Отзывы на книгу «Островитяне»

Вот как-то даже и расстроилась, впрочем, не сильно. Ибо никак не ожидала от лескова откровенной сладувани в стиле салонного писателя тех времен или в стиле диккенса, которому это в общем-то прощается. Мною прощается. Но лесков-то, лесков. Как же так. Пошто? Нда.

Хотя начинается все довольно-таки и неплохо. Живет, значит, на васильевском острове семейство обрусевших германцев, состоящее на момент повествования из одних женщин. И вполне себе феминистично, что удивительно по тем временам, управляются с домом и с бизнесом опосля потери кормильца. О, как.
То есть никто не бежит в падшие женщины или там топиться в озере из-за отсутствия пропитания. Но это душевное благополучие ненадолго. Из-за младшенькой дочери, которой не повезло народиться излишне экзальтированной и раскормиться на литературе, нашенской, в том числе. До такой степени, что любая русская придурь скромно курит в сторонке, заедая тульским пряником.

Вообще, в семействе этом есть три дочери. Средняя просто вышла замуж и неплохо, хоть лесков и гнал там волну на зятя-немца. Старшая все же с тараканами, но все они были вскормлены заради блага семейства. Зато младшенькая... Юные вертеры и всякие чайльд гарольды и рядом не стояли. Вот такая она была.

И, конечно же. Конечно же, нашелся меньшиков ей под стать. Весь такой ловелас, кобеляр и моднявый живописец. Начал было запудривать ей мозги. Да только сам припудрился. Потому что там такие буйные мозгошмыги расцветали вовнутрях девицы, что свихнулся бы сам профессор преображенский, простите. Девица похлеще шарикова.

И снова рассказчик и прочие мужики восхищались возвышенной придурью девицы и возводили ее на пьедестал аки женский идеал. Вот просто нет никаких слов, что вообще было у этих господ в головах? Что, интересно? А нормальные женщины у них обретались на задворках и назначались синими чулками.
Впрочем, живописец на самом деле очаровался старшей сестрой, которая записала себя в старые девы. Ну, она и была там самая нормальная за вычетом личных тараканов. И вот надо было именно ей подбирать этого кобеляра и держать его в ежовых рукавицах, потому что он нуждался как раз в такой женщине. Но незадача, у нее оказались совсем другие цели в жизни.
И от чего я просто выпала в осадок. Лесков вложил в уста старшей сестры слова, что живописца плохо воспитала мать, поэтому он такой потаскун и подлец. Что? ЧТО? Эй. А где отец? Он что не обязан участвовать? Это получается, что у женщин нет гражданских прав и свобод, но пробелы в воспитании потомства - всецело их вина. Короче, и ее нафиг с такими-то тараканами. Все же голосую за среднюю сестру.

Так что... Прочитала я этот опус, все больше и больше недоумевая и раздражаясь к финалу. И в очередной раз утвердилась во мнении, что этот немецкий даже не романтизм, а сентиментализм, да и еще взращенный на нашенской почве... Нафиг его, категорически нафиг.

Очень странная история и довольно странное отношение к героям у автора.
Я конечно понимаю, что художник это всегда женщины и какие то странные рассуждения о жизни. Но то, что случилось с одной из сестер Норк я не могу полностью в вину художника отнести. Читая то, как Маня разговаривает с ним при подслушенной рассказчиком сцене , полностью возлагаю ответственность на эту маленькую, всеми любимую Маню. Очень странная девица- такая экзальтация у молодой девицы настораживает сразу, и еще поведение показывающее иногда , что у нее и с психикой беда, что подтверждается потом, ставит меня на сторону мужчины , а не этой маленькой женщины. Я не сочувствовала, не переживала совершенно за нее ни сразу ни потом уже как бы в другой жизни, что впрочем делает автор в лице рассказчика , да и все вокруг нее прямо не надышаться на нее.
Впрочем кроме этой маленькой странной девицы в доме Норков есть еще сестры и я читая про каждую удивлялась их различию. Если первая полностью посвятила себя мужу, то вторая уже в то время ведет себя странно, отвергая мужчин уже одним только видом, хотя не скажешь , что она некрасива, даже наоборот. Вот такие разные детки в одной семье. Автор рассказывает о семье немцев и конечно поведение мужа старшей сестры, который хочет показаться русским , имея немецкие корни, даже отвергая многое зарубежное меня как то даже настораживало- зачем это ему , я так и не поняла.
Если многие книги автора произвели на меня огромное впечатление, то к этой у меня двойственные чувства. И больше даже их за подачи материала. То, чем восхищаются многие рецензенты мне наоборот не понравилось. Автор как бы перескакивает со стиля на стиль, вставляя странные отступления, которые мне не понравились. И почему иногда герои говорят языком древнегреческих трагедий, или отдельные главы прозы написаны как бы в стихах, и еще вставлены множество стихов- мне это было странно читать, хотелось сосредоточится на сюжете и не отвлекаться. Особенно не понравились отступления. Для меня это оказалось не лучшим произведением у автора. Хотела даже поставить меньше, но все таки не поднимается рука , перевесили плюсы, история все таки довольно любопытная хотя не со всем я бы согласилась.

Ромвн, опубликованный в 1866 году, повествует о русских немцах: этнические немцы в третьем поколении считают Васильевский остров Санкт-Петербурга своей Родиной. Семья Норк состоит из 5 женщин: бабушка в инвалидной коляске, матушка Софья Карловна и три дочери: Берта, Ида и Маничка Норк. Их зять, муж Берты Ивановны, Фридрих Фридрихович Шульц стремится к русскости всеми фибрами души.

Уж не пародия ли? подумала я ,читая поистине пушкинские строки сравнения избалованной

горсточки

Манички. Художник Истомин сравнил младшую Норк с Русалочкой - и рассказчик отдал дань уважения Николаю Васильевичу Гоголю. Постыдная драма семейства Норк-Шульц с проклятьями и прощением и отпущением грехов несчастненькому - это Федор Михайлович Достоевский. Истомин, капризный красавец, герой-любовник, прегадкий тип, подонок, - сам автор признавал, что Истомин списан с реального лица.

Чудаковатый жуликоватый Шульц, сделавший возможное и невозможное для своих женщин, сам себя нарекает Федор Федорычем. В Германии он был до этого.

Безыменный писатель, свидетель многих событий, рассказывает нравоучительную повесть страсти и предательства. "Островитяне" это прекрасный образец русской классической литературы .

Всегда с удовольствием читаю произведения Лескова, а вот с "Островитянами" как-то не заладилось.  Дело, видимо, в том, что автору хорошо удаются русские характеры, а тут главные герои - немцы. Коренные петербуржцы с Васильевского острова, обрусевшие, но всё же нет в них русской души. А может и не в этом дело. Просто  сюжет достаточно заезжен, да ещё регулярно перемежается неимоверно тягучими назиданиями и размышлениями,  неотвратимо вгоняющими в сон. Рассказанная история стара, как мир: молоденькая невинная девушка и коварный соблазнитель. Девушка умненькая и скромненькая; невзрачная, но одухотворенная. Соблазнитель - беспринципный красавец. Девушка хочет пострадать, соблазнитель готов этому поспособствовать.
Ради разбора последствий соблазнения читать не стóит. Но за книгу однозначно стóит взяться для погружения в дух Петербурга, для  обогащения речи интересными самобытными  словечками.  Например,
"прихотничество", то есть поощрение своих прихотей.
Герои и сюжет меня не сильно увлекли, хотя написана повесть эмоционально.
Единственный персонаж, на ком  хочу остановится, это сестра главной героини - Ида Норк.  Её мировосприятие и жизненная позиция и сейчас вызывают уважение, а в 1886 г. они казались, наверное,  скрытой формой бунтарства: "есть женщины, для которых лучше отказаться от малейшей крупицы счастия, чем связать себя с нулём, да ещё… с нулём, нарисованным в квадрате. Я одна из таких женщин."  Не стану углубляться в плюсы и минусы такой философии, но Ида Норк точно останется в памяти.

О, боги! Это самые длиииииииииинные 280 страниц, что я когда-либо читала! То ли я отвыкла от русского языка, то ли я не смогла привыкнуть к русскому языку питерских немцев, о которых (с большой симпатией, кстати) пишет Лесков. Больше главы в день я по каким-то неведомым мне причинам не могла осилить: мозг активно сопротивлялся и заставлял меня возвращаться к уже прочитанному. Для меня книга как-то незаметно разделилась на две части: первая стала знакомством с семейством василеостровких немцев Норков, состоящим преимущественно из женщин. Вторая превратилась в историю плохого парня, соблазнившего невинную девушку, и что из этого получилось.

Можно сказать, что Норки - образцовая семья. Несмотря на то, что их русский язык не совсем отполированный, они вполне органично вписываются в русский пейзаж и живут довольно-таки спокойной жизнью. Они такие уютные особенные люди:

На Васильевском острове есть свои особенные, островские доживающие типы; это, так сказать, василеостровские могикане. В ряду этих могикан самые оригинальные и близкие к уничтожению – прихотники, люди, кажется, нигде, кроме Острова, невозможные; люди, усвоившие себе свои, весьма исключительные прихоти и возводящие эти прихоти во что-то законное и неотразимое.

Мне показалось, что Лесков даже не задаёт «иммиграционные» вопросы в современном смысле этого слова, хотя в аннотации и сказано, что герои «поставлены автором перед проблемой культурного самоопределения, самоидентификации». Единственный, кто никак не определится со своей «самоидентификацией», — это, пожалуй, Фридрих Шульц - супруг одной из дочерей семейства Норков. Иногда он старался «русить» уж слишком усердно, что у меня лично вызывало ухмылку.

Фридрих Фридрихович был и хлебосол и человек не только готовый на всякую послугу, но даже напрашивавшийся на нее; он и патриотизму русскому льстил, стараясь как нельзя более во всем русить.

Когда в дом наших немцев зачастил молодой художник Истомин, мир и покой нарушается. Внешне он может и «блестит», но фактически он принадлежит к породе «лишних людей», а потому неудивительно, что юная Маня, едва отметившая шестнадцатилетие, оказалась под угрозой.

Красивое, часто дышавшее истинным вдохновением и страстью, лицо Истомина стало дерзким, вызывающим и надменным; назло своим врагам и завистникам он начал выставлять на вид и напоказ все выгоды своего положения – квартиру свою он обратил в самую роскошную студию, одевался богато, жил весело, о женщинах говорил нехотя, с гримасами, пренебрежительно и всегда цинически.

Во время чтения я ощущала, будто я смотрела в повторе давно знакомый фильм: все это уже было, все до боли знакомо, а потому особого интереса не было. Возможно, противопоставляя традиционных русских немцев Норков и циничного «славянского богатыря-молодца» Истомина, Лесков хотел показать, кто на самом деле более русский. Я вот точно знаю, на чьей я стороне и кому принадлежит моя симпатия.