Сомнений не было: бывший гражданин Кравченко Юрий Олегович, поселившийся в гостинице “Ялта” по брони Совмина, лежал сейчас перед ним на земле и был мёртв. Пульс ни в запястьи, ни на сонной артерии не прощупывался. Это была форменная катастрофа. Теперь всех собак спишут на него. Ещё раз чиркнув зажигалкой, Кеша осмотрел труп целиком.

В левой руке мертвеца, он заметил тот самый пакет, с которым так упорно не хотел расставаться убегавший. С трудом разжав его пальцы, Кеша потянул пакет к себе и свободной рукой залез внутрь. Деньги! Пачки денег, туго спелёнутые банковскими бандеролями, заполняли пакет почти целиком. Достав одну из них, он вновь чиркнул зажигалкой, и тихонько присвистнул: сторублёвки! Достал ещё одну. И в ней были бумажки того же достоинства. Кешу пробил холодный пот.

Самая большая сумма, которую прежде держал в руках старший лейтенант КГБ Иннокентий Порохов, составляла триста пятьдесят один рубль, сорок копеек. Да и то – отпускных. А здесь сразу огромная куча сторублёвых пачек! По меньшей мере – полмиллиона. А может и больше. Целое состояние! Было тут от чего ошалеть. Даже смерть преследуемого не привела его в такое волнение.

– А ведь за то, что он разбился, придётся отвечать, глядишь, и в звании понизят, – пронеслась в голове мысль. Но тотчас же её сменила другая: – А денег-то, денег сколько! С такими деньгами можно хоть и всю жизнь в лейтенантах проходить. А что?

Можно и машину, а можно даже и квартирку себе позволить кооперативную. Почему нет? Да только кто же мне позволит денежками этими порулить? Всеми – точно нет! А немножко если? Хотя, почему немножко? Воровать – так миллион! Ну, или сколько там будет, если я половину отмету? А куда прятать?

Рассовать такую прорву деньжищ по карманам было нереально. Кеша проворно сбросил с себя курточку и через голову стянул майку. Завязал низ узлом и в получившийся мешок начал судорожно бросать пачки денег. Следовало поторопиться, чтобы не быть застигнутым на месте преступления. Бросив в майку два десятка пачек, он подумал, и добавил ещё пяток. Затем завязал горловину майки так, что получился вполне компактный, увесистый узелок, набросил на себя курточку, вложил ручки ставшего гораздо легче пакета в руку мертвеца и побежал прочь.

В голове так некстати всё время билась фраза из чьего-то школьного сочинения: “Дубровский сношался с Машенькой через дупло”. Ах, если бы отыскать где-нибудь поблизости хотя бы самое захудалое дупло! Но как его найдёшь в кромешной тьме? Именно из-за неё он и не заметил канализационного люка, которые, как всем известно, наши коммунальщики всё время норовят устроить в самых неподходящих местах. Но, споткнувшись и ещё только падая на землю с вытянутыми вперёд руками, он уже знал, где спрячет свой узелок с деньгами…

Понедельник

Несмотря на яркое, сентябрьское солнце, заливавшее своим светом кабинет Председателя, там было довольно прохладно. Москва уже постепенно отходила от натиска жары, которая так изматывает жителей столицы каждое лето.

Хозяин кабинета устроился в неглубоком кресле сбоку от огромного, Т-образного стола, там, где на невысоком журнальном столике теснились несколько телефонов и стояла бутылка с минералкой. Понедельник начался с плохих новостей, поэтому и настроение у него было соответствующее.

Долив в стакан очередную порцию и поморщившись (замучила изжога), он по интеркому связался с секретаршей:

– Соня, Баринова ко мне.

– Сию минуту, Иннокентий Владиславович.

– Вот именно: минуту, а не десять, как в прошлый раз, – ворчливо пробурчал хозяин кабинета и отключил связь.

Председатель Правления банка "Северный", генерал КГБ в отставке Иннокентий Владиславович Порохов, очень не любил, когда подчинённые ему сотрудники банка задерживались после его вызова. Сказывались годы работы в организации, где беспрекословное подчинение и готовность тотчас явиться по вызову начальства, были непременным условием службы.

Однако здесь, в банке, всё обстояло несколько иначе: всё ж таки гражданка, не армия и уж тем более не Комитет. Но привычка осталась, подчинённые нередко получали нагоняй от Председателя, правда, не особенно обижались. Понимали, что комитетчик, он и до самой смерти останется комитетчиком, пусть даже в костюме от Гуччи и с престижным Лонжином на руке.

Единственным, кто получал поблажки от Председателя, был его референт, Костя Баринов. Естественно, имел он и отчество, но Порохов, общаясь с ним наедине, звал Костю только по имени, а в присутствии посторонних обходился фамилией.

Такая фамильярность объяснялась просто: Баринов, кроме официальных обязанностей, выполнял иногда и очень деликатные поручения председателя, причём до сих пор делал это достаточно умело. Что позволяло ему не торопиться на зов шефа так, как другим сотрудникам банка. Но в этот раз Костя появился в кабинете достаточно быстро.

– Вызывали, Иннокентий Владиславович? – не то спросил, не то констатировал он, прикрывая за собой дверь.

– Проходи, Костя, присаживайся. Воды выпьешь?

Спрашивая, он одновременно свободной рукой выдвинул ближний к нему ящик стола и, щёлкнув тумблером, включил генератор "белого" шума, как делал всегда во время конфиденциальных встреч. Даже самые новые и хитроумные подслушивающие устройства не могли помочь возможным конкурентам расслышать хоть слово, произнесённое во время работы такого устройства.

– Спасибо, Иннокентий Владиславович, налейте, не откажусь.

Хозяин кабинета плеснул в стакан минералки и протянул референту. Затем, выждав некоторую паузу, изрёк:

– Писец может приключиться с нашей задумкой, Константин. Всё идёт к тому, что и кредит из Таиланда и остальные наши планы прикажут долго жить. Похоже, не ходить тебе в белых брюках по Рио де Жанейро.

– С чего это, Иннокентий Владиславович? – забеспокоился Костя.

– Заартачились тайские кредиторы. Как только наши долбо… дефолт объявили, тайцы моментально отказались от дальнейших переговоров по кредиту. Боюсь, сорвётся наше предприятие. Эх, не успели мы до августа, а как хорошо было бы и кредит этот на дефолт списать!

– А поправить дело никак не получается?

Иннокентий Владиславович поднялся с кресла и прошёл к окну. За тонированным, бронированным стеклом по улице неслышно проносились автомобили. Какой-то бомж с тележкой, нагруженной пустыми бутылками, тщетно пытался найти просвет среди идущих на большой скорости машин. Интересно, повезёт ему, или нет?

– Сейчас мои коллеги, кхм… мои бывшие коллеги, – поправился Председатель, – разрабатывают одного человечка из окружения тайского премьера. Ищут пути к нему. Некий мистер Гош. Говорят, он может оказывать давление на инвесторов и решать такие вопросы через свои каналы. Думаю, это их, тайская мафия, отмывающая деньги на инвестициях, но об этом там помалкивают. Говорят ещё, он на драгоценные камни падок. Если найдут к нему путь, можно будет рассчитывать на успех. А если сможем с ним договориться, считай, кредит у нас в кармане.

– Вот именно, в кармане, а не в банке, – подумал про себя Баринов, однако вслух сказал нечто другое: – А если он падок на драгоценности, то, что мы ему можем предложить?

Тем временем бомж все-таки решился и, толкая перед собой тележку, засеменил, прихрамывая, через проезжую часть к противоположному тротуару. Водитель огромного, чёрного джипа, неожиданно вынырнувшего из-за троллейбуса, уже не мог ничего предпринять, чтобы избежать трагедии: бомж катил свою тележку прямо под колёса автомобиля.

Увидев несущуюся на него машину, человек с тележкой отпрянул назад, но было поздно: широкие колёса мощного "Chevrolet-Tahoe" смяли тележку, как пустую пивную банку. Осколки бутылок и жалкие пожитки бомжа полетели во все стороны, а джип, не сбавляя скорости, понёсся дальше.

Водитель троллейбуса попытался, было, затормозить, но моментально остановить такую махину, нечего было и думать. Зацепив самым краем передка незадачливого пешехода, он отбросил его прямо на раздавленную джипом тележку. Последнее, что успел заметить Председатель, отворачиваясь от окна, был распахнутый в немом крике рот бомжа.

– Ты помнишь, мы под совсем слабенькие гарантии давали кредит фирме "Автотрейд"? – повернулся к собеседнику Порохов. – Хотя нет, ты в это время в отъезде был. Под такие гарантии деньги давать – все равно, что самому себе могилу рыть. Но уж больно высокие люди просили за них. Пришлось дать…

Но чтобы деньги не пропали, пришлось все-таки подстраховаться. Так мы получили от "Автотрейда" изумруд. Камень, что и говорить, раритетный. Шестьдесят четыре карата, чистейшей воды, ценности огромной. Однако, проводить по документам подобный залог мы, как сам понимаешь, не имели права. Поэтому разместили его в хранилище безо всяких официальных документов. И не прогадали!

Поговаривают, что их салон вместе с автомобилями спалили конкуренты. Впрочем, кто спалил – неважно. Да нам это и неинтересно. Важно, что камень у нас остался. А акционеры о нем понятия не имели. И, что ещё более важно, когда вся эта катавасия с дефолтом связанная началась, когда всё с ног на голову перевернулось, мы под шумок изумрудик и замылили. Вот камешек тот и отдадим в подарок.

– А не дороговат ли презент? – Костю начинала мучить жаба при одном упоминании о дорогих подарках.

– А триста миллионов долларов кредита взамен? Тем более, что отдавать его не нам? Короче, если найдут к нему ходы, поедешь на переговоры с мистером Гошем.

– Уже с камнем?

– Камень до окончательного согласия принять его в качестве предварительного подарка пусть в моем сейфе полежит. Есть он не просит, только целее будет. А вот в интернет мы выгрузим его фото и описание со всеми характеристиками. При встрече, во время переговоров, просто зайдёшь на нужный сайт и покажешь клиенту. На всякий случай готовься к отъезду. Мой человек может позвонить в любой момент. Свободен.

Когда Баринов вышел, Иннокентий Владиславович вновь повернулся к окну и взглянул на дорогу. Вокруг лежащего навзничь тела уже начала собираться толпа любопытных зевак.

Водитель троллейбуса, немолодой уже мужчина с бледным лицом, сидел на ступеньках передней двери и нервно курил. Естественно, его признают виновным, если только у него не появится свидетель, видевший, как всё происходило.

Но самому идти в свидетели Председателю не хотелось. В конце концов, у него и своих забот по горло. Ему ведь тоже никто не помогает. Он вернулся в кресло, прикрыл от света глаза и задумался. Да, подумать было о чём.

Идея с получением кредита, который не нужно будет возвращать, родилась ещё весной. Натолкнул Порохова на эту мысль старый – ещё по службе в родном ведомстве – знакомый, с которым Иннокентий Владиславович встретился на одном из шикарных банкетов.

– Ты только посмотри на него, – говорил он, указывая рукой на лысого толстячка и расплёскивая от возбуждения шампанское прямо на туфли Порохова: – Хозяин! Да кем он был ещё год назад? Так, промокашка! За год поднялся! Сделал фирму – однодневку, написал бизнес-план и получил кредит под гарантии нашего с тобой родного правительства. Не бесплатно, понятное дело, ему те гарантии дали. Фирмёшка сгорела, кредит пропал, а он на самом гребне успеха теперь! А за кредит российское правительство наши же с тобой деньги возвращает. Эх, умеют жить люди!

Разговор тот запал глубоко в душу Иннокентия Владиславовича. А что, почему бы и ему хороший куш не сорвать? Верных людей и умных голов в его банке – пруд пруди. Фирму на подставное лицо создать – тоже не проблема. И людишки, которые на ключевых постах в правительстве сидят, тоже имеются. Так и родилась в уме Председателя идея с получением кредита, который можно будет разворовать. И завертелось…

Провели предварительные переговоры с крупной инвестиционной компанией из Таиланда. Инвесторы соглашались предоставить необходимую сумму, но только под гарантии её возврата от зарубежного первоклассного банка, либо от российского правительства.

Зарубежный банк, как гарант, отпадал сразу. Эти, изучив бизнес-план, сразу почуют подвох и, чего доброго, ославят на весь мир. Значит, оставалось родное правительство. Со своими куда как проще договориться. А уж нужного человечка, чтоб подсобил, он обязательно найдёт!

– …Так, значит, к пяти ждать? – Иннокентий Владиславович большим клетчатым платком утёр пот, струившийся по лицу. Хоть и готовился к разговору, а всё ж волновался: а ну, как соскочит рыбка с крючка?

– Да, но смотри, лишних глаз нам не нужно. Хватит с наших телезрителей голого Ковалева, – хохотнул приятный баритон на том конце провода.

– Упаси Бог, Иван Петрович, кроме нас – никого, – заверил Председатель.

– Ладно, жди, к пяти буду, – согласился невидимый собеседник, и из телефонной трубки послышались короткие гудки.

Уговорить Ивана Петровича Соковнина на сауну оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал. После скандального показа по центральным каналам обнажённого генерального прокурора (или лица, очень похожего на него), затащить нужного правительственного чиновника в баню для приватных переговоров стало почти невозможно.

Однако, в своё время Порохов оказал Соковнину серьёзную услугу: использовав своё служебное положение, отмазал от военной службы сына Ивана Петровича, в то время – обычного завотделом финансового министерства. Десять лет прошло с тех пор. Иван Петрович поднялся по служебной лестнице достаточно высоко, стал одним из доверенных людей Системы, и теперь сам мог оказать ответную услугу Председателю.

Иннокентий Владиславович понимал, что без поддержки людей из Системы, его план был попросту обречён на провал уже на начальной стадии. А уж как хотелось, пусть и на старости лет (это, правда, когда ещё…) оказаться владельцем виллы где-нибудь на Ривьере, ездить на заднем сиденье "Роллс Ройса" или "Бентли".

Значит, чтобы мечта стала явью, необходимо свой план осуществить, чего бы это ему ни стоило. И не тушеваться перед цифрами. Чем больше будет сумма кредита, тем лучше. Только так и нужно красть! Как говорится – воровать, так миллион, любить – так королеву.

Издавна повелось в нашей стране, что человек, укравший мешок картошки, садится в тюрьму на долгие годы. А если украсть несколько миллионов, а лучше – несколько сот миллионов, сразу становишься уважаемым человеком. Про тебя уже пишут в газетах, показывают по телевидению. А ты делаешь гневное лицо и твердишь в камеру: – политический заказ! Недоброжелатели твои завистливо вздыхают: – Смотри, так ловко украл и не попался!

А чтобы не попасться, следует помнить о законе сообщающихся сосудов. Том, который по физике проходили, но про который многие забывать начали. А проще – не жадничать и делиться с нужными людьми. Тогда и почёт будет тебе и уважение. И те, кто думает об этом ещё ДО того, как украсть, спокойно смотрят с высоты своего собственного Олимпа на всю эту лающую и воющую журналистскую свору: мол, нипочём вам меня не укусить, кишка тонка!

Соковнин казался Председателю как раз тем самым “нужным человечком”, который мог, воспользовавшись могучим аппаратом своего министерства, закрыть слабые места в предстоящей афере и запутать любых, даже самых прожжённых журналюг.

Значит, и подход к нему должен был быть соответствующим. Нельзя же вот так, сразу в лоб, предлагать: – давай, мол, украдём. Нет, тут должна быть своя тактика.

Поэтому, закончив разговор с Соковниным, Иннокентий Владиславович нажал на кнопку интеркома, и приказал секретарше:

– Соня, разыщи мне Баринова, срочно. – и, когда тот появился в кабинете, коротко приказал:

– Значит так: сегодня поработаешь у меня заготовителем. – И, заметив на лице подчинённого лёгкое недоумение, пояснил: – Поройся в своей записной книжке и вызвони мне пару самых приличных своих прошмандовок.

– Так они у меня все приличные, – попытался возразить Костя.

– Вот и выбери двух самых-самых, чтобы с понятием… Очень солидный человек в гости едет. Не могу я перед ним в грязь лицом ударить. Потом, езжай на рынок и прикупи мяса, фруктов, зелени, ну, короче всё, что нужно для хорошего закусона. Про икру не забудь. Лучше всего бери на Дорогомиловском рынке.

– А выпивку?.. – начал было Костя.

– С выпивкой так: когда он был ещё завотделом, очень уважал нашу, родимую. А уж сейчас и не знаю, что употребляет. Ты вот что, для девок возьми чего-то лёгкого, сухонького: не нужно нам пьяных баб. Ну, а для нас… Иннокентий Владиславович задумался на мгновение, потом, видно решив, перечислил: джина возми и тоника побольше. Обязательно лимоны. Бутылочку виски, нет, лучше две: одну шотландского, другую – ирландского, неизвестно, какой сорт он любит больше. Теперь – коньяк. Тоже бутылочку. Только французский не бери, могут и фуфло всунуть, хоть и в супермаркете. Лучше "Греми" всё равно не найдёшь. Да не жадничай с деньгами: всё должно быть самое свежее, по высшему классу.

– Всё сделаю, Иннокентий Владиславович. К которому часу готовить?

– К четырём и девки и всё остальное должно быть у меня на даче, в Горках. Продукты и выпивку сгрузишь в холодильник. Включи сауну и уезжай.

– А девушки?

– А что, девушки? Раздень, поставь им вино, фрукты, и пусть себе в бассейне плескаются, русалки, – Председатель хмыкнул. – Ну, иди, работай.

– Только смотри, проинструктируй их там получше, ну, сам знаешь о чём, не мне тебя учить, – добавил он, когда Баринов уже направлялся к двери.

Когда дверь за ним закрылась, Председатель потянулся к телефону: нужно было предупредить жену, чтобы случайно не нагрянула на дачу не ко времени. Жена его, Надежда, женщина, как говорится – знойная и ещё в самом соку, определённо знала, чем занимается её муж с сотрапезниками на даче. Однако, к таким его проделкам относилась, как к невинным. Ну и что, не сотрётся ведь насовсем мужнино хозяйство? Зато к ней потом добрее будет.

Как и всякий мужчина, Иннокентий Владиславович, испытывал неосознанное чувство вины перед женой после каждой "холостяцкой" гулянки. Поэтому, зачастую, после таких вот выездов с друзьями на дачу, он дарил супруге маленькие подарки. Маленькие – размерами, но уж никак не ценой.

Так получилось и на этот раз. Едва Председатель сообщил супруге о предполагаемых планах на вечер, она, как ни в чём не бывало, согласилась. Только просила быть поосторожнее, и дачу не спалить. Но это было сказано, скорее, для красного словца.

– А может и у неё кто-то есть, такой же вот, как я, холостяк, – подумал Иннокентий Владиславович безо всякой ревности. – А почему бы и нет, да, впрочем, мне какая разница? Главное – не ревнует.

Так уж получилось, что к посту охраны коттеджного посёлка обе машины, "мерседес" Председателя и "ауди" Соковнина, подъехали одновременно. Охранник поднял шлагбаум и почтительно вытянулся во фрунт. Почти неслышно, лишь шурша резиной по гаревой крошке, устилавшей подъезд к дачам, машины неспешно покатились к коттеджу Порохова.

Собственно, коттеджем это двухэтажное строение называть было бы неверно. Скорее, дом походил на особняк зажиточного ранчера, где-нибудь в Техасе: от левого до правого крыла дома было примерно тридцать метров.

Спальные помещения выходили окнами на заднюю сторону дома, зато почти вся передняя стена была выстроена, казалось, из сплошного тонированного стекла.

Однако, разглядеть интерьер жилища было практически невозможно: портьеры и жалюзи, а также тёмное, почти непрозрачное стекло, не давали постороннему наблюдателю никакой возможности подсмотреть, что же творится внутри.

Единственными окнами, незащищёнными от взоров любопытствующих, были высокие, во всю высоту дома, окна из обычного стекла в правом крыле здания. Но и эти окна практически всё время были запотевшими из-за пара, поднимавшегося от тёплой воды закрытого бассейна.