, и даже воды толком наглотаться не успел. Все детишки были спасены. Нырнув пару раз для проверки, последними из полыньи, под аплодисменты окружающих, выкарабкались смельчаки. Всего, по уточненным боярами данным, в числе «спасателей» оказалось двенадцать добрых молодцев – отважная, почти богатырская дюжина.

Задача для князя и бояр значительно облегчилась. Двенадцать ясных соколов, это вам не полсотни орлов. С ними разобраться можно будет куда быстрее.

Сияющий от радости князь не стерпел и, выйдя вперед, сорвал с себя иноземные причиндалы, явив свой светлый лик народу. Честной люд, увидев кто пред ними так внезапно предстал, ахнул и в пояс поклонился своему правителю, а особо ретивые и морально неустойчивые так и вовсе на колени бухнулись.

Согнулись в уважительном поклоне и мокрые с головы до пят «спасатели».

– Спасибо вам, орлы, за дела добрые, – обратился к ним князь. – Порадовали соколы, старика, ничего не скажешь. Эх, не перевелись в нашем княжестве, богатыри! А кто из вас самый первый богатырь, это мы с вами будем уточнять уже завтра. Все двенадцатерых жду завтра у себя в резиденции к десяти часам. И чтобы без опозданий! Ясно!

– Так-тош-ваш-сок-благ-родь! – дружно рявкнули хлопцы и вновь поклонились в пояс князю.

– А теперь повелеваю всем продолжать празднество! – объявил князь и отдал распоряжение маячившему рядом десятнику в скоморошьем костюме. – А здесь у полыньи выставьте оцепление, дабы ещё беды не стряслось.

– Не извольте беспокоиться, государь! – вытянулся во фрунт десятник и ретиво бросился выполнять указания начальства.

На этом довольный князь в сопровождении скрывавшихся под масками «басурман» бояр покинул ярмарку и отправился к себе в княжий терем. Народ же, как ни в чем не бывало, продолжил празднование Широкой Масленицы.

ГЛАВА 4.

В десять утра перед парадным крыльцом княжьего терема выстроились девять бравых молодцев.

Почему девять? Было же двенадцать?

Да потому что трое прийти не смогли по различным, по вельмипонежским понятиям объективным причинам: один выпил лишку на радостях, так что встать не смог; другой – проспал, лежебока; а третьего «симулянта» свалило воспаление легких, «перекупался» болезный намедни в полынье. Окружающие думали, что князь здорово рассердится на отсутствующих, однако он, казалось, даже немного обрадовался. Кандидаты на ответственную должность сами собой отсеивались. Выпивохи, лежебоки и «чахлоздравые» не годились даже на менее требовательные должности рядовых дружинников, уже не говоря про богатырскую «эксклюзивную» ваканцию.

Любезно поприветствовав пришедших румяных здоровяков, князь произнес пламенную речь, нацеливая претендентов на взятие очередного «бастиона», которую завершил следующими словами:

– Вы уже показали свою ловкость, силушку и отвагу, дорогие мои силачи. Теперича надобно вам, соколики, показать свои умения в другом русле. А в каком, узнаете в гостях у митрополита Эполита и его святых отцов. Он ожидает вас в Старо-Дремовском монастыре. Отправляйтесь-ка, голубчики, прямиком к нему. С нетерпением жду одного из вас для назначения на должность! И да сопутствует вам удача!

С этими словами князь подошел к каждому из кандидатов и сердечно пожал им руки, чем весьма и весьма растрогал последних. Всех претендентов одарил князь Негодуй своей радостной улыбкой, а около одного из них задержался чуть дольше. Загляделся он на рослого молодца с вихрастым чубом, широким плечевым поясом и грудью колесом. Вот его бы в богатыри взять! Не человек – картинка!

– Тебя как звать, хлопчик? – спросил князь, поглядывая на розовощекого атлета задрав голову.

– Ковыла я, светлый князь, – широко улыбнулся парубок, обнажив два ряда здоровых белых зубы. – Из кузнечной артели.

– Добре, Ковыла, – приподнявшись на носки, по отечески похлопал его по плечу Негодуй. – Ты уж там постарайся, не облажайся.

– Ужо постараюсь, княже, – уверил Ковыла.

– Ну что же, ступайте с богом!

Князь ещё раз с надеждой поглядел на Ковылу, вздохнул и скрылся в тереме, а претенденты сноровисто погрузились на подогнанные телеги и отправились на прием к духовному лидеру княжества.

Митрополит Эполит, в отличие от князя, немного хворал опосля вчерашнего, а потому был не в духе и довольно строго встретил княжеских «гостей». Однако, даже с больной головой, он прекрасно понимал, что один из этих «соискателей» наверняка станет главной ударной силой светской власти (читай – князя), поэтому сильно отчитывать их не стал.

Стоя на балконе перед стушевавшимися гостями, попенял им митрополит для порядку, пошто в церковь редко ходят и совсем не исповедуются (у высокопоставленного батюшки, как вы понимаете, были свои источники получения достоверной информации), пристыдил слишком вольготным образом жизни, напомнил о скором наступлении поста, и, взяв с каждого честное-пречестное слово, что будут соблюдать оный пост, только после этого пригласил всех пройти на собеседование.

Немного обескураженные суровым приемом девятеро широкоплечих кандидатов вошли под сень монастыря. Монах, провожавший их к покоям митрополита, подвел немного робевших хлопцев к тяжелой двери и, постучав, исчез в темном коридоре.

Через несколько томительных секунд из-за двери послышался грозный бас митрополита:

– Войдите!

Делать нечего, вошли молодцы и… обомлели.