Глава 2

Староста группы (может, старший сержант или комвзвода), по всей видимости, был тоже из «сборной гвардии», но как ловко, гад, сориентировался, подсуетился – прибыл на день раньше, что ли? – а теперь вот смотрел на Подрезова осоловелыми глазками и дышал смачным перегаром – наверное, устроил себе достойные проводы.

– Иди к начальству, моё дело телячье. Может, тебе сразу дадут медаль отца-героя и отправят дальше увеличением народонаселения заниматься. – Он хихикнул своей шутке, оглянувшись на уже притёршихся к нему подлипал: каждый понимал, как много зависит от первых дней нахождения здесь. – А может, наоборот, срок продлят, будут гонять, пока вся дурь не выскочит.

Алексей постоял немного в нерешительности перед дверью «начальства», затем всё-таки постучал.

– Войдите, – послышался негромкий вежливый голос.

Первое, что поразило Алексея, – «начальство» было в штатском, так что он не знал даже, как ему обращаться к собеседнику: в каком тот был звании? Скорее всего, капитан.

На сей раз его выслушали предельно внимательно, однако реакция оказалась той же.

– У всех трудности, товарищ Подрезов. А скоро трудностей, сложностей, заминок, запинок станет ещё больше, вообще невпроворот, – как же вы их решать собираетесь? Мы как раз и вызвали вас сюда, чтобы вам потом жилось легче. Так сказать, тяжело в ученье… Вас ведь выбрали – вы сознаёте? – выбрали, это большая честь. Вы потом всё поймёте, уж поверьте мне на слово, да ещё тысячу раз нас возблагодарите, а пока отдыхайте, устраивайтесь. И будьте внимательны: от каждого шага здесь для вас многое в дальнейшей жизни будет зависеть. Вот приход ко мне ваш уже первый прокол. А промашек не должно быть. Времени нет вас перековывать, переучивать, нам готовые люди нужны.

Сказать по правде, Алексей мало что уразумел из того, что ему было сказано, но уже спустя полчаса лишний раз убедился в своей нерасторопности. Придя в казарму, он обнаружил, что его место уже занято каким-то здоровенным детиной, а вещи небрежно сброшены на пол, да и попотрошили его чемодан, по всему чувствовалось, изрядно. Однако скандал нельзя было поднимать: армейский быт «срочной службы» помнился достаточно хорошо.

«Странно, „дедов“ здесь вроде никак не должно быть, раз мы все приехали в один день, – подумал Алексей. – Почему же сразу такой беспредел? Средь бела дня у всех на глазах чужие вещи переворачивать – чего же дальше ждать? Может, всё-таки сходить, вернуться, тому мужику пожаловаться? Нет, отлупят, сволочи, непременно отлупят, накроют одеялом и тёмную устроят, это уж как пить дать».

Подрезов счёл за лучшее промолчать, собрал, что осталось из пожиток и пошёл искать свободное место. Собственно, какие места – самые настоящие нары в три яруса. А значит, чем ниже лежанка… «Ладно, три месяца не такой уж большой срок, отмучаюсь как-нибудь», – подумал Алексей и нашёл всё-таки место посередине. Теперь уже, наученный горьким опытом, он никуда с него не отлучался, хотя на обед, как только позвали, он побежал одним из первых, чтобы, опять же, «застолбить» стол поприличнее.

Однако и тут ему не повезло: практически все места были заняты.

«И это уже на все три месяца! – с тоской подумалось Подрезову. – Чёрт побери, как же они успевают-то хоть? Как будто тренировка особая. Ведь все из разных городов, областей приехали, ещё несколько часов назад никто друг друга не знал. И вдруг определились, перезнакомились!»

У Алексея от неприятных предчувствий заныло под ложечкой; он с трудом запихивал в себя жуткую бурду, абы как приготовленную кухонным персоналом (вот ещё место, куда он не попал, а следовало бы! Ну что бы и ему на день раньше подсуетиться?), понимая, что ни роптать, ни оставлять что-либо несъеденным здесь не принято. Тем более что хоть в чём-то ему наконец повезло: он уже хотел было примоститься в самом дальнем углу, как его вдруг окликнули: «Эй, друг, иди сюда, тут стульчик свободный!» Отказываться было глупо. Алексей судорожно вспоминал мельчайшие подробности своего прошлого «служивого» опыта, достаточно откровенно отвечал на вопросы, которые ему задавали товарищи за столом, да и вообще чувствовал себя уже гораздо легче, руководствуясь золотым армейским правилом: «Смотри на меня – делай, как я!» Все ели – и он ел, никто не морщился, не костерил поваров последними словами – и он помалкивал.

Однако ближе к отбою Подрезова ждало жестокое разочарование: человек, который окликнул его за столиком, попросил его поменяться с ним местами, точнее «нарами».

«Понятно, услуга за услугу! – разозлился Подрезов. – Да услуги-то уж очень неравноценные».

Конечно, он мог отказаться…

– Послушай, – сказал человек, который за «трапезой» представился Аркадием, – ты не пожалеешь, за мной не задержится. Я просто чуть-чуть запоздал, но кого это интересует? Однако мне с самого верха никак нельзя начинать, вскоре сам поймёшь.

«Ладно, чёрт с ними со всеми. Главное, что первый день – блин горелый, со сковородки слетел, отсчёт начался, – думал Алексей, ворочаясь на своей жёсткой лежанке. – Ещё девяносто-суток-без-шуток папке твоему осталось оттрубить, Настёна. Две-тысячи-сто-шестьдесят-часов-на-ногах-сто-пудов, сто- двадцать-девять-тысяч-шестьсот-минут-на-аркане-ведут, семь-миллионов- семьсот-семьдесят-шесть-тысяч-секунд-становись-во-фрунт. На пальчиках точно не поместится – будем зарубки делать, как Робинзон Крузо. И всё-таки странно: почему все здесь в штатском и нам форму никому не выдали?»

Глава 3

Форму не выдали и на следующий день. Алексей быстро сообразил, что и тут он оказался не на высоте. Одежда играла своё, как видно очень важное, значение. И в своих застиранных, ещё институтских, джинсишках, не говоря уже о рубашке с обтрёпанным воротничком и свитере домашней вязки, Подрезов смотрелся жалко. Конечно, попадались чудаки и вообще в тренировочных костюмах, но это было слабым утешением.

Вообще открытий он совершал с каждым часом всё больше. К примеру, городок их находился не в лесу и не в поле, а в обыкновенном микрорайоне; ограда и ворота были самые обычные, никакие увольнительные не требовались – можно было в любой момент отлучиться. Вот только куда? Здесь, как и везде, шагу нельзя было ступить без денег. Кино, пиво, из последних достижений – дискотека, на которой местные накачанные дебилы ревниво оберегали прыщавых доморощенных Василис. Так что Настёне не имело никакого смысла отращивать коготки.

И вообще, тоска была смертная, хотя день по военной привычке был забит до отказа. Что ещё было странно – никакого оружия. Армия! Странная армия! И вместе с тем, когда кто-то из не в меру любопытных посторонних забредал на территорию, к нему тотчас подходил какой-нибудь вежливый типчик, опять же из «сборной», опять же в штатском, говорил тихо какие-то слова и, как ни странно, слов этих бывало достаточно. Да, собственно, и случаи такие бывали диковинной редкостью.

Впрочем, желающие отводили душу и в прекрасно оборудованном тире, и в тренажёрном зале, и на тренировочных площадках. Алексей предпочитал отсиживаться в библиотеке, тоже прекрасной, кстати, по всем статьям. Никто не ругал его за это: его предпочтение считалось в порядке вещей, ничем не хуже других. Основное время у курсантов – в конце концов Подрезов решил, что попал он не на сборы, а на курсы – занимали всякого рода лекции, в основном тоже довольно привычные: о международном положении, перестройке, гласности, «негативных явлениях прошлого». Но было и кое-что поинтереснее: история и теория мошенничества – как не дать себя обмануть, вовлечь в какие-нибудь махинации; много времени уделялось законодательству, точнее «дырам» в нём, и особенно почему-то иностранным языкам, больше всего английскому.

Собственно, никто никого не принуждал к занятиям, можно было все дни проводить в спортивном зале, но бывать на лекциях считалось престижным и зальчики-аудитории никогда не пустовали. Выбор тем тоже оставался за слушателями, единственным условием, опять же, определялось то, чтобы рабочий день был забит до предела. Правда, иногда давались какие-нибудь указания сверху, в чём-то сложившийся порядок корректировавшие, и приходилось им подчиняться.

Справившись с первым раздражением, Алексей довольно быстро приспособился к условиям, в которых он неожиданно для себя оказался. Кое-какими лекционными циклами даже упивался, к примеру, об иностранных трудовом и гражданском кодексах, а уж от компьютера, который казался ему здесь, при убогости оборудования на работе, совершенной диковинкой, его вообще невозможно было оторвать.

Тревожило Подрезова лишь одно обстоятельство: вокруг него бурлила очень напряжённая, на высшей точке кипения, деятельность, а он был как бы в стороне от неё. Наверно, потому что у него совершенно не было денег, так называемого «первоначального капитала», и он понятия не имел, как им разжиться. Попросить Алёну, чтобы она ему какую-нибудь, хоть малую, толику выслала, казалось кощунством, продать с себя ему тем более было нечего. А вокруг шёл нескончаемый, не прекращавшийся ни днём ни ночью торг. Люди перебирались с верхних мест на нижние или (жизнь есть жизнь!) понуро карабкались наверх. Прибарахлялись или, наоборот, натягивали затасканные «треники», разъезжали по городу в автомобилях, при нужде «пользовали» умопомрачительно длинноногих сексапильных девиц.

Очень быстро выяснилось, что за стенами городка, опять же за деньги, можно было найти что угодно: от ночных баров до казино. Алексей после долгих размышлений пришёл к выводу, что готовят их не иначе как к засылке за границу, однако в отношении себя не строил никаких иллюзий, для шпионских целей он совершенно не подходил.

Глава 4

Впрочем, как ни комфортно Алексей чувствовал себя, постепенно обживаясь на непонятных «сборах», он с нетерпением ждал окончания положенного срока, чтобы вернуться домой к семье. Ему было жалко Алёну, она наверняка совсем измоталась, да и по детям он здорово скучал. Однако к его удивлению и даже ярости, когда три месяца истекли, никто и не думал устраивать экзамены, выдавать какие-то свидетельства, устраивать прощальные застолья. Работа шла своим чередом, занятия следовали за занятиями, темы не повторялись, а, наоборот, усложнялись. Постоянно вводились новые предметы. В то же время Подрезов успел заметить, что контингент слушателей не оставался неизменным – он постоянно менялся.

Знакомые лица встречались всё реже, и с Подрезовым в конце концов стали обращаться почтительно, как со старожилом. Ему даже удалось поменять свой статус: он заслужил-таки среднюю полку на нарах. Аркадий тоже оставался в числе курсантов, только теперь никто не называл его иначе, как Аркадием Владиславовичем, и он входил в так называемую организационную коллегию. Алексею в какой-то момент даже сделалось любопытно: человек практически достиг здесь всего, чего только можно, – долго ли он теперь ещё тут задержится?

Однако ясно было, что даже в такой ситуации Аркадий смог найти себя. Он внезапно сделался незаменимым: через него проворачивались постоянно какие-то большие тёмные дела, в которых участвовало, в числе прочих, практически всё курсовое начальство. Причём дел этих было множество и за пределы маленького городка, бездонности которого Подрезов не уставал удивляться, выходили они далеко, опутывая и пронизывая собой весь Советский Союз и постоянно где-то сплетаясь и переплетаясь с другими, подобными. Одним из направлений, как Алексей мог догадываться, была игра на деньги по переписке. Смысл вряд ли стоит здесь объяснять, но сущность сводилось к тому же, к чему и во всех играх подобного рода: проигрывал тот, кто подключался последним.

Как бы то ни было, Алексей долго не продержался и напросился на приём к начальству, желая узнать дальнейшую свою судьбу. Игорь Викентьевич Гладышев, начальник курсов, как и в прошлый раз, внимательно его выслушал, но в просьбе опять отказал.

– Не беспокойтесь, мы сами вам скажем, когда ваша учеба будет считаться завершённой.

Алексей помялся.

– Но ведь многие уже уехали, я здесь вроде как самый замшелый «дед». Постов никаких не занимаю, общественных нагрузок не несу, какая во мне необходимость?

Гладышев помрачнел, но предпочёл уклониться от прямого ответа.

– Мы никак не можем с вами определиться. Есть трудности с вашей аттестацией.

– Трудности? – изумился Алексей. – Трудности со мной? Да я в институте таким «ботаном», зубрилой не был! Хорошо, назначьте мне индивидуальные испытания, я готов сдать любые экзамены. Да будет вам известно: я не пропустил ни одного занятия, усвоил «от и до» весь материал. Хотя здесь почему-то запрещено делать записи.

– Поверьте, мы не сомневаемся в ваших способностях, – едва удерживаясь от того, чтобы не повысить голос, пробрюзжал Игорь Викентьевич, – просто у нас свои критерии, которых вам не понять. Да вам и не нужно понимать. Надо просто набраться терпения.

Терпения! Алексей был возмущён произошедшим разговором до глубины души. Какое ещё могло быть с его стороны терпение? Он предельно точно выполнял все предписания, не участвовал ни в каких сделках, ни с кем не ссорился, «грыз науку» так, что того гляди должен был стереть на ней последние зубы, – что им ещё было надо? Может, они упустили из виду, что у него золотая медаль за школу, красный диплом в институте, ещё куча всяких удостоверений и справок, даже в университете марксизма-ленинизма он успел поучиться дважды на разных факультетах. Им вообще в отношении учёбы на заводе закрывали любые дыры, и он никогда не роптал. Но тут взбунтовался. Да какое они имеют право!

«А имеют! – нашёптывал ему изнутри кто-то. – Как, интересно, ты заявишься на работе – без справки в бухгалтерию, без „корочки“? Выдерут с тебя деньги за три месяца, да ещё уволят по статье. Что ты тогда будешь делать?»

Да, действительно положение его было незавидное. Даже в просьбе об отпуске, разрешении съездить в выходные на пару дней домой ему было отказано.

«Да и чёрт с ними! Сколько же мне здесь ещё обретаться?» – в конце концов решил наплевать на все доводы Подрезов, собрал вещички и затемно, выбрав подходящий момент, перемахнул через ограду и был таков.