Глава 4. Арабский клинок

Еще ночью Хасан переложил компьютерные железки в непромокаемые бумажные пакеты из-под натовского сухого пайка. Болтики и прочую ненужную мелочевку он надежно спрятал, а мешок выбросил на помойку. Оставалось только ждать. В уличном кафе время пройдет быстрее. Удобно присев на низком обтрепанном диванчике, Хасан заказал большой кальян с буковым углем и, прикрыв глаза, погрузился в неспешные размышления.

Пару лет назад русские очень хорошо купили карту памяти из фотоаппарата личной телохранительницы самого Каддафи. Женщина тоже была откуда-то из России. Да, ее звали Наташа-Оксана. Аппетитных размеров, с яркими глазами цвета неба, такую бы он с удовольствием оседлал. Оседлал и промчался, словно на дышащем жаром скакуне по ночной пустыне так, чтобы крики неверной было слышно издалека.

Хасан понимал почти все, когда говорили на русском, и даже мог произнести несколько слов. Он был совсем молодым, когда провел осень в Болгарии, в лагере подготовки. Тогда, по указу правительства Каддафи, у его семьи отобрали лучшие земли. Хасан отомстил активистам из революционного комитета, но пришлось прятаться у кочевников в пустыне. Старейшины племени приняли его хорошо, однако доверять им полностью он не мог. Лучшего варианта, чем уйти за границу и переждать горячее время пока его ищут по всей Ливии, он не представлял. За определенную сумму можно было перебраться с попутным караваном в Чад, но что делать там без денег, Хасан не знал.

В случайном разговоре один из русских, словно зная о его проблемах, предложил поездку в учебный лагерь. Три месяца в Болгарии, плюс еда, дорога туда и обратно и даже наличные. Этому человеку араб доверял. Советским инженерам, ставящим железные мачты и тянувшим по ним через пустыню провода линий электропередач, Хасан перекидывал кое-что из контрабанды, и проблем никогда не было. Русские даже не торговались, оплачивая заказанный товар. По словам инженера, в лагере обучали стрельбе, рукопашному бою и иностранным языкам. Поездка была тайной от властей, без всяких паспортов и других бумажек, сначала на грузовике, потом на одном из кораблей, доставлявших в Ливию из Союза оборудование.

Хасан долго, целую ночь, лежа на кошме и глядя на мерцающие звезды, думал. Если его будут заставлять отойти от веры или кто-то посмеет оскорбить ислам, он просто перережет глотки неверным любым осколком стекла. А так ему терять нечего. На все воля всевышнего. В разговоре инженер намекнул: если все будет в порядке, можно будет сделать в Болгарии документы на другое имя. И тогда Хасан вернется на родину.

Утром он нашел русского и дал согласие.

Сразу после приезда в лагерь военный в форме без знаков различия предложил Хасану сесть на высокий неудобный кяфирский стул в одной из комнат. Оказалось, что этот – среднего роста с короткой стрижкой и серыми, блеснувшими металлом глазами русский был самым главным начальником спрятанного в горах лагеря.

Через переводчика военный расспрашивал мусульманина о семье, о том, почему он согласился приехать в Болгарию нелегально. Разговор шел несколько часов. Все, казалось, устали. Неожиданно командир спросил:

– Хасан, почему сидишь, сгорбившись, и прячешь руки под стол?

Спросил он по-русски, но Хасан до сих пор помнил эти слова и жесткий немигающий взгляд. Удивительно, но он понял все сразу и без перевода. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Хасан встал и ответил:

– Я буду разговаривать стоя.

– Тебе, наверное, просто неудобно сидеть? Пойдем со мной.

Они вышли через дверь в конце коридора на уютную, под крышей и с видом на горы, террасу в восточном стиле. Там удобно устроились на ковре с подушками и не спеша раскурили кальян. Переводчик был больше не нужен – оказалось, офицер плохо, но говорил на арабском. Кофе был крепкий, и они беседовали допоздна. Емельянович, так звали русского, вызывал уважение. Он показал точное направление на Мекку и оставил арабов покое на время вечернего намаза. Хасан и сам определил, где святыня, даже среди гор, но со стороны кяфира это было, по меньшей мере, необычно.

В лагере его поселили отдельно, в маленьком домике у ручья. Занятий было немного. Утром приходил инструктор, и после завтрака они отправлялись на стрельбище или в горы. Иногда дрались, не в полную силу, на деревянных ножах. Инструктор умело отражал удары, но почти всегда проигрывал схватку. Хасан владел холодным оружием одинаково хорошо правой и левой рукой. Кроме этого, он часто использовал один из арабских приемов ножевого боя: прятал обе руки за спину, и противник не мог определить, в какой руке в следующую секунду окажется клинок. Позже инструктор показал ему пару ударов небольшой стальной лопаткой с остро заточенными краями, насаженной на короткий деревянный черенок. «Малая саперная» лопата была обязательной в экипировке советского армейского спецназа – десантно-штурмовых бригад. Хасан понял, что удар такого боевого топора он бы не отразил.

Общаться с другими людьми, покидать территорию и ходить в столовую, даже когда показывали кино, Хасану не разрешалось, да и не хотелось.

Два или три раза в неделю они ужинали с Емельяновичем, а после долго пили кофе на террасе. Хасан учил русские слова и пытался понять, что скрывает и что хочет от него офицер. Беседы текли неторопливо, паузы бывали большими, тогда, казалось, каждый думал о своем. Вопросы веры в разговорах не затрагивали, бороться с исламом никто не предлагал. Договаривались о том, как будут держать связь, что может интересовать русских и сколько это будет стоить. Временами просто молчали.

С самых первых встреч на террасе русский просил добавить ему в чашку горячий кофе на арабском. Хасан был младше и с уважением делал это. Потом Емельянович стал обращаться с этой просьбой на русском. Через месяц Хасан уже мог определить желание собеседника без слов: по жесту или взгляду, даже когда кофейника на низком столике не было. Еще через месяц наступило такое время, что просьбы русского араб стал понимать, казалось, мысленно.

Позже они стали играть в игру – угадай желание. Офицер прятал что-нибудь сначала среди диванных подушек, а потом и в лесу, а Хасан должен был понять что именно и найти тайник. Теперь им уже не нужно было назначать следующую встречу. Хасан просыпался утром и уже просто знал, что сегодня Емельянович его ждет. Прошла неделя, и араб обнаружил, что знает, когда они встретятся за кальяном на террасе в последний раз.

Именно в этот вечер Емельянович принес с собой не новый ливийский паспорт с фотографией Хасана. Даже его имя оставалось прежним, но все остальное стало другим. Русский приготовил ему в подарок еще и толстую пачку наличных. Со своей стороны араб нарочно коряво подписал какую-то бумагу на непонятном ему кяфирском языке и на следующее утро покинул лагерь.

После его возвращения в Ливию нечасто, но продолжало происходить это необычное общение – проснувшись утром, Хасан знал: Емельянович приготовил для него деньги. Иногда можно было догадаться, за что тот готов заплатить. Иногда нет, тогда нужно было выйти на связь. Вскоре Хасан перестал удивляться и стал выполнять просьбы Емельяновича без лишних вопросов: русские платили в любой валюте.

Задание установить контакт с Наташей-Оксаной и половину оговоренной суммы в ливийских фунтах он получил от незнакомца по дороге на те самые, несостоявшиеся похороны. Неверная любила пить водку, и Хасан лично шесть месяцев подряд, каждый понедельник, доставлял ей две бутылки контрабандного «Абсолюта». Переезжая в другую спальню, а скорее всего – в кровать Самого, Наташа-Оксана испугалась, что у нее найдут строго запрещенный личный фотоаппарат. Тогда он подарил ей на прощанье еще две бутылки и получил цифровую камеру тоже как бы в подарок. Никаких картинок на карте памяти аппарата не было – женщина наверняка их стерла. Странно, но за пустышку русские хорошо заплатили.

Хасан отдал бы полжизни, чтобы провести ночь с такой роскошной Наташей. Тогда этого сделать было нельзя – женщина из окружения Самого. Но если на пути попадется еще одна такая блондинка, придется совершить тяжкий грех. И неважно, сколько при этом пострадает неверных.

Глубокая живительная затяжка из кальяна позволила освободиться от грешных мыслей. Грех это не попробовать снять с русских в два раза больше денег, чем они рассчитывают. За время войны против Каддафи цены выросли, и Хасану удалось накопить немалую сумму. Теперь у него есть карта одного палестинского банка, и оплата приходит на этот счет.

Сейчас в трех бумажных пакетах товара минимум в пять раз больше, чем раньше удавалось достать. За такие деньги можно купить шесть наложниц. Или денег наконец-то хватит, чтобы уехать и жить в Бейруте. Главное, не позволить застать себя врасплох, как в тот раз. Недаром почти новая, тяжелая, словно набитая золотом, пластиковая коробочка была не в пакетах для передачи, а здесь, за широким поясом.

Тогда агент Рембрандт чуть не провалил задание. Хасан должен был, держа Наташин фотоаппарат на виду, прогуляться по одному оживленному району Триполи. На вечерней набережной аппарат нужно было передать человеку, который обратится к нему с вопросом – паролем, который придумали русские. Хасан вышел на прогулку, но положил розовый, явно женский, аппарат в небольшую холщовую сумку. Иначе можно было привлечь недобрые взгляды. Почти час Хасан ходил по торговой улице, останавливаясь, словно разглядывая ювелирные изделия, выставленные за толстыми стеклами витрин. Опасения были не напрасны: он только один раз вытащил камеру из сумки, но через минуту опять спрятал, заметив, что прохожие и особенно охранники ближайшего магазина обращают на него пристальное внимание.

На залитой ярким электрическим светом набережной было полным полно народу: кяфиров в светлых штанах, спешащих военных в форме, каких-то индийцев в чалмах. Хасан в темном запыленном бурнусе топтался на месте, словно не зная, куда ему дальше идти.

Обжигая, на голову капнуло холодной водой из торчащей над улицей трубки кондиционера. Араб начал злиться, стало жарко, пришлось на виду у всех вытирать воду и пот со лба не совсем чистым платком. Нужно покинуть это проклятое место. Казалось, и полицейский на углу, постукивая бамбуковой дубинкой по начищенным черным ботинкам, смотрит только на него. Оглядываясь, Хасан торопливо свернул в первый попавшийся темный проулок.

Араб явно нервничал и покидал место условленной встречи. В этой ситуации ничего не оставалось, как изъять агента Рембрандта прямо на улице, затолкать в автомобиль и забрать нужный предмет. Розовая фотокамера была в полном порядке, но к арабу пришлось применить силовые методы воздействия – Хасану запомнился русский парень с раскосыми глазами, который уложил его лицом вниз на заднее сидение белой «Камри».

Капитан Сергей Иванович Ершов, опытный диверсант в свои двадцать шесть лет, крепкий, выше среднего роста, с открытым лицом и татарским разрезом глаз, доставшимся от деда, почти блондин со стрижкой ежик, начал докладывать Новикову: «Прибыл в Ваше распоряжение согласно…», но адмирал только махнул рукой и протянул Ершову папку с документами. В кабинете за дубовым рабочим столом в адмиральском кожаном кресле восседал полковник Белов. Если Емельяныч здесь, то задание обещает быть интересным.

Сергей внимательно изучил мелкомасштабную карту глубин одной из неприметных бухт на побережье Средиземного моря недалеко от Бенгази. Задание, ситуацию, план он понял, а агент Рембрандт вообще старый знакомый. Вспыльчивый, склонный к непродуманным действиям, но смелый и до сих пор не подводивший араб должен был оставить добытые материалы в условленном месте. Дополнительных вопросов у Ершова не возникло, хотя как раз сейчас и стоило их задать. Во время проведения операции капитан принимал решения самостоятельно и на связь выходил только в самых экстренных случаях.

Адмирал Новиков и полковник Белов смотрели выступление президента США по ТВ. После гибели посла президент был явно не в себе. Обещал ответить, сохранить, усилить. Было понятно, что в его команде царит растерянность. Госсекретарь Хиллари Клинтон стояла рядом с трибуной и смотрела прямо президенту в рот, словно боялась, что он скажет что-нибудь лишнее. Американцы официально заявили о решении приблизить боевые корабли к береговой линии Ливии, но речь о высадке десанта не шла. Реакция явно не предусматривала быстрых силовых решений и сводилась к усилению охраны зарубежных представительств. Вокруг посольства в Каире возводилась трехметровая стена из каменных блоков, протестующих в Йемене разогнала пулеметным огнем местная армия.

Ершов по уставному поднялся из-за стола и спросил, обращаясь к адмиралу:

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

Короткий, без лишних деталей, оперативный план контакта с агентом Рембрандтом был составлен и утвержден, приказ отдан: Ершов с двумя бойцами морского спецназа вылетал ближайшим гражданским рейсом в Тунис.

Старая «нокия» для связи с русскими давно была выключена. Другой мобильник, с обычным ливийским номером, коротко вздрогнул, приняв СМС на арабском от анонимного отправителя. Посылку следовало оставить после вечернего намаза в рыбацкой лодке двоюродного брата, живущего в маленьком поселке у моря. Как русские найдут ночью лодку на каменистом пляже, отличив ее от десятка других, агента Рембрандта уже не должно волновать.

С тихим стуком перекатывая гальку, легкий ночной прибой плавно вынес аквалангиста в темном гидрокостюме на дальнем конце пляжа у подножия окружающих бухту отвесных скал. В неярком свете звезд угадывались очертания вытащенных из воды рыбацких лодок. Некоторые перевернуты, словно для просушки. В приборе ночного видения пляж и тропинка, ведущая вверх, были чистыми. Сняв баллон, ласты и другое, лишние на берегу снаряжение, темная фигура двинулась к седьмой лодке во втором ряду. Вдруг со скалы справа, со стороны тропинки, с шумом покатились камни.

Боец мягко прыгнул вперед, перекатился и залег в тени от ближайшей лодки. На черно-белой картинке прибора ночного видения не появилось ничего настораживающего. Последний камешек из камнепада, щелкнув по гальке, затих. Минут через десять можно будет двигаться дальше.

Уже много часов Хасан терпеливо лежал под одной из перевернутых лодок, наблюдая за пляжем. Узкий кинжал с богато украшенной вязью рукояткой он держал в ножнах, пряча оружие в левом рукаве грубошерстной рубахи. Аквалангиста на берегу араб заметил сразу, но буквально на секунду отвлекся на шум камнепада, и черный силуэт исчез.

На галечном пляже бухты было тихо, только небольшие волны, накатывая на берег, шумели прибоем. Человек в гидрокостюме, притаившись, лежал в густой тени у борта рыбацкой лодки. Оружия, кроме ножа аквалангиста, он не имел, а все снаряжение было сделано в Китае. В случае нештатной ситуации принадлежность пловца к какой-либо стране не установят.