– На официальном портале «Уолл-Стрит Джорнэл» материал не появлялся, либо эти мерзавцы не смогли обойти защиту, либо даже не пытались, тем не менее инфа была вброшена технично: сначала ее слили как сенсацию неформатному агентству, потом под видом официального перепоста прокрутили в дайджестах, а после легализации заслали в массовый тираж…

– Стоп, – оборвал его Шестаков. – Еще раз повтори все вышесказанное, но уже помедленней.

Жорес послушно повторил. И добавил про ареал распространения, который был узким, и про частичный охват. Задеты лишь территории Центрального Урала, слегка Северный Урал и парочка регионов Дальнего Запада. Сибирь почти вся осталась в стороне. Юго-Запад зацепило краем, да и то сильно затухающей волной. Утренний замер показал остаточный информационный фон на уровне ноль целых четыре десятых пики. Одно из двух: либо работали чрезвычайно везучие непрофессионалы, либо это были профи, которые тупо двигались вслепую. Били по площадям, рекламируя свои возможности.

– Уверен? – Шестаков на секунду даже перестал хмуриться.

– На сто процентов, – кивнул Жорес. – Не зря нам почти сразу дали «отбой». Там теперь окружная управа отрабатывает.

– По «Республике» есть новости?

– Продолжаем работать… – уклончиво ответил Жорес. – Тарас утром вернулся чуть живой, я его отпустил до вечера.

– Напрасно, – проворчал Шестаков. – Михаила освободи от всех дел и перебрось на «Республику». Понял? А если понял, то не стой, как древнегреческий статуй, а бери лопату и копай. Меня Суматошный к себе требует. Будем сейчас иметь разговор в целях профилактики вирусных инфекций…

Управляющий директор территориального управления «Лаборатории Касперского», вопреки говорящей фамилии, суматошным не был. Жил он размеренно, осторожно, московскому начальству стараясь не докучать. Недостатков у него было всего два – привычка говорить очень тихо и употреблять табак. И не просто табак, а очень крепкие контрабандные сигареты, которые производила лишь одна страна в мире – Республика Косово.

Шестаков попытался хитрым маневром занять стратегически выгодную угловую позицию за столом для брифингов, но Суматошный, прокашлявшись, указал ему рукой на низкое кресло напротив окна. Управленческий народ в шутку прозвал этот предмет мебели дыбой.

– Рассказывай, – кивнул Суматошный.

– Рассказываю, – кивнул в ответ Шестаков. – К вечеру обещали снегопад, Рэм Филиппович. Даже странно. Почти май за окном, а прогноз на всю неделю отвратительный…

Суматошный неторопливо разорвал целлофановую обертку новой пачки, выбил из нее тонкую сигарету, щелкнул зажигалкой и выпустил вонючий дым в потолок.

– Чувство юмора я оценил… Теперь о делах. Что там у нас на мемном фронте?

– В поселениях Оконешниковского муниципального района выявлены три новые модификации фрактальных мемоидов. – Шестаков протянул начальству квадратную карточку из монокристалла сапфира, на который он предусмотрительно сохранил файл с заранее подготовленной справкой. – Все три случая с летальными исходами. Мы предполагаем, что применялись линейные трехуровневые мемокомплексы с асимметричным кодом. Есть основания полагать, что их базовая мемная структура относится к четвертому классу опасности и действует по принципу трояна. Но это пока лишь предположения. Нужно будет провести детальный анализ. И я категорически настаиваю на немедленном введении мероприятий по ограничению доступа во все поселения в районе Оконешниково.

– Какова погрешность? – уточнил Суматошный.

– Менее двух процентов, – заверил Шестаков и рассказал, как в рабочем поселке Куломзинское неработающий гражданин в возрасте тридцати семи лет избил сестру черенком от лопаты за то, что она забыла вечером подоить корову, после чего привязал избитую за ногу к телеге и таскал за собой по всему поселению. Другой эпизод – скандал в селе Золотуха. Пара прожила в браке двадцать лет. А когда расходились, не смогли поделить совместно нажитое имущество – корову. Бывший муж, никогда не работавший, запер бывшую жену вместе с коровой в помещение для хранения сельхозинвентаря и поджег снаружи. Пока бывшая супруга горела, он раскатывал на телеге по улице и разбрасывал по чужим дворам ее личные вещи. Третий эпизод – Любимовка. Два соседа делили участок, который они раньше совместно использовали под летний выпас крупного рогатого скота. Поспорили. Решили устроить гонки на механизированных телегах, чтобы победителю достался весь участок. Инициатор гонок выпал на полном ходу из своего транспортного средства и попал под задние траки.

– При всей внешней несхожести этих происшествий, в них явно прослеживается акцентуация на двух формализуемых объектах – корова и телега, – пояснил Шестаков.

Суматошный задумчиво прикурил очередную сигарету.

– А что там по «Республике»?

– Проводим проверку в рамках сорок четвертой статьи. По предварительным данным – изготовление и распространение. В особо крупном. Таким материалом грех не воспользоваться.

Суматошный хмыкнул и с усилием вдавил окурок в пепельницу.

– А дальше?

– Что дальше? – растерялся Шестаков.

– Это я тебя спрашиваю. Ну воспользуемся материалом. А что потом? Ты в суде гарантируешь положительный результат?

Шестаков вздохнул и невольно задержал взгляд на большом портрете Верховного правителя России в массивной раме из золоченой балканской березы. По тонкому интеллигентному лицу главы государства блуждала странная и местами загадочная улыбка, смысл которой Шестакову разгадать было не дано…

– Значит, фактов у тебя действительно нет? – уточнил Суматошный. – Понятно…

– У меня есть полная уверенность, что Гюрза связана с «Республикой». Дайте мне неделю, и мы все найдем.

– Мне не уверенности твои, мне факты нужны. «Фестиваль» этот уже во всех моих печенках фестивалит. Даже митрополит звонил.

– И что Владыка? Предлагал помолиться за наше спасение?

– А ты поулыбайся мне, поулыбайся. Владыка никогда ничего не предлагает. Он просто поинтересовался, почему я храм давно не посещал. А что мне ему сказать в ответ? Времени нет? А времени потому и нет, что мне приходится разгребать позавчерашние новости про несуществующих блондинок… И не пытайся меня переубедить. Я помню, что ты у нас юное дарование. И все еще не вижу ни одной причины, из-за которой ты не можешь занять в среднесрочной перспективе мое кресло. Но с этой Гюрзой у тебя явный перегиб. Из Искры, понимаешь, у него возгорится пламя!

– Виноват!

– Ты хоть отдаешь себе отчет, что делаешь? Для всех остальных, кроме меня, ты два года разыскиваешь гражданку, которой не существует. Для Федерального агентства национальной безопасности ее нет. В Федеральной службы миграции и в Федеральном агентстве по финансовому мониторингу ее тоже не знают. Ее знаешь только ты. Вот и скажи мне тогда, где она.

Шестаков промолчал, разглядывая пыльный офисный сад камней на подоконнике.

– Ладно, – неожиданно подобрел Суматошный. – Пару дней я тебе дам. Но и ты не забывай, что если не будет убедительных фактов, никакая интуиция тебе не поможет. В лучшем случае – длительный отпуск. В худшем – сам понимаешь…

Из начальственного кабинета Шестаков выбрался почти задохнувшимся. И боком, как краб. Дыхание он смог перевести только в полутемной тесной канцелярии. У лифта коротко кивнул смутно знакомому человеку в зеленой форме Ростелекома и сразу схватился за свой бифон. Первым делом набрал Жореса. Линия оказалась занята. Тогда он механически принял незащищенный входящий вызов.

– Ты как там, генерал Дима?

Шестаков собрал волю в кулак, чтобы не сорваться на крик.

– Марья, времени в обрез. Если что-то срочное, говори. Но очень быстро. ОК?

– Ты сейчас в своей конуре?

– У тебя поразительная интуиция.

– Точно. А еще я умею немного предсказывать будущее. Оперуполномоченных из Ростелекома видел?

– Допустим. – Шестакова опять стали одолевать плохие предчувствия.

– Только ты башкой не крути по сторонам. Сделай на лице улыбку. Кто-то из них сейчас рядом?

– Допустим. – Шестаков натянуто улыбнулся.

– Тогда послушай дружеский совет, генерал Дима. Никому не звони, а бери руки в ноги и сматывайся. Времени у тебя совсем нет. И даже не надейся, что все обойдется.

– Не обойдется?

– Нет. Извини за плохие новости…

* * *

Хилая полоска света с автостоянки осталась позади. Впереди были только густая холодная ночь и забор из шершавых бетонных плит, казавшийся почти бесконечным. Шестаков остановился, перевел дух, и прислушался к тишине Юго-Восточного округа, утонувшего в хаотичном нагромождении старых фабричных зданий. Старательно следуя короткой инструкции, которую получил от Лю Тана, Шестаков добрался до теплотрассы, миновал изгиб компенсатора, вслепую перебрался через двухметровую канаву по шаткой и ржавой металлической конструкции. До цели, по его прикидкам, оставалось совсем немного…

– Руку!

Шестаков, едва не свалился от неожиданности в канаву.

– Кто здесь?

– Не пугайтесь. Тан зовет меня Ву. Он говорит, что по-китайски у этого имени два значения – Ворон и Колдун… Уберите свет. Идите на звук. Здесь дыра в заборе. Хватайтесь за мою руку.

Трава на другой стороне забора была мокрой, и в дорогих мокасинах Шесткова мгновенно захлюпало.

– Далеко еще? – огорченно поинтересовался он.

– Видите тот ангар, который за бывшим пятьдесят седьмым корпусом? Там и передохнем. Особого комфорта, правда, не обещаю…

Пока они по очереди протискивались в узкую щель между остатками кирпичной стены и ржавым железом ангара, Шестаков успел заметить шевеление в углу.

– Здесь еще кто-то есть?

– Это крысы. Не обращайте внимания. И осторожнее, пожалуйста, на ступеньках. Поднимайтесь за мной на второй ярус. Там я отраву рассыпал. А иначе бы эти черные друзья давно все сгрызли. Проходите вперед, не стесняйтесь, дверь я оставил открытой. Сейчас свечу зажгу. Здесь уже можно. Окон-то нет…

В узкой комнатке когда-то, видимо, была щитовая. Теперь место электрощита занимал низкий топчан. В одном углу поблескивал старый умывальник с эмалированной раковиной, криво привинченной к стене, в другом – железный ящик, который лет сто назад смог бы претендовать на высокой звание сейфа, но после длительной эксплуатации и множественных перекрасок стал вызывать только жалость…

– Уютно тут у вас. – Шестаков опустился на скрипучий топчан и поморщился от сложного букета запахов, в котором доминировали ноты кислого молока и прелых тряпок. – Начнем с главного. Автомобиль, как договаривались, я оставил на охраняемой стоянке у торгового комплекса «Три кита». Доверенность с правом продажи – в багажнике. Тан просил, чтобы чип-ключ я отдал человеку, который меня переправит через Канал. Я хотел бы иметь полную уверенность, что вы – это именно тот человек.

Контрабандист поднял жестянку с оплывшим огарком повыше и Шестаков разглядел шишковатую и почти черную от загара лысину, необычно светлые брови, отсутствующий передний зуб и нос, сдвинутый влево. Все приметы совпадали. Именно так и должен выглядеть Паровоз – последний русский, которому каким-то чудом удалось удержаться в бизнесе, давно контролируемом китайцами из ближних к Каналу поселений.

– Извините за недоверчивость, – Шестаков отчего-то смутился.

Паровоз с осторожностью взял в руки кремниевую пластину в платиновой окантовке, приоткрыл скрипучую дверцу сейфа и с явным облегчением забросил чип-ключ куда-то в самую его глубину.

– Пусть Тан сам разбирается, – пояснил он Шестакову. – Мое дело – переправить через Канал… Новичок?

– Не совсем, – зачем-то соврал Шестаков, старательно отгоняя от себя липкий страх.

Контрабандист с кряхтеньем опустился на колени, сунул голову под топчан и выудил большой черный мешок из толстого пластика.

– Здесь все, что может понадобиться – куртка, брюки, ботинки, термобелье. Обмундирование новое, добыто в прошлом году на складе Тринадцатой ракетной армии. Размер приблизительно ваш. Разве что ботинки могут быть великоваты…

Шестаков послушно переоделся. Ботинки тоже оказались впору. Через несколько минут, когда запах антисептика стал не таким острым, он уже чувствовал себя новым человеком.

– Вам раньше приходилось переправлять людей? – не удержался Шестаков от вопроса.

Контрабандист ухмыльнулся черной дыркой отсутствующего зуба.

– Главное, не запаниковать. Бояться можно, страх выжить помогает. А вот если паника накроет – это конец. На моем участке полоса отчуждения узкая – около пятидесяти метров. Ориентиром для вас будет красный свет. Пока красная точка впереди светится – направление верное. Накроет акустической волной – падайте на землю. Отраженная волна не так опасна, как прямая. Правда, у некоторых голова вертолетом с+ непривычки идет, но это если мозжечок слабый. Примите заранее «Релеватин». Полезная штука. И как успокоительное, и как средство для ослабления последствий от излучателей. В смысле, если вдруг прямо под него…