– Успокойся, Хорь, – пробасил главный. – Нам, теперь, отступать некуда. Они нас не выпустят.

– И что ты предлагаешь?

– Для начала, чтобы ты заткнулся. Ты воин, а не баба. Не раскисай.

– Действительно, Барсук, что делать будем, – угрюмо спросил ещё один.

– Спешиваемся. Пойдём пешком. Лошади никуда не денутся. Всё равно за нами пойдут. Идём плотной группой. Самострелы наизготовку.

– Зачем спешиваться?

– Мы верхом сильно рассредоточены. Плотной группы не получается.

– В город пойдём?

– Ты хочешь, чтобы с нас живьём кожу содрали за невыполнение задания? Пойдём за той четвёркой. Без них в город никак.

Бойцы слезли с лошадей и, хлопнув их по крупу, отпустили, а сами сбились в плотную кучу, ощетинившись стрелами, и пошли назад. Женька с волколаком двинулись следом. Идти пришлось не сзади, а по бокам отряда, чтобы не учуяли лошади, которые на некотором отдалении тоже шли за своими хозяевами.

Пешком двигаться, да ещё и постоянно ожидая нападения, это не на лошади во весь опор скакать. Поэтому, когда ночь опустилась на лес, прошли едва половину пути. Выбрав полянку, встали на постой. Разожгли костёр, натаскали лапника, подозвали лошадей и стреножили их.

– Лошади будут нашей сигнализацией, – пояснил Барсук. – Они волколака на расстоянии учуют.

– А человека?

– Человека тоже. Особенно того, который вместе с волколаком на нас нападал. Сейчас ужинаем, разбираем смены и, спать. Дежурить по двое, руки с самострела не убирать. Стрелять на каждый шорох.

Женька с волколаком на расстоянии слушали, как воины, вяло переругиваясь, решали, кому, когда дежурить. Потом было слышно, как они поели и, наконец, улеглись спать. Лагерь затих. Только мягко переступали копытами кони, изредка пофыркивая, да похрапывал кто-то, слегка присвистывая.

– Ну, что? – спросил монстр. – Нападаем?

– Подожди. Дай им успокоиться и расслабиться. Потом я подберусь поближе и уничтожу охрану. А там уже и ты подтянешься.

– Почему ты охрану уничтожаешь?

– Тебя лошади на расстоянии учуют. Правильно этот Барсук сказал.

– А тебя не учуют, что ли?

– Я в человеческом состоянии подберусь. А уже там обращусь.

Женька расслабился, вышел из обращённого состояния и сразу продрог. А похолодало сильно! Скоро зима. Подложив под себя лапник, он поплотнее закутался в куртку и стал дышать на руки, стараясь их согреть. Интересно, а в волколачьем состоянии холод вообще не ощущался. Нет. Так дело не пойдёт. И костёр не разжечь. Хотя, почему это? Они от отряда достаточно далеко. Отсюда они вряд ли огонь увидят. Парень опять обратился и, пользуясь обострившимся зрением, собрал сухие сучья. Разжечь костёр было минутным делом и, вскоре, он уже блаженно улыбался, протягивая к огню озябшие руки.

Для верности подождали два часа. Потом Женька осторожно, стараясь не хрустнуть ни одной веткой, подобрался поближе. Оба охранника сидели спокойно, греясь у костра. Первоначальный запал добросовестного несения службы уже упал, и они вяло переговаривались между собой, положив самострелы на колени. Ещё более осторожно парень стал подбираться ближе и остановился только тогда, когда лошади стали проявлять лёгкое беспокойство. Значит, дальше нельзя. Уже здесь, предварительно послав волколаку сигнал, он ускоренно обратился. Завизжали лошади, внезапно учуяв монстра совсем рядом, вскочили охранники, всё опять стало медленным и тягучим.

Женька прыгнул вперёд, схватил первого охранника, отмечая, как медленно он поднимает свой самострел, одним движением свернул ему шею, тут же выбил из рук второго оружие и вмял ему кулаком лицо в череп. Очень медленно стали подниматься с хвойных лежанок остальные, когда серая тень упала сверху и стала рвать только что проснувшихся людей. Женька бросился к волколаку и, схватив за ноги одного из воинов, с размаху разбил его голову о ближайшее дерево. Рядом катался ещё один, зажимая руками разорванное горло. Пара минут, и только Барсук, бледный как мел, стоял, прижавшись спиной к дереву и выставив перед собой саблю. Подав сигнал волколаку, Женя подошёл к барсуку поближе и глянул в его налитые кровью глаза.

– Кто вы такие? – с еле сдерживаемой истерикой в голосе, спросил главарь. – Я таких бойцов не видел. Неужели действительно демоны?

– Думай, как хочешь. Зачем вы нас преследовали? – сквозь рык спросил парень.

– Вы сами напали на мой отряд, – непослушными губами ответил воин.

– Нет. Сначала вы начали преследовать меня и моих друзей. Нападение на вас было вынужденным.

– Вы убили сына нашего вожака.

– Мы его не убивали.

– Он возглавил погоню за убежавшей девушкой, и вы его убили.

– Его убили не мы. Его убили Боров и его люди.

– А вы убили их.

– Да. Это наши давние враги.

– Но их должен был убить наш вожак! А вы помешали ему это сделать. Поэтому вместо них он должен убить вас.

– Интересная логика. Вы напали на наш город. Вы перебили кучу горожан, а остальных превратили в рабов. Вам что, мало? Вы лишили нас дома, а теперь ещё и собираетесь лишить нас жизни. Да ещё и не просто убить, а заставить перед смертью помучиться. Не слишком ли нагло?

– Город мы взяли по праву сильного! – рявкнул Барсук и, вдруг, неожиданно, бросился на Женьку.

Вот только не учёл он того, что все его резкий выпад для парня был тягучим и медленным. Вот Барсук делает два долгих шага, плавно поднимая саблю над головой. Вот сабля, начинает неторопливо опускаться. Женя спокойно сжал ладонь на запястье руки, удерживающей оружие, с удовлетворением ощущая, как ломаются от нажима кости, глянул в расширяющиеся от боли и удивления глаза и ударил второй рукой противника в шею. Хрустнули позвонки, и Барсук медленно стал заваливаться на землю.

– Вот и всё, – проговорил парень.

– Теперь, назад? – поинтересовался волколак. – Или переночуем тут?

– Ну, уж нет. Пробежимся до заимки. Мне хочется хоть немного, но в тепле поспать. И под крышей.

– А зачем тебе бежать? Вон лошадей сколько. Я сейчас отойду подальше, и они вернутся на поляну к своим хозяевам. Всё равно стреноженные они не могли далеко убежать.

Так и получилось. Стоило только волколаку уйти, как на поляну осторожно вышли кони. Судя по дрожи, которая сотрясала их сильные шеи, лошади были испуганы, однако преданность и благородство, присущие этим животным, не давало им покинуть своих хозяев. Мягко переступая по земле копытами, они подходили к мёртвым телам и тыкались в них своими мордами, словно пытаясь разбудить. Женька забрал всех шестерых и погнал их к заимке.

На заимке никто не спал. Женщины сидели у печки, прижавшись друг к другу, а Кот с самострелом дежурил у окна. Он-то и заметил подъезжающего к дому Женьку.

– Ну, наконец-то, – облегчённо выдохнул он, впуская парня в комнату. – Как там дела?

– Всё нормально. Правда, повозиться пришлось. Но погони больше нет. Подробности потом, а сейчас спать. Я вымотался совершенно. И вам поспать не помешает. Завтра в дорогу. Я коней привёл. Верхами поедем.

– Конечно. Ложись.

Женя доковылял до своей лежанки и выключился, как только принял горизонтальное положение. Остальные тоже не заставили себя упрашивать. Опасность миновала, и нужно было отдохнуть перед дальней дорогой.

Утром, позавтракав, сразу вышли на улицу. Всё было уложено ещё вчера, поэтому долго не собирались. Навьючив на двух лошадей свой скарб, уселись на остальных и поехали. Кони, успевшие отдохнуть ночью, бодро везли своих седоков по еле видной дороге, начинающейся сразу за заимкой. Если дорога есть, то она куда-нибудь выведет, справедливо рассудил Кот. И Женька с ним согласился.

Ехали не быстро. В отличие от мужчин, привыкших ездить в седле, женщины этой наукой владели слабо, и им пришлось нелегко. Приходилось делать небольшие остановки, давая девчонкам походить и немного размять ноги. Кот мрачно ругался про себя, давая понять, как бесят его эти остановки, но Женька, неожиданно, проникся участием к бедолагам и ничего не имел против.

Татьяна мерно покачивалась в седле, морщась от боли. Внутренние части бёдер натёрло, и они прямо огнём жгли. Столько в седле она ещё не проводила. Чтобы отвлечься от саднящей боли, она стала думать о жизни. Вот, ведь, как судьба складывается. Жила себе в городе. Всё текло своим размеренным чередом. И, вдруг, дикари. Крики, убитые люди на улицах, пожары, тёмный душный подпол и плен. На этом спокойная жизнь закончилась. В плену пробыла мало. Уже на второй день чудом удалось бежать. А потом погоня, Боров, побег, опять погоня и, наконец, счастливое спасение. И вот уже она член этой странной группы, где нормальная только женщина. Кот – мутант с явными признаками кошачьих генов. А Женька, вообще, получеловек, полуволколак.

Она бросила быстрый взгляд на парня. Он привлекал и, одновременно пугал девушку. Внешне и не скажешь, какой монстр прячется у него внутри. Высокий, ловкий, умелый. Вон, за один день всю группу едой обеспечил надолго. Только успевали тушки разделывать, да присаливать. С ним не пропадёшь. Да и симпатичный, чего греха таить? Вот только вчера днём видела она его в обращённом состоянии, когда он весть о преследователях принёс. В спешке не обратился сразу. Волосы от ужаса шевелились, пока он нормальным не стал. Весь напружиненный, с витыми канатами мышц, слегка ссутуленный, с хриплым рыком, вырывающимся из оскаленного рта. Нет. В тот момент это была пасть. Страшно было, аж жуть. И не ей одной. Даже Коту было неуютно рядом с напарником. А, с другой стороны, именно в таком состоянии он их спас. А Татьяну вообще два раза. В первый раз от людей Борова, когда они за ней гнались. То есть, вреда от этой его способности нет. А защита – отличная.

Никогда ещё девушка не чувствовала себя так безопасно, несмотря на то, что, вроде, спокойная жизнь кончилась и впереди ещё неизвестно, что ждёт. А потёртости болят, сил нет. И Катерине тоже несладко. Вон, в седле ёрзает. И кобыле под ней это не нравится. Храпит, да головой дёргает. Ведь, неумелый седок и лошади ещё та морока. Наконец-то остановка! Танька в раскоряку слезла с лошади и со стоном потянулась. Рядом так же потягивалась, разминая спину, Катерина. Картинка ещё та. Здорово же они выглядят в глазах мужчин! Эта мысль буквально обожгла девушку, и щёки моментально вспыхнули. Превозмогая себя, Татьяна выпрямилась и, как можно грациознее, прошлась по поляне. Боль болью, а девушка должна выглядеть всегда хорошо. Ага, особенно во время первой встречи. Прямо красавицей была с колтуном грязных волос на голове и лицом, измазанным сажей. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Обстоятельства.

Наклонившись, словно высматривая что-то среди пожухлой, тронутой лёгким ночным морозцем травы, девушка вновь бросила взгляд на Женьку. А, всё-таки, неплохой парень. За ним, как за каменной стеной. Сколько вились возле неё парни, а никогда не было такого чувства полной защищённости, как рядом с ним. Наверное, если и выбирать мужа, то именно такого, как он. От этой мысли щёки опять обдало жаром.

После обеда наткнулись на заброшенную деревню. Здраво подумав, решили остановиться здесь на ночёвку. Неизвестно, найдут ли они ещё что-нибудь подходящее до темноты, а ночи стали морозными и ночевать в наспех сооружённых шалашах никому не хотелось. Да и женщинам отдых, всё-таки, нужен. С непривычки намучались верхом. Выбрали дом в более хорошем состоянии и занялись печкой. Женька опять привязал к верёвке камень и прочистил дымоход. Бросив пук соломы в печку, поджёг его и убедился, что тяга есть. Умели же строить когда-то! Столько лет дом простоял, а всё работает. Пока Женька возился с печкой, Кот подремонтировал разбухшую от времени дверь, и теперь она стала плотно закрываться. Потом вместе прошлись по дому и позакрывали окна всякой рухлядью, что попалась под руку. Женщины навели относительную чистоту в помещении и занялись приготовлением ужина.

Остаток дня провели в праздном ничегониделаньи. Женщины закрылись в доме и занялись своими потёртостями, Кот просто сидел во дворе, ловя скупое тепло осеннего солнца, и жмурился от удовольствия, а Женька ушёл подальше, обратился и побежал по лесу вместе с волколаком. Нравилось ему это состояние абсолютной свободы и неодолимой мощи. В последнее время он часто ловил себя на том, что так хочется почувствовать, как наливаются руки нечеловеческой силой, до предела обостряются слух и обоняние, глаза застилает розовая пелена, а из груди рвётся хриплый рык, от которого в ужасе цепенеет всё зверьё вокруг. Парень бежал, мощно рассекая кусты грудью и наслаждаясь каждым движением.

Впереди, с шумом сорвался с места и бросился наутёк молодой кабанчик.

– Берём? – мелькнуло в голове.

– Берём, – согласился парень и стал охватывать животное справа.

– Гони на меня!

– Принимай!

Азарт охоты пьянил. Слегка обогнав кабанчика, Женька выскочил прямо на него. Кабан взвизгнул, затормозил всеми четырьмя лапами и бросился вправо, стараясь уйти под корнями густого орешника. Волколак налетел коршуном и одним ударом когтистой лапы разорвал его.

– Хорошая охота, брат.

– Мне понравилось.

– Держи. Половина твоя.

Всё-таки, вид питающегося волколака был Женьке неприятен. Окровавленная морда, хруст разгрызаемых костей и треск разрываемых сухожилий, кровь, капающая с оскаленных клыков. Зрелище не для слабонервных. Поэтому, причина для того, чтобы удалиться, нашлась быстро.

– Тогда ты кушай, а я отнесу мясо в дом.

– Хорошо.

– Кот, ты, кажется, свининки хотел, – проговорил Женя, сбрасывая с плеча заднюю часть туши.

– Ух, ты! – восхитился напарник. – Девчонки! Посмотрите, что у нас есть?

– Что ещё? – вышла на крыльцо недовольная Катерина.

– Мясо. Женька успел поохотиться и завалил кабанчика.

Выскочившая на крыльцо Татьяна взвизгнула от радости. Да и Катюха быстро сменила гнев на милость.

– Сейчас присолим, а завтра что-нибудь приготовим из этого, – вынесла вердикт она. – Тащите в дом и разделайте.

Вот, вроде мелочь, а настроение поднялось у всех четверых. Таня даже стала что-то напевать, изредка бросая на Женьку взгляды. Остаток дня прошёл в приятных хлопотах. Не торопясь поужинали, болтая за столом о разной чепухе, потом ещё долго пили чай, наслаждаясь теплом и уютом и, наконец, легли спать.

С утра выехали отдохнувшие. И опять потянулась заросшая древняя дорога через лес, уже забывшая, как выглядит путник. Женщины верхом чувствовали себя уже уверенней, поэтому двигались гораздо быстрее, чем вчера. Несколько раз всё-таки, останавливаться пришлось, хоть Катерина с Татьяной старались мужественно делать вид, что всё нормально. На обед расположились на небольшой поляне, разожгли костёр и поели запечённой в углях кабанятины. Конечно, запах дикого зверя никаким костром не отобьёшь, но, после долгого употребления зайчатины, свинина пошла на «Ура». Отдохнув, продолжили путь.

День клонился к вечеру, а на пути так и не встретилось больше ни одного населённого пункта. Ночевать на голой земле как-то не улыбалось. Женька откровенно забеспокоился, помня, как мёрз в ту ночь, когда они уничтожали преследователей. Тогда даже костёр не особо помогал. Не хотелось бы повторить этот печальный опыт. Однако, видимо, деваться некуда. Парень всматривался по сторонам, пытаясь отыскать что-нибудь подходящее для ночёвки. Подошёл бы сухой овраг, в склоне которого можно было бы сделать небольшую землянку или вымоина достаточного размера в земле между корнями большого дерева. Там можно было оборудовать неплохую берлогу, как делают медведи.

– Что ищешь, брат? – раздалось в голове.

– Нужно на ночёвку становиться. Вот и хочу отыскать какое-нибудь удобное место.

– А что, каменный дом не подойдёт?

– Да где же его отыскать-то?

– Впереди. Скоро увидишь.

– Вот за это тебе большое спасибо! Ты даже не представляешь, как меня обрадовал!

– Всегда рад помочь, брат.

Женька оглядел приунывших друзей и обрадовал новостью. Радости не было предела. Люди воспряли духом, и даже женщины, морщась, стали подгонять своих лошадей. Деревья расступились как-то внезапно, открыв взору забор, сложенный из камней, заросший диким плющом и местами завалившийся. Одинокая воротина перекосилась, оторвавшись верхней петлёй и укоренившись в землю нижним углом. Дорожка из каменных плит, почти невидимая из-под густо пробившейся в стыках пожухлой травы вела к большому четырёхэтажному зданию с каменным крыльцом в три ступеньки и огромными окнами без стёкол на входе. Сбоку от ворот стоял небольшой домик с маленькими подслеповатыми окнами, на удивление, застеклёнными треснувшим стеклом.

Большое здание привлекало мало, а вот домик был прямо к месту. Женька, оставив друзей на улице, слегка вошёл в волколачье состояние и проник внутрь, проверяя, нет ли в доме чего опасного. Домик был пуст. По сути, там была всего одна комната и небольшой чуланчик. Вдоль стен стояли четыре топчана, посередине – дощатый стол, а в углу – небольшая круглая железная печка, немилосердно закопченная. От печки в стену вела коленчатая железная труба, так же покрытая копотью и слоем ржавчины. То, что нужно для ночёвки. В чулане обнаружилось какое-то ветхое тряпьё и остатки лопат. Женя позвал друзей внутрь.

– Ну, как? – приосанившись, поинтересовался он.

– Да это просто хоромы! – восхитился Кот.

– А грязи сколько! – сморщила носик Катерина.

– Вот вы уборкой и займитесь, – предложил ей парень, – а мы пока за дровами сходим.

Ходить далеко не надо было. Лес под боком. А за столько лет без человека валежника там накопилось много. Так, что спустя час огонь уже весело плясал за прикрытой дверцей, а железный бок печки медленно наливался малиновым цветом. По комнате разлилось живительное тепло. На плоской верхней части поставили котелок, над которым колдовали женщины, а мужики сидели в сторонке, чтобы не путаться под ногами. И крутили носами, ловя восхитительные ароматы готовящейся пищи. Настроение было приподнятым. Всё-таки ночёвка под крышей, это не под открытым небом. Шутки так и сыпались. А потом Татьяна запела. Голос у неё оказался неожиданно мелодичным и красивым. Да и песня, очень древняя, про рябину, которая влюбилась в дуб, была прекрасной и брала за душу.

Девушка любила петь, но делала это нечасто. Обычно, тогда, когда бывала одна. А тут, поддавшись всеобщему настроению, какой-то домашней атмосфере и уюту, вдруг, неожиданно для самой себя, запела. Пропев пару куплетов, она, вдруг, заметила полную тишину в комнате и обернулась. Друзья смотрели на неё с удивлением, смешанным с восторгом. Щёки моментально стали пунцовыми, Татьяна смутилась и выскочила из домика. Стоя у стены и подставляя холодному ветру свои пылающие щёки, она ругала себя последними словами, когда за спиной хлопнула дверь и сильные руки легли ей на плечи.

– Ну, что ты? – услышала она Женькин голос.

– Дура я! – со слезами в голосе выкрикнула она.

– Почему?

– Распелась тут. Вы, наверное, смеётесь надо мной. Распелась, как дура тупая.

– Зря ты так. У тебя красивый голос. А песня вообще замечательная. И очень древняя. Мы тебя слушали с удовольствием.

– Это ты сейчас смеёшься надо мной?

– Даже и не думал. Нам действительно очень понравилось, как ты поёшь. И ещё, столько дней мы только и делаем, что подвергаем свои жизни опасности и преодолеваем трудности. От этого, кто хочешь, душой загрубеет. А тут песня. И душа сразу развернулась, а мир вокруг кажется уже не таким страшным и мрачным. Ты думаешь, почему наши предки такие красивые песни слагали и их пели? Для души. Им тоже, наверное, несладко временами приходилось. Потому, что, когда человеку легко живётся, ему не до красоты и душевности. Человек так устроен, что вспоминает о душе только тогда, когда ему тяжело.

– Ты, правда, так думаешь? – заглянула Женьке в глаза Таня.

– Да.

– И ни капельки не смеёшься надо мной?

– Ни капельки, – парень притянул девушку к себе.

Татьяна ткнулась лицом в широкую грудь, и ей стало так тепло и надёжно, что захотелось вот так стоять и стоять. Рядом мягко переступали с ноги на ногу лошади, а крепкие мужские руки прижимали осторожно её к себе. Усилием воли она мягко, стараясь не обидеть Женю, отстранилась и пошла в дом. Уже войдя в комнату, она наткнулась на одобрительный взгляд Катерины. В ответ на удивлённо вскинутые брови, Катюха перевела взгляд на появившегося за спиной девушки Женьку и ещё раз одобрительно кивнула. И опять щёки вспыхнули красным. Да что же она краснеет и краснеет! Опустив голову, Таня быстро подошла к печке и стала помешивать похлёбку, пряча покрасневшее лицо.