– Я тебе курицу в дорогу зажарю, еще кое-что, так тебе будет веселее ехать, дорога дальняя все же.

– Это точно. Тебя мне сам Бог послал.

Прощаясь возле входной двери, Николай постучал пальцем по филенкам: – Надо бы дверь укрепить, а то она на ладан дышит.

– У нас во всех квартирах такие двери, заботливый ты мой…

Домой к себе он приехал еще засветло. Соседи ужинали на кухне за своим столом, на котором стояла бутылка вина.

– Коля, садитесь с нами, а то вы все один, – улыбнулась соседу Марта, ее муж Андрей хмыкнул невнятно.

– Спасибо, я уже отужинал у невесты, теперь надо за контрольные садиться, сессия не за горами.

– Можно спросить, – соседка была довольно миловидная молодая женщина, муж ее малый себе на уме, сразу видно. – Вы кем будете после своего ВГИКА?

– Сценаристом в основном. Приятного аппетита.

Он закрыл за собой дверь, включил свет, огляделся.

Ему нравилось в своей комнате, которую он сделал довольно уютной и удобной. На стенах висят его рисунки, пейзажи, портреты, афиши, полки с классикой и альбомами по искусству, рабочий стол сразу притягивал к себе, как живой.

Он садился за него и погружался в мир кино, для этого у него имелась вся необходимая литература, учебники, пособия. За окном виднелось вечернее небо, грохот и скрежет проезжающих трамваев отзывался сотрясанием дома, но ему все нипочем. Даже стало уютнее, словно ожил приятный флер прошлого.

«И ладно, завтра соседи уйдут на работу, и я проведу перестановку, расставлю все по своим местам», – подумал он с усмешкой, и засел за контрольные.

Главное, сдать обязаловку. Это политэкономия, и основы научного атеизма. Он с тоской оглядел ряды томов сочинений В.И. Ленина, и решительно взял один из них…

Утром встал позже, когда соседи уже ушли на работу.

После вечерней битвы с классиками марксизма-ленинизма предстоящее благоустройство на кухне радовало душу.

Для декоратора с опытом работы в кино, это сущий пустяк.

Он быстро передвинул соседскую мебель, включая холодильник, со своей половины кухни на их левую сторону, а на своей правой поставил кухонный столик, над ним подвесил полку, подаренные ему старушками-соседками, рядом табурет.

На свои пол-окна поставил горшок с кактусом, который просто обожал за экзотический вид и колючки, а главное, за неприхотливость. Пусть соседи любуются.

Затем взял трубку и набрал номер телефона:

«Слушаю вас», – этот «приятный» уху женский голос он хотел бы слышать как можно реже, но деваться некуда, иначе не поговорить с сыном.

– Надежда, привет. Я завтра уезжаю в командировку, месяца на полтора, в Днепропетровск. Как вы там поживаете?

«Твоими заботами. Я узнала, что ты по обмену переехал в Черемушки. Славик болеет, буду определять его в больницу.»

– Что с ним, давно?

«Гланды воспалены, полипы в носу, без операции не обойтись. Сейчас он спит, будить не буду. Митя на сборах, его взяли в юношескую сборную Москвы по штанге. Дай свой новый номер телефона на всякий случай, ты обдумал мое предложение?»

– Даже думать некогда, учеба, работа, переезд в новую комнату. Кстати, она больше и с балконом. Соседи одни.

«Это хорошо. Ладно, когда приедешь, позвони. Давай, говори номер, записываю…»

Сообщив ей номер телефона, он с облегчением бросил трубку на рычаг, и пошел в ванную. Перед этим отодвинул соседский шкаф подальше от двери своей комнаты, ближе к их дверям.

Красота. Соседи на работе, до вечера никого в квартире. Можно спокойно помыться, побриться, завтрак приготовить. Никаких горластых надоедливых старух, снующих с утра до вечера по коридору и вечно торчащих на кухне и в ванной.

…

Тщательно выбритый, в своей новой зеленой куртке с капюшоном и сияющих ботинках, которые он начищал утром и вечером, сказывалась армейская привычка, это на всю жизнь, со спортивной сумкой на плече, он вышел из дома и направился к метро, с удовольствием посматривая вокруг.

Теплые чувства к Черемушкам у него возникли давно еще, когда он приехал к своему армейскому дружбану Мишке Савину сначала после службы, потом из Алатыря, и они отрывались на всю катушку, и позже, когда работали вместе в общепите.

Был бы он жив сейчас. Как глупо и нелепо умереть в 30 лет в больнице, после пьяной потасовки на танцах. Настроение упало до нуля, и он поехал на студию уже не такой одухотворенный, каким выходил из дома.

Мосфильм, этот родной муравейник, сразу же придавал сил.

На пути к группе он повстречался со Щербаком, тот торопился к себе в мастерскую с папками под мышкой и портфелем в руке, как всегда бодрый и озабоченный.

– Коля, ты чего такой смурной, не выспался? Давай, беги в группу, я уже получил билет на поезд и суточные. Потом сразу ко мне, жду, – и он помчался по лестнице на пятый этаж, несмотря на свой почтенный возраст. Тут уж не до воспоминаний, и Николай тоже устремился по коридору к группе.

Нет нужды детально описывать, как он получил свой билет, суточные на десять суток, как они с Василием Петровичем бегали по цехам, фура с грузами и кладовщиком отбыла на Украину еще два дня назад, как они отобедали в столовой, общаясь со знакомыми, наконец, они расстались, и он помчался на остановку, чтобы побыстрее приехать и увидеться с любимой женщиной.

Но перед этим подъехал на Октябрьскую площадь.

Рядом с кафе «Шоколадница», в котором он встречался когда-то с Мишкой Савиным, работавшим в ту пору там официантом, находился художественный салон.

Пробежавшись по залам, нашел пару авторских сувениров: круглый бронзовый подносик, с выбитой вручную жар-птицей в райском саду на нем, и в рамочке под стеклом изображение православного храма с куполами, устремленными в небо.

Заплатив за сувениры, поехал на проспект Мира.

На звонок дверь открыла Ольга. Она ждала его, сразу видно. Поздоровавшись с домашними, разделся, прошел в комнату. Поцеловав его и усадив в кресло, пошла на кухню.

Нагнувшись, он сразу же нашарил черепашку, она лежала все там же, где и вчера, за креслом. Погладил ее, умилившись.

Вошла Оля с подносом, уставленным едой.

– Олечка, у тебя есть старая варежка или носок какой, давай сделаем черепашке жилище, пусть в нем живет и радуется.

– Сейчас найду, – она ушла и вскоре вернулась с замшевым футляром, типа коробки. Усадив в него черепашку, задвинул футляр подальше, к стенке.

– Ну вот, пускай Чирик там живет-обживается, рядом с нами.

За ужином он включил магнитофон, запел Юрий Антонов про мечты, которые сбываются и не сбываются, на душе сразу стало тепло и радостно, с грустью пополам.

– У меня для тебя два сувенира на память, чтобы не забывала меня, пока я в командировке, – и он вручил Оле подарки.

– Тебя забудешь, скажешь тоже. Куда мы их повесим?

– Да вот здесь, на стеночке, рядом с зеркалом, повесим церквушку, а на подносик будешь свою помаду класть. Неси молоток, гвоздик найдется?

Разобравшись с подарками, они пили кофе и смеялись.

– А это от меня, будешь бриться, вспомнишь, – Ольга вручила Николаю бритвенный станок «Шик», импортный.

– Спасибо, интересная штуковина. Я еще такой не брился. Да, у меня есть джемпер фирменный, английский, твоя мама не могла бы его посмотреть, может, подлатать немного, и носи не хочу еще лет десять, пока не надоест.

– Приноси завтра, моя мама – мастер высшей категории, она все может, починит так, не догадаешься. Сделаем.

Стукнула входная дверь.

– Кирюшка с Тишкой гулять пошли.

– Неохота домой ехать, да надо, – вздохнул Николай, они подошли к окну, за которым синел вечер. – Хорошо у вас, а мне надо контрольную по политэкономии дописывать, вещи собирать.

– Не расстраивайся, Кольчик, надо так надо.

– Хорошо, Ольчик, не буду.

Они прижались друг к другу, и долго еще стояли так у окна, глядя во двор, и слушая песни Юрия Антонова…

 
«Вот как бывает, где лета звонкий крик,
Вот как бывает, где счастья светлый миг.
Вот как бывает, где этот летний сон,
Вот как бывает, растаял он.»
 

…

Приехав в свою коммуналку, он открыл дверь, вошел, но не успел пройти и половину коридора к своей комнате, как на пути его возник мрачный сосед Андрей, и с ходу в бой:

– Ты зачем разорил кухню, ведь так хорошо было!

– Это ты загнул, я просто поставил мою кухонную мебель на свою половину, как положено в коммуналке.

– Мы тебе предлагали как человеку, вместе ужинать.

– У нас разные графики, к тому же я человек не кампанейский, так что будем просто соседями.

– Андрей, не приставай к соседу, – к ним подошла Марта. – Извините, Николай, муж у меня вспыльчивый, но добрый.

– Это ваши проблемы, Марта, но пусть он поубавит свой пыл, целее будет, – Николай открыл дверь и прошел в свою комнату, включил свет, разделся, выглянул на балкон, за которым уже темно.

– Мой дом, моя крепость! – улыбнулся он сам себе в круглое зеркало на стене, и сел за свой рабочий стол, придвинул к себе пишущую машинку, задумался, перед тем как приступить к работе.

Пора отпечатать контрольную, и хотя бы начать писать новую. Приеду, допишу. Ничего, глаза страшатся, руки делают, как говаривал мой любимый дед, Иван Яковлевич Маресьев, царствие ему небесное, как говаривала моя любимая бабушка, Евдокия Алексеевна. Пусть земля им будет пухом…

Поздним утром, когда в квартире было пусто, Николай позвонил на кафедру кинодраматургии, Чавушьян уже на месте.

– Татьяна Павловна, здравствуйте, это Шмаринов беспокоит.

«Здравствуйте, есть новости?»

– Да, уезжаю в кино-экспедицию, в Днепропетровск, на пару месяцев. Контрольные закончу, когда вернусь, сдам в срок.

«Ну уж, в вас-то можно не сомневаться. Все бы были так пунктуальны. Мы выслали всей группе письма, по подготовке к сессии, она уже не за горами. Вам тоже.»

– До свидания, Татьяна Павловна, привет нашим педагогам.

«Всего хорошего. Передам.»

Положив трубку на рычаг, Николай успокоился. Теперь порядок. Осталось собраться, заехать попрощаться к Оле, и на вокзал. Поезд ждать не будет.

Отдельно в новую холщевую сумку, с отпечатком портрета «Че Геваре» на ней, он положил драный джемпер и заодно синюю спортивную куртку от лыжного костюма, надо поменять молнию. Это для Олиной мамы, в ремонт.

Опытному декоратору собраться, что нищему подпоясаться.

В свою весьма вместительную дорожную сумку он уложил вещи, и прочие необходимые в командировке предметы, включая кипятильник, надел любимую куртку с капюшоном.

На вешалке осталась висеть та самая старенькая куртка из коричневого дерматина, которую ему подарил когда-то приятель Виктор, еще в Котласе, чтобы он не замерз на Севере дальнем.

Он долго носил ее, не выбрасывал, берег как талисман, как память о юности. Погладил, улыбнулся дорогим сердцу воспоминаниям. Ну все, теперь можно и ехать.

Присев на дорожку, вскочил, подхватил сумки, запер дверь комнаты, затем входную дверь и поспешил к метро…