О ВВП, предпринимателях и предпринимательской способности

В середине текущего 2015 года компания Boston Consulting Group опубликовала данные по объему частных капиталов в России и оценила их в 2 трлн. долларов США. Из них четверть находится на валютных счетах в оффшорах. На начало 2015 года, отмечают обозреватели, объем частных состояний в России вырос на 24,7% к уровню двухгодичной давности. Примечательно, что реальный ВВП России по объёму уже давно уступает накоплениям частного капитала, а по приросту и за 5 лет не дотянул до 24,7%. Вот темпы роста реального ВВП, рассчитанные на основе официальных источников:

Правда, в ценах 2012 г., как сообщают СМИ, реальный ВВП упал на 2,7%. Понятно, реальный ВВП – это тоже еще не физический показатель, а ценовой, привязанный к недавнему базовому году. Значит, тоже не очень реальный. Мы знаем, что в формуле расчета ВВП много чего намешано: есть потребительские расходы, валовые инвестиции, государственные расходы и чистый экспорт. Не фигурирует только производство. Для общества потребления оно не актуально – были бы деньги. Но мы также знаем, что для нормальной экономики потребительские расходы – это обратная сторона производства товаров и услуг. "Что посеешь, то и пожнешь". Поэтому сначала о производстве. Иначе откуда ж деньги?

В предыдущей статье я уже показывал тенденцию «роста» реального физического объема продукции в штуках, тоннах и т.д. таких отраслей, как: добыча топливно-энергетических полезных ископаемых, производство необработанной древесины, производство машин и оборудования, металлургического, немного пищевого, мебельного производства:

Это – среднеарифметические показатели. В нефтяном секторе, в пищевой промышленности в металлургии был некоторый рост. Но в целом – снижение. Без нефти, газа и металлургии индекс падал бы круче. Падение физического объема предполагает падение прибыли. Всем понятны последствия такой динамики «развития»: сокращение зарплаты, персонала, покупательной способности и т.д. Тем удивительней рост благосостояния какой-то небольшой части российского общества. А по статистике – так и всего населения. Невольно возникает вопрос, почему наши производственные отношения устроены так, что на одном полюсе деньги накапливаются быстрее, чем экономика может себе позволить, а на другом – и без того скудные оборотные средства предприятий, зарплата, пенсия – еще больше сжимаются, как шагреневая кожа? Вероятней всего потому, что у нас формируется затратная преимущественно внепроизводственная экономика. Рыночная, но затраты все (по возможности) перекладываются на государство: чем они ниже в частном секторе, тем больше государству доплачивать (субсидии в сырьевую отрасль, надбавки к пенсиям, пособия…). Вызывает недоумение и то, что этим вопросом никто в правительственных кругах не озадачивается, зато всё чаще задумываются, повышать или нет пенсионный возраст, потому что некому платить налоги. А может, негде работать? Миллионы в стране безработных, не учтенных статистикой. Такие непростые вопросы возникают, когда задумываешься о состоянии экономики страны. Посмотрим цифры и поразмышляем.

Воспользуемся данными, опубликованными рейтинговым агентством Эксперт РА. В объеме реализованной в 2014 г. продукции шестисот крупнейших российских компаний, на которые приходится 84,5% номинального ВВП, выделим некоторые сектора по долям:

Надо понимать, что в каждом холдинге есть управляющие компании, связанные с производством только через услуги по "управлению", логистике готовой продукции, отчетности и контролю финансовых потоков. И присутствует бизнес, представляющий сервисные или торгово-посреднические операции. Это означает, что приведенные выше процентные доли, в переводе на реальное производство, в действительности еще меньше.

Таким образом, судя по удельному весу, складывается впечатление, что нефтегазовый сектор, торгово-посреднические и финансовые операции – это базовые отрасли современной российской экономики с преимущественно частным капиталом.

Некоторые из 600 лидеров (например, крупнейший металлургический холдинг «Мечел», нефтяная «Лукойл», АФК «Система», «СТС Медиа») используют систему стандартов (бухгалтерскую отчетность и финансовый учет), принятую в США. Вероятно, акции торгуются где-то за рубежом, следовательно, и принадлежит часть акций иностранным компаниям или частным лицам, поэтому бизнесу важно, чтобы отчетность была понятна США. Прошедший 2014 год 152 холдинга (из 600) закончили с отрицательной прибылью при суммарном объеме продаж почти на 12 трлн. рублей. Возможно, конечно, что более тщательно посчитали затраты (заодно оптимизировали налог с прибыли). Некоторые из них, кроме убытков по итогам года, имеют большие финансовые проблемы. Например, «Мечел» имел долг перед банками в 5 млрд.$, по другим оценкам на конец мая 2014 г. – 8,3 млрд. $, зато у него нет, по словам главы Сбербанка Германа Грефа, толкового менеджмента и, как утверждает господин Греф, «Мечел» ведет подконтрольные ему производственные компании к банкротству. Странно, что Правительство РФ ищет пути спасения не Челябинского металлургического комбината, который является одним из самых крупных активов «Мечела», и в 2014 г. реализовал с прибылью продукции на 38,2 млрд.рублей, а топ менеджмент, контролирующий производство. Т.е. искусственно навязанную надстроечную структуру из «эффективных» менеджеров, тянущую производство в убытки, но почему-то его контролирующую.

Оставшиеся 15,5% ВВП обеспечивают малые, средние и микропредприятия. Вот такую структуру этого бизнеса дает нам официальная статистика:

В 2013 г. ситуация немного изменилась:

Как видим, 91–94% – это микропредприятия с тенденцией роста их доли. Ни о каком серьёзном производстве здесь речи быть не может. Преимущественно – это торговля. О том, каково приходится малому бизнесу, продемонстрируем на примере такой площадки, как Москва. Мы помним лоточников на улицах Москвы. Их сменили небольшие киоски. Последние 2–3 года город заметно меняется – много снесли киосков и мелких магазинов. Но ведь они когда-то и были ИП, малыми и микропредприятиями. И москвичи наблюдали, как примерно 3–4 года назад сначала меняли киоски на торговые модули (причем, по словам предпринимателей, за их счет, а стоили они немало – около 420 тысяч рублей), а затем объявили о расторжении земельных договоров со многими предпринимателями. Выходит, сначала производителям торговых модулей – тоже малому бизнесу, но которому Департамент московской торговли по какой-то причине сначала обеспечил рынок сбыта, который после реализации модулей тут же был свернут. «Пережевали» значительную часть этого малого бизнеса, обобрав его, и выплюнули на рынок безработных. Москва стала не так похожа на «Шанхай», но зачем надо было морочить голову предпринимателям с установкой новых модулей перед тем как их снести? Наблюдательным москвичам также может броситься в глаза то, что московские предприятия всё больше уступают рынок предпринимателям из других регионов. Если судить по лицам на фермерских рынках Москвы, фермеры из Подмосковья по-прежнему отсутствуют. И среди оптовиков по периметру МКАД их тоже почти нет. Вдоль магистральных улиц – крупные торговые комплексы – ТРК и Плазы. Они обеспечивают товаром город, но вряд ли представляют малый или средний бизнес москвичей. Это – прилавки западных брендов. Об этом еще ниже скажем. Опоры наружного освещения и архитектурную подсветку в Москве еще недавно обслуживали машины с логотипом коммерческого московского ООО «Светосервис», теперь – городское ОАО «ОЭК», которое в силу специфики своей работы не имело достаточно ни специалистов, ни машин для обслуживания наружного освещения города. Частично позаимствовали в ООО «Светосервис» (переманили), где дело кончилось сокращением людей. Можно было отрегулировать законодательство под реалии энергохозяйства Москвы, но предпочли подогнать жизнь под несовершенное в чем-то законодательство. Наверно, потому, что разработчиками его были они сами – крупные сетевые компании, близкие к московскому правительству. Поэтому малый бизнес был вынужден уйти и отсюда. Посмотрим, как на это со временем отреагируют сети. В электроэнергетику и теплосеть Москвы пришли ОАО «Газпром» (из Тюмени и С.-Петербурга) и компания «Каскад-Энерго» (группа «Ташир» из ближнего зарубежья). О судьбе крупных московских промышленных объектов, производство на которых умерло или агонизирует, упомянем ниже. Их много. Некоторые умерли вскоре после прихода иностранных инвесторов. А вот в Ливии во времена «диктатора» Каддафи прежде всего давали работать и зарабатывать местным предпринимателям: нельзя было вывезти оборудование из порта, не наняв местную фирму, нельзя было иностранцу напрямую обратиться в министерство, минуя посредника-ливийца. И страна была одной из самых процветающих в Северной Африке. Остается удивляться, как может быть в Москве при таком бизнес-климате самый низкий процент безработных – 1%? Москвичей, лишившихся работы и не обратившихся в Центры занятости, не считают безработными, прикрываясь методикой МОТ. В Москве на мизерное пособие не выжить, а помочь эти Центры всё равно не могут – отсутствуют рабочие места. Этой темы я ещё коснусь в других статьях. Чтобы оживить рынок, надо повышать занятость, а не сокращать – вот и решилась бы проблема пополнения пенсионного фонда. И лучше, если бы создавались крупные производства, а не пустующие офисы.

Многие выжившие российские крупные предприятия разукрупнились и по статистике стали относиться к среднему бизнесу. Происхождение их часто еще советское, когда промышленные гиганты включали в себя смежные производства и инфраструктуру, которые в ходе реформ распались на отдельные структуры, увеличив число предприятий на порядок. При этом производство упало тоже на порядок. Например, турбины производили суммарной мощностью около 13 млн. кВт., а в 2014 г. произвели мощностью только 2148 тыс. кВт. Станков производили в 1990 г. около 3 млн. шт., а в 2014 г. произвели всего 7822 станка. Не трудно догадаться, почему так произошло. В 90-е годы «доходило до того, что иностранные станкостроители под видом инвесторов заходили на наши предприятия, а потом продавали их, как было с заводом им. Орджоникидзе. Тем самым очистили для себя рынок сбыта», – говорит Иван Андриевский, первый вице-президент Российского союза инженеров. Видный российский ученый С. Г. Кара-Мурза пишет, что особенно обвальный спад произошел в производстве металлорежущих станков. По сравнению с 1990 годом производство упало более чем в 30 раз. И после 2000 года быстро стал расти импорт: 2000 г. – 15,6 тыс.шт., 2004 г. – 190 тыс.шт., 2006 г. – 315 тыс.шт. Происходила замена станочного парка в машиностроении, и это хорошо, но что с российскими станками? Интернет выдает нам информацию о том, что станкостроение в России существует и представлено 56 «заводами». Наверно они работают, но, очевидно, производственные мощности совсем не удовлетворяют потребности рынка, а главным инструментом являются бумаги. Впрочем, компетентные СМИ утверждают, что Китай скопировал советские станки и теперь конкурировать с ним невозможно. Это – к вопросу о конкурентоспособности отечественного станочного парка и беспрецедентной бесхозяйственности власть имущих. Что ж, это говорит только об одном – наше государство не умеет и не желает защищать отечественного производителя (и ноу-хау) на мировом рынке ни лицензированием, ни патентованием. И даже когда свои мощности есть, своего рынка у них нет.

По оценке экспертов износ станочного парка в России достиг 80%. Ежегодно «выводится» из эксплуатации около 50 тысяч станков, т.е. рынок есть, а «Красный пролетарий» смог продать в 2012 г. только два станка, вероятно, из последней партии, произведенной в 2010 г. Зато импорт покрыл 92% внутреннего рынка на сумму 2,5 млрд. $. По словам генерального директора ООО «Диффенбахер» Виктора Стратановского, «заниматься производством оборудования в России очень невыгодно. В нашей стране есть деньги, сырьё, спрос, но при этом нет ни специалистов, ни ноу-хау». Представляете, до чего дожили? Китай скопировал наши станки вместе с ноу-хау так, что у нас ничего не осталось. Специалисты, ноу-хау – это отдельная тема. Хотелось бы спросить чиновников профильного министерства, зачем нужна система образования, навязанная стране, в результате внедрения которой в стране не стало настоящих специалистов?

Так же и в турбостроении – Пермский завод, Уральский турбинный завод, «Невский завод», «Сатурн – Газовые турбины» пытаются производить современное энергетическое оборудование, входят в кооперацию с зарубежными лидерами в этой области, но результат пока не удовлетворяет рынок.

Потребности так упали? Заказов нет или производство стало мелкотоварное, не справляется? Нет, заводы еще – что надо, правда, их стало меньше. Просто в стране так до сих пор и не создали рыночные рычаги регулирования экономики в интересах её развития, как, например, в Китае. Недоиспользуются производственные мощности, трудовые ресурсы, привлекаются к работе иностранцы, что способствует господству низких зарплат и никак не стимулируется переориентация с поставок сырья на изделия с высоким уровнем добавленной стоимости. Причину поясняют металлурги: за рубежом есть свои мощности по прокату металла (добавим, как и по переработке нефти, древесины и много другого), а дешевого сырья мало. Если за границу идут составы с сырьём для обеспечения загрузки мощностей иностранных государств вместо отечественных, разве не долг Правительства задуматься, как отрегулировать интересы бизнеса, чтобы переработка и обработка стали интересны и выгодны в стране добычи сырья? Положение дел демонстрирует, что государство не в состоянии отрегулировать эти вопросы. В новостных сводках часто слышим, что надо защитить своего производителя и рынок, потому что через Украину уже в январе хлынут товары из Европейского союза. Позвольте узнать – не поздновато защищать производителя или то, что от него осталось? Если и раньше защищали, то упаси Бог от такой защиты. Демагогические заявления о защите сопровождаются упованием на иностранные инвестиции. Кто ж будет инвестировать в своего конкурента так, чтобы он еще и работал? В сырьё, в торговлю – да. В переработку вкладывали только тогда, когда нужно было отправить в металлолом оборудование. Что же в результате?

Вот пример участия иностранного капитала в производстве в 2011 г.: