© Николай Федорченко, 2022

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022

* * *

Максим Кольченко, седой мужчина предпенсионного возраста, спортивного телосложения, роста чуть выше среднего, с небритостью на лице в стиле «мафиозо неаполитано», шурша кроссовками по ковру облетевшей листвы, возвращался домой из тренажёрного зала. Очарование осенних деревьев, робко снимающих с себя последние детали одежды, пряный аромат влажных листьев, смешавшийся со сладковатыми нотками тлена – всё наводило на мысли об эфемерности красоты и мимолётности жизни. Раздувающимися ноздрями прямого широкого носа он тщетно пытался уловить непередаваемый запах ушедшего лета.

Три горизонтальные морщины на его высоком лбу, свидетельствующие об уверенности в себе, пересекались одной глубокой бороздой над переносицей. По мнению физиогномистов, обладатель подобной морщины видит в жизни только то, что хочет, предпочитает всё остальное обходить стороной, упрямо отстаивая своё мнение. Его глубоко посаженные серые глаза, сохранившие проблески былой синевы, смотрели на этот мир из-под нахмуренных бровей вполне жизнерадостно.

Из наушников, в унисон осенней гармонии, звучала одна из баллад группы Scorpions. Максим вполне прилично владел английским – жизнь заставила. Прошлый бизнес, ориентированный на экспорт, частые заграничные вояжи – чем не стимул для изучения языка? Ну и, конечно же, беззаветная любовь к року. Переслушивая знакомые с детства песни, он раз за разом обнаруживал в них некие скрытые смыслы, которые до этого почему-то не замечал.

Тёплый вечер укрыл старинный парк флёром ранних сумерек. Багряный лист, сорвавшись с макушки высоченного клёна, спланировал по невидимой спирали на ворох осыпавшегося с берёз золота. Природа подводила черту под очередной прожитой жизнью, на время замерев в трепетном ожидании новой, и только могучий дуб, сохранивший наперекор приближающейся зиме зелень своей развесистой кроны, противился грядущему хаосу беспощадной осенней энтропии.

Входящий звонок, прервав гитарные аккорды, разрушил ощущение идиллии единения с магией засыпающей природы, с колдовской тайной опадающей листвы. На экране высветился незнакомый номер. Максим недовольно поморщился и поднёс трубку к уху.

– Алло…

– «Туман», я «Маска». Приём! – эхом далёкого прошлого донёсся из трубки знакомый голос.

Вряд ли Кольченко мог не узнать звонившего, но сколько же минуло с тех давних пор? Целая жизнь. «Туманом» в Афгане был он, а под позывным «Маска» выходил в эфир командир джелалабадской разведроты Виктор Казачёнок, его ровесник и основной напарник по боевым выходам. Они договорились встретиться через час. Местом встречи был назначен один из входов в Старый город.

Максим заприметил бывшего ротного издалека – тот явно выделялся среди толп гуляющих туристов своей фирменной угловатой походкой. Время наложило свою морщинистую печать на его загорелое лицо, но, несмотря на приобретённую солидность, Виктору вполне удалось сохранить былую выправку. Озорной взгляд серых глаз ничуть не изменился, в голосе – всё те же интонации, всё тот же тонкий нос с горбинкой, напоминающий клюв хищной птицы. Вот только льняные волосы и роскошные песняровские усы этого исконного белоруса заметно поседели. После Афгана друзья встречались лишь однажды, летом восемьдесят седьмого, а сейчас на календаре был конец две тысячи восемнадцатого.

Они не виделись тридцать один год.

Непринуждённая атмосфера небольшого ресторанчика, звон бокалов, пряный запах глинтвейна, доносящийся из кухонного помещения аромат жарящегося мяса и доброе пиво создавали ощущение домашнего уюта и располагали к задушевному разговору.

– Жена всё та же, дети выросли, внучка-умница, а внук – копия я, такой же взрывной и неуправляемый… Службу закончил на Чукотке, в бухте Провидения, – отпив пару глотков из высокой кружки, Максим продолжил краткий отчёт о прожитой жизни: – Уволился подполковником, сразу же после развала страны, которой когда-то присягал, и без долгих раздумий нырнул в пучину рыночной стихии. Не утонул, хотя порой попадал в переделки покруче афганских. Начинал со взаимозачётов, а в самом конце лихих девяностых уже рулил огромным комбинатом, бывшим когда-то одним из флагманов советской промышленности… Перебрался в Москву…

– Ну, значит, жизнь удалась! – поднося свою кружку к кружке друга, констатировал Виктор.

– Одна из жизней, у меня их было несколько. Первая – военная, вполне успешная. Награды, досрочные звания… Моя афганская идея о создании групп глубинной артразведки, пройдя многочисленные проверки и экспертизы в конце восьмидесятых, в виде проработанного до мелочей документа легла на стол начальника Генерального штаба. Пригласили меня тогда в самый высокий армейский кабинет. Сначала хвалили, потом предложили положить все эти мысли в основу кандидатской диссертации, а закончили за упокой. Мол, за окном – Её величество Перестройка, разрядка, разоружение и вечный мир во всём мире. Короче, ни к чему нам теперь вся эта фигня. Я не сдержался, полез в спор со всей своей пролетарской прямотой, невзирая на маршальские звёзды своих визави. В споре том шансов на победу у меня, конечно же, не было, но хоть высказал всё, что на душе накипело, и спустя пару недель я был переведён из Одесского военного округа в Дальневосточный.

– Да уж, благоразумно промолчать ты и в Афгане не умел, – улыбнулся Казачёнок.

– Ты, что ли, умел? – беззлобно огрызнулся Кольченко.

– Ну… Эта наука не хитрая, к концу восьмидесятых я ей уже вполне овладел. Ладно, с первой, военной, жизнью всё понятно, вторая – жизнь в бизнесе… Но ведь несколько – явно больше двух? – Виктор откинулся на спинку кресла, приготовившись слушать дальше.

– Вторая жизнь закончилась в разгар наступившей эпохи стабильности. Я, в общем-то, в этом сам виноват: отказался пополнить ряды активных сторонников нынешней власти, отвергая многочисленные приглашения… Всё агитировали вступить в их партию… Уж лучше в дерьмо вступить – от него хоть отмыться можно. Послал я их куда подальше: слишком много омерзительных рож, намертво присосавшихся к бюджету страны, затесалось тогда в ярые государственники.

Но, как говаривал дедушка Ленин, кто не с нами, тот против нас. Ответка прилетела быстро. Ржавым катком рейдерского захвата управляла слаженная команда высокопоставленных прокуроров и генералов МВД. Меня обвинили в несуществующей многомиллионной налоговой задолженности и пришили статью. Дальше – по нарастающей: прослушка, слежка, угрозы семье… Передо мной замаячила реальная перспектива тюремного срока – судьи входили в ту же команду… С бандитами в лихие девяностые можно было воевать, и воевать вполне успешно, а с государством – нет. Воспользовавшись старыми связями, я смог привлечь на свою сторону некоторых влиятельных людей, но… чуда не произошло. Удалось лишь достигнуть компромисса: мне – закрытие уголовного дела, им – комбинат.

– Странно, что твоя лучшая подруга Удача на этот раз отвернулась от тебя, – задумчиво произнёс Виктор.

– Не отвернулась. Просто неожиданно выяснилось, что она ни разу не про деньги… Это я теперь, спустя столько времени, понимаю, что мне тогда просто несказанно повезло. Вполне мог присесть на десяток лет.

Максим на какое-то время замолк, уставившись застывшим взглядом в пивную кружку.

– Третья моя жизнь прошла в политике. Болотная и далее… Участие в организации безопасности шествий и митингов привело меня прямиком в политсовет одной несистемной партии. Я там был далеко не самым умным, но уж точно самым радикальным. После провала на выборах в Мосгордуму, после Крыма и Донбасса я окончательно понял, что вся эта оппозиционная мышиная возня не способна изменить сложившийся в стране порядок вещей. Без сожаления покинув арену политических баталий и благоразумно решив, что ждать у моря погоды сподручнее подальше от его штормящих берегов, я, как принято сейчас говорить, свалил…

Словакия когда-то радушно приняла меня после Афганистана, здесь моя дочь пошла в первый класс, здесь родился мой сын. На оставшиеся от тучных времён накопления я купил в Братиславе жильё и, открыв скромный бизнес по выпечке и продаже пирожков, получил временный вид на жительство. Треть семьи – здесь, две трети – в Москве. Так и живу, на два дома. Мотаюсь из столицы в столицу. В одной пеку пирожки, в другой – воспитываю внуков, – подытожил Максим и залпом допил оставшееся в кружке пиво.

Виктор поморщился и сострадательно помотал головой.

– Мы ведь с тобой последний раз пересекались в восемьдесят седьмом, в чешском Гвездове на сдаче вступительных экзаменов? – спросил он как бы невзначай, и Кольченко кивнул ему в ответ. – В тот год с должности командира разведбата я поступил в Академию имени Фрунзе, а через пару лет уже учился в Академии Советской Армии. Да, да, в той самой «Консерватории», от поступления в которую ты отказался на следующий год после возвращения из Афгана, мотивируя свой отказ тем, что ещё не досыта напился чешского пива!

– Было дело, – усмехнулся Максим.

– После выпуска, оказавшись на обломках развалившейся страны, я было собрался увольняться из вооружённых сил, благо выслуги для получения пенсии вполне хватало, но так и не решился. Внутренний голос подсказывал, что в гражданской жизни моё волчье чутьё вряд ли сможет мне хоть чем-то помочь. Период колебаний был не долог, ну а дальше всё замелькало со страшной скоростью. Приднестровье, Карабах, Абхазия… Истосковавшаяся по адреналину кровь насытилась им сполна. Потом Чечня с перерывами на страны бывшей Югославии. После Южной Осетии получил генерал-лейтенанта. До самого верха нашей конторы всего одна ступенька осталась, но шагнуть на неё мне, скорее всего, не удастся, всё-таки возраст. Жену, как и ты, не менял. Квартира в Серебряном Бору, коттедж в Ромашково…

– Хорошая жена, хороший дом – что ещё надо человеку, чтобы достойно встретить старость! Внуков-то много?

– Мы с Кристинкой и правда душа в душу уже сорок лет живём. Вот только деток нам Господь почему-то не дал. Чего мы только не делали, и всё равно то выкидыш, то мертворождённый. Невыносимо больно. После сорока прекратили эти тщетные попытки…

– Извини, брат, не знал.

– Да ладно, проехали. Видно, закончится на мне наш славный род, – Казачёнок попытался улыбнуться, но вместо улыбки на его лице появилась страдальческая гримаса. – Не будем о грустном. Главное, что я тебя разыскал и мы сумели встретиться!

– С возможностями твоей конторы это дело плёвое, – усмехнулся Максим, – а я вот самостоятельно лет десять назад как-то умудрился найти в недрах интернета зарегистрированную на твоё имя фирму под интригующим названием «Командос». Теперь-то мне понятно, почему отвечавшие тогда на мои звонки люди вместо прямых ответов на вопросы упорно заводили рака за камень! Но я не поленился, поехал в Питер, отыскал на Чёрной речке расположенный в полуподвальном помещении магазинчик. Ладно сложённые парни с проницательными взглядами долго меня расспрашивали и, по всей видимости поверив моим афганским россказням, как-то очень по-доброму посоветовали мне больше никогда не искать тебя в этой жизни.

– Не доложили… Десять лет назад… – наморщил лоб Виктор. – Десять лет назад я был в длительной командировке. Ливия… Такая вот у меня жизнь. Я и здесь не под своей фамилией, лишь имя осталось прежнее. Завтра утром встречаюсь в Вене с австрийскими коллегами. Ты уже, вероятно, догадался, что я к тебе заскочил совсем не случайно?

– Понял, не дурак. Был бы дурак – не понял.

– Тогда слушай внимательно. В данный момент основная зона моей ответственности – Сирия. Война как война, из интернета наверняка всё знаешь. Ты вот тут свою идею с организацией групп глубинной артразведки с ностальгией вспоминал. Так вот… Не окончательно тогда похоронил твою разработку Генштаб.

– Да ладно?! – изумлённо вскинул брови Кольченко.

– Попытались её возродить ещё в первую чеченскую, и даже совсем неплохо получилось, – продолжил Виктор, – а потом нарисовался один продвинутый товарищ из артиллерийского института и скрестил твою задумку с беспилотником. Как, в общем-то, и принято сейчас во всём мире. Всё это прекрасно работало, пока мы не столкнулись с противником, явно превосходящим нас и в разработках беспилотников, и в радиоэлектронной борьбе. Ты ведь понимаешь, что в Сирии мы не с одними лишь джихадистами воюем… Попытались быстро создать аналог твоей группы. Принцип работы вроде бы очевиден, а вот какие-то нюансы, видимо, не учли. Несколько разведгрупп под Пальмирой геройски полегло, но определить координаты целей с точностью, необходимой для нанесения прицельного удара, им так и не удалось… Ракеты рванули где-то рядом, не причинив особого вреда объектам противника.

Официантка, принёсшая пиво, на какое-то время прервала их негромкий разговор, спросив, всё ли устраивает гостей. Виктор кивнул, а Кольченко, в надежде, что музыка хотя бы слегка приглушит их конфиденциальную беседу, попросил поставить что-нибудь из классики рока. Отойдя к стойке, девушка что-то сказала бармену, и через несколько секунд в уютное пространство ресторанчика органично вплелось звучание знакомых с юности вступительных аккордов. Шедевр – «Отель ˮКалифорнияˮ»… Друзья, не сговариваясь, улыбнулись вопросительно посмотревшей на них официантке.

– Ребят, погибших под Пальмирой, жаль. Я об их разведмиссии тогда сразу же догадался, – всё ещё глядя в сторону улыбнувшейся им в ответ девушки, тихо произнёс Максим. – Мне вот только не совсем понятно, зачем мы в эту Сирию вообще полезли? Когда исламисты молотят мусульман, мы должны тихо стоять в сторонке и радоваться. Помнишь, как в Лагмане отряды Халеса сцепились с ребятами Ахмад Шаха? Мы тогда целую неделю простояли под Миттерламом, наслаждаясь доносящейся из-за гор канонадой ожесточённого боя, словно звуками прекрасной музыки…

– Сейчас всё намного сложнее. Во главу угла поставлена политическая целесообразность…

– Да брось ты! – махнул рукой Максим. – Помнишь старый анекдот? Окоп под Кандагаром, из-за бархана выходит верблюд. Неожиданно раздаётся короткая очередь, верблюд валится на песок. Из окопа слышатся голоса солдат: «Петро, ты почто животину обидел?» – «А нехай не топче ридну Афганщину!» Или война за «ридну Сирийщину» намного целесообразнее Афгана? Помнишь ли, чем та война для нашей страны закончилась?

– Я всё помню, – огрызнулся Виктор. – Я просто воюю там, куда посылает меня Родина. Это моя профессия, ни на что другое я, в общем-то, и не годен.

– Наша Родина тебя никуда не посылала. Ты Родину-то с государством не путай! Тоже мне, Портос нашёлся: «Я дерусь… потому что дерусь!» Ещё скажи, что вы там интересы России защищаете… Нет там таких интересов, ради которых должны гибнуть русские солдаты! А профессия наша – защита рубежей страны, а не обеспечение сверхприбылей нефтяных магнатов.

Наступила напряжённая пауза. Весьма кстати возникшая официантка поставила на стол большой деревянный поднос с запечённым свиным коленом и запотевший графинчик с водкой. В очередной раз мило улыбнувшись, она разлила спиртное по стопкам и грациозно удалилась.

– Ладно, не горячись… Согласен я с тобой полностью. Только куда мне теперь деться с этой подводной лодки? У нас в конторе вход рубль, а выход – два… Да, вдобавок ко всему, ещё и контракт как удавка, – друзья чокнулись наполненными стопками. – Давай-ка лучше, как в былые времена: Бог с нами, и хрен с ними!

– Извини, брат, сорвался… Один далеко не глупый немец в своё время говаривал, что все мы живём под одним небом, только вот горизонты у всех разные… Мне, сам понимаешь, государство любить не за что, я и без него легко проживу, поэтому и заделался махровым анархистом, – Максим умело орудовал ножом, отделяя от костей источающие тонкий аромат ломтики подрумяненного мяса. – Всё, о политике больше ни слова. Закусывай и излагай, зачем пожаловал.

– Даже не знаю, с чего и начать… Вот в песне про отель «Калифорния» напрямую говорится, мол, номер-то вы можете без проблем оплатить, когда пожелаете, да только покинуть эту гостиницу вам не суждено никогда. Понятно, что подразумевается Голливуд, но мне почему-то кажется, что всё это в равной мере относится и к разведке, – загадочно улыбнулся Виктор. – Что скажешь, если я предложу тебе прожить ещё одну жизнь в дополнение к четырём прожитым?

– Ух ты! Звучит заманчиво. Правда, умные люди говорят, что сценарии наших жизней пишет Бог, а мы… Мы так… Реплики озвучиваем… Но всё равно, считай, что тебе удалось меня заинтриговать, – Кольченко хитро прищурился и, наполнив стопки водкой, спросил: – Неужто на войну пригласишь? Староват я вроде по горам и пустыням бегать.

– Я предлагаю тебе поехать в Сирию инструктором по обучению подразделений спецназа премудростям ведения глубинной артразведки и тем самым воплотить в жизнь мечту твоей первой, военной, жизни. Гарантирую, что твой заработок за время командировки существенно превысит доход от продажи пирожков. Адреналина особого не обещаю. Так, преподавательская работа на базе.

– Вить, ты наверняка уже понял, как я отношусь к этой войне, поэтому скажи честно, насколько для тебя лично важно моё согласие? Я ведь не забыл, что обязан тебе жизнью.

– Географию Сирии представляешь?

Максим утвердительно кивнул ему в ответ.

– Над основной российской авиабазой волчьим клыком нависает мятежная провинция Идлиб, зона влияния наших турецких партнёров, – продолжил Виктор. – Ты же знаешь, кого обычно называет партнёрами президент? Передо мной поставлена задача: не вступая в вооружённый конфликт с турками, нейтрализовать деятельность отрядов джихадистов в районах провинции, прилегающих к зоне деэскалации. Горнолесистый Идлиб чем-то напоминает Кунар и очень похож на Татры, в которых ты когда-то пять лет экспериментировал со своими подчинёнными. Мне сейчас очень пригодилась бы твоя помощь… Кто, кроме тебя, в сжатые сроки сможет подготовить к работе группы глубинной артразведки? Соглашайся, жить там будешь как на курорте! Дополнительно обещаю на время командировки не допускать вмешательства столь любимого тобой государства в твою работу!

– Ты и мёртвого уговоришь! Красноречивый ты наш… Только ради тебя, Витя, и не дольше, чем на полгода. Я-то вольный стрелок, а вот мои пирожки могут и не пережить более долгую разлуку со мной.

– Точнее будет – опальный стрелок. Шесть месяцев – достаточный срок?

– Даже не сомневайся!