После медкомиссии Ольге разрешили летать на «Дугласе». Этот самолет имел небольшую скорость, был проще в управлении, меньше были перегрузки на летчика в полете, чем на ПЕ-2.
Ольга довольно быстро освоила самолет и уже через два месяца летала на задание. Ее штурман Аня, которая добилась все-таки, чтобы ее оставили с Ольгой, вначале сникла, увидев «Дуглас». Он раздражал ее. Это «воздушная арба», – называла она его презрительно за большие габариты фюзеляжа и малую скорость. Ей хотелось летать на ПЕ-2, на своей «пешечке», как уважительно называли самолет девушки. ПЕ-2 обладал большой скоростью, хорошей маневренностью, и хотя бал строг в управлении и требовал от летчиц высокого летного мастерства, они любили на нем летать и гордились им.
«Дуглас» предназначался для перевозки людей и грузов, как бомбардировщик использовался редко, лишь в начале войны. Но если дело касалось перевозок – он был незаменим. Это был «труженик войны». Летали на нем и к партизанам, доставляя им оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие и вывозя оттуда раненых, больных.
– Ничего, Аннушка, можно летать и на таком самолете, – утешала ее Ольга. – Главное – понимать, что и на этом самолете мы выполняем полезную и важную работу.
Из тыла они доставляли на фронт почту, грузы, а с фронта вывозили раненых.
– Ну что это за полеты? Будто воздушные извозчики! – досадовала каждый раз Аня, видя, как загружают разными ящиками объемный фюзеляж «Дугласа». – Хотя бы разрешили летать к партизанам, а то забудем, как стреляют зенитки.
Ольга в душе соглашалась с ней. Не для того она стала летчицей, чтобы возить эти ящики. Не раз она обращалась к командованию с просьбой перевести их в специальную группу, самолеты которой летали к партизанам. Но ей вежливо отказывали. И тут помог случай. Однажды везли они с фронта в Москву генерала армии. Он был невысокого роста, уже в годах, но плечистый, крепкий. Сопровождал его полковник. Погода стояла неустойчивая: сильный ветер проносил над аэродромом густые темные облака, временами шел мелкий промозглый дождь.
Когда Ольга доложила генералу армии о готовности экипажа к полету, он пристально посмотрел ей в лицо, сказал: «Хорошо», а сам обеспокоенно подумал: «Справится ли она при такой погоде? Неужели нельзя было выделить экипаж поопытнее?». Ольга заметила его обеспокоенность, заверила:
– Все будет в порядке, товарищ генерал армии. В Москву прибудем вовремя.
– А боковой ветерок на взлете не помешает? – все же спросил он осторожно.
– Не помешает, – ответила она.
Сразу после взлета они вошли в облака и весь полет шли в сплошном сером массиве. В облаках ощущалась болтанка, самолет покачивало с крыла на крыло. Иногда он проваливался будто в яму, и Ольга с тревогой думала о пассажирах. Аня сидела на своем рабочем месте, крутила ручку радиокомпаса, настраиваясь на наземные радиостанции, снимала радиопеленги, прокладывала их на карте, определяя место самолета. Она старалась делать все аккуратно, внимательно, чтобы не ошибиться в расчетах и вывести самолет точно на аэродром посадки.
«Не хватало еще сбиться с маршрута, осрамиться перед генералом армии. Вот будет позор!» И хотя она была уверена в себе, все же под ложечкой нет-нет да и покалывало, а в сердце заползал неприятный холодок.
Над Москвой шел дождь. Узнав об этом, радист доложил командиру экипажа. Ольга не на шутку встревожилась. Горючего оставалось мало. «Можно, конечно, сесть на запасном аэродроме, под Москвой их много. А если и на запасном такая же погода, тогда куда?»
Когда доложили генералу армии о погоде в Москве, он заволновался, поговорил о чем-то с полковником, приказал еще раз связаться с аэродромом и узнать обстоятельно метеоусловия. С земли передали, что в ближайшие два-три часа погода не улучшится, будет идти с перерывами дождь, возможна даже гроза. Генерал армии все же принял решение садиться в Москве на центральном аэродроме, положившись на экипаж. В разрыве облаков Ольга увидела аэродром, стала заходить на посадку. Самолет терял высоту медленно, серая вата облаков наползала со всех сторон, скрывая плоскости. Ольга неотрывно смотрела на приборы, удерживая самолет на курсе и глиссаде[13].
Высотомер показывал уже сто метров, а облака по-прежнему обволакивали «Дуглас» темной массой.
«Снизимся еще метров на тридцать. Если и дальше будут облака, уйдем на запасный аэродром», – решила Ольга. Она вся напряглась, руки слились со штурвалом, ноги – с педалями. Ольга чувствовала малейшее движение самолета. Он подчинялся ей, чутко реагируя на отклонение рулей управления.
Не высоте восемьдесят метров облачность оборвалась, но, как назло, шел сильный дождь, посадочная полоса виднелась словно в тумане.
– Будем садиться! – предупредила экипаж Ольга.
Аня тоскливо смотрела на молочный экран дождя и молила о благополучной посадке. За время полета она немало поволновалась: шли в облаках, контролировать выдерживание линии пути было трудно, от напряженной работы лицо горело, а спина взмокла. Ей очень хотелось, чтобы у генерала осталось хорошее мнение об экипаже.
И когда колеса «Дугласа» коснулись бетонки, Аня облегченно вздохнула, с гордостью подумала: «А все-таки Ольга молодец!»
Зарулив самолет на стоянку, Ольга вышла из кабины в салон.
Генерал встал ей навстречу, протянул руку.
– Спасибо за отличный полет. Всему экипажу объявляю благодарность, – сказал он мягко и доброжелательно.
Ольга стеснительно посмотрела ему в лицо, хотела что-то сказать, да замялась.
Генерал заметил ее нерешительность, спросил:
– У вас есть ко мне вопрос?
И Ольга осмелела.
– Есть, товарищ генерал армии. Не вопрос, а просьба.
– Говорите, слушаю вас.
– Помогите нам перейти в авиагруппу, которая обеспечивает партизан.
Широкие брови генерала надломились, он посмотрел на Ольгу с некоторым удивлением.
– Вы так желаете?
– Очень… – выдохнула Ольга. – Раньше мы летали на ПЕ-2, бомбили, но после ранения меня перевели на этот самолет. А возить почту, грузы… сами понимаете… Хочется настоящей работы.
– Выходит, возить генералов – это тоже, по-вашему, ненастоящая работа? – рассмеялся он и обратился к полковнику: – Ты слышал, Павел Степанович?
– Слышал, – ответил тот, гася улыбку.
– Ну что ж, Ольга Васильевна, – назвал он по имени и отчеству Голубкину, и она приятно удивилась: «Откуда он знает?» – Постараюсь вам помочь. Только ведь летать к партизанам… сами понимаете, – повторил он с усмешкой ее слова «сами понимаете» и уже серьезно добавил: – Опасно. Большой риск.
– Нам чем опаснее, тем лучше, товарищ генерал армии, теперь уже улыбнулась Ольга, и генерал отметил в ее глазах решительность, настойчивость.
– Так и быть, помогу. Павел Степанович, напомните мне об их просьбе, как только вернемся к себе из Москвы.
– Есть, товарищ генерал армии! – ответил полковник. Так была решена судьба Ольги и ее экипажа.
К партизанам они летали только ночью. «Дуглас» был тихоходен, и днем его могли легко сбить зенитки или истребители противника. Конечно, и ночью было небезопасно, но все-таки ночь затрудняла действия и зенитчиков, и истребителей.
Первые вылеты к партизанам прошли более менее благополучно.
Особенно им запомнился седьмой по счету. Взлетели они вечером. Солнце уже скрылось за холмами, но было еще светло, хорошо виднелись и полоса, и лес, окружавший аэродром, и постройки.
К линии фронта подошли на максимально возможной высоте. Внизу полыхали пожары, кое-где темноту вспарывали длинные желтоватые языки реактивных снарядов да короткие ярко-красные всплески артиллерийских залпов.
Сбавив обороты двигателей, Ольга перевела самолет в режим планирования. Этот тактический прием широко использовали наши экипажи при перелете линии фронта: противник работу моторов не слышал, и самолеты пролетали линию фронта в большинстве случаев незамеченными.
Планируя с приглушенными двигателями, самолет углубился в тыл противника, там Ольга вывела «Дуглас» в горизонт, взяла курс в район действия партизанского отряда. Шли в облаках, поэтому ни прожекторы, ни истребители нащупать их практически не могли.
Выйдя по расчетным данным в предполагаемый район посадки, Ольга стала снижаться. На высоте триста метров самолет вынырнул из облаков, и девушки увидели внизу слабенькие огоньки. Аня жадно всматривалась в ночную темь. Где-то тут находилось озеро, от которого они должны взять курс двести тридцать градусов и лететь пять минут, чтобы выйти в заданный район.
Летая по кругу, Ольга вместе с экипажем искала озеро. Внизу все сливалось в сплошное черное пятно. Изредка темноту разрезали слабенькие лучи-паутинки идущих по дороге машин. Но вот Аня обрадовано сообщила, что видит озеро. Действительно, впереди справа на темном фоне земли выделялось большое светлое пятно.
Они прошли озеро и легли на расчетный курс. Аня засекла время. Через пять минут показался выложенный из костров треугольник. Это был условный знак места посадки. Ольга развернула самолет, пошла на костры. Начало площадки было обозначено двумя спаренными огнями. В створе[14] с ними горел еще костер, указывая направление посадки. С первого захода они сесть не смогли: Ольга затянула снижение, костры остались позади, а самолет все еще имел приличную скорость и несся над землей, как встревоженный быстроногий скакун.
Раздосадованная своей нерасчетливостью, Ольга ушла на второй круг. Сделав четвертый разворот подальше от посадочных знаков, она повела «Дуглас» на снижение, и когда огни оказались на траверзе[15] слева, колеса плавно коснулись земли. Подпрыгивая на неровностях грунта, самолет покатился по площадке, теряя скорость.
Не выключая двигатели, они стали ждать партизан. И хотя все сигналы были согласованы заранее и совпадали с предписанными, все же Ольга и другие члены экипажа волновались и тревожились: «А вдруг это провокация, и они сели к врагам?».
Такие случаи были, они знали. Правда редко, но были. Поэтому и не выключали двигатели, чтобы можно было в случае опасности взлететь снова, поэтому и держали наготове пулеметы и автоматы.
Но вот в свете фар показалась фигура всадника. Он помигал фонариком, и Ольга выключила моторы. Они были у своих. Вышли из самолета.
Всадник спешился, подошел к экипажу, представился. Ольга коротко рассказала ему о грузе, который они привезли, дала список. Он взял лист бумаги, поблагодарил за груз и как бы мимоходом спросил:
– В первом заходе, выходит, промашку дали?
– Промазали… Снижение затянула, – призналась Ольга.
– И правильно сделали, что ушли на второй круг. Площадка наша ограничена, впереди овраг. Садиться надо только в начале полосы, у костра. Иначе можно свалиться в овраг.
– Сколько вам времени надо на разгрузку? – спросила Ольга.
– Думаю, за час управимся.
– Договорились, не больше часа. Линию фронта мы должны пересечь ночью. А времени в обрез.
– Я вас понимаю… – Мужчина направился к лошади. К нему, осадив наскоку коня, подъехали еще двое, о чем-то посовещались, тут же разъехались в разные стороны, а минут через десять на повозках прибыли партизаны.
Пока они разгружали самолет, Ольга и члены экипажа сидели в стороне, ели бутерброды, пили из термоса чай.
Подошел мужчина, который их встречал, присел рядом.
– Спасибо за груз и газеты. Радости теперь у нас, разговоров! Газеты получаем редко, а тут сразу такая пачка!
Он помолчал, думая, видимо, о своих делах, потом как-то неловко спросил:
– Что там нового, на Большой земле? Как настроение у народа?
– Новостей много, всех не пересказать. Настроение у народа хорошее. Все понимают: в войне наступил перелом, близится победа. Радуются этому, ждут…
– Да, конец близится, – прикрывая рукой цигарку, проговорил мужчина. – Мы это тоже тут чувствуем… Не успеваем позиции менять. Фашисты отступают, приходится и нам не мешкать, поторапливаться, впереди их отходить на запад. – Он глубоко затянулся, закашлялся, прикрыл рот фуражкой.
– Раненые есть? – спросила Ольга.
– Есть… Человек десять. Возьмете?
– Возьмем. Только не задерживайте.
– Они уже здесь, на подводах.
К Ольге подошел техник самолета, доложил:
– Товарищ капитан, разгрузку заканчиваем, привезли раненых.
– Принимайте их и рассаживайте, – распорядилась Ольга.
– Прилетайте почаще, – сказал им мужчина, растаптывая ботинком окурок. – И побольше оружия, боеприпасов. Рацию тоже не мешало бы нам поновей. Я списочек вот составил самого необходимого. Передайте там. И письма наши на почту снесите. Ну, всего вам доброго.
Он ушел к повозкам. Вскоре обоз тронулся, колеса натужно заскрипели по мягкому грунту.
Запустив моторы, Ольга подрулила к догоравшим кострам, чтобы оттуда взлететь против ветра. Самолет набирал скорость быстро, осенняя густая ночь угнетающе набегала со всех сторон, и лишь тонкий пучок света от фар, выхватывая из темноты узкий клочок земли, помогал летчице ориентироваться на местности. Вот последний удар колесами о грунт, и «Дуглас» плавно взмыл в воздух. Набирая высоту, Ольга посмотрела на восток. Небо там было по-прежнему темно-синим, но у самого горизонта уже светлела узкая розовая полоска.
О проекте
О подписке