Глава четвертая

Александр Персиваль, он же по легенде Слава Тюликов, вышел из здания Ленинградского гидрометеорологического института на Малой Охте и направился по набережной в сторону общежития. Далеко впереди мелькала фигурка Гали Бондарчук, его однокурсницы. Он обратил на нее внимание с первого же дня. Невысокого роста, живая и ладненькая, со смоляными бровями и живыми смеющимися глазами, особо выделяющимися на лице, она вызывала у него целую гамму чувств. Однако не только близко познакомиться, но даже заговорить с ней не получалось.

Студентам только что объявили, что завтра их отправят на сельхозработы в один из колхозов под Ленинградом. Слава торопился в общежитие, чтобы собрать вещи. Ему очень хотелось догнать девушку и пойти вместе с ней, но природное стеснение не позволяло этого сделать.

Вдруг он увидел, как несколько парней окружили Галю и с гоготом начали приставать к ней. Они явно были навеселе. До Славы донеслись обрывки грубых шуточек. Одна из таких шуточек привела его буквально в ярость. Быстро оглянувшись и убедившись, что рядом никого нет, он бросил свое тело в телепортационный прыжок и материализовался прямо за спиной у Гали. Не говоря ни слова, он несколькими ударами молниеносно уложил наглецов на асфальт и, подхватив девушку под руку, произнес:

– Пойдем отсюда, Галя. Провожу ― нам по пути. А эти пусть отдохнут. Им будет полезно ― от них за версту несет перегаром.

Ошеломленная произошедшим, девушка молча подчинилась. Затем, взглянув повнимательнее на своего спасителя, заговорила:

– А я тебя знаю. Ты на нашем курсе. Какой факультет?

– Океанолог. А ты метеоролог?

– Да. Шла в общежитие, собираться, а тут эти… ― Она оглянулась на троицу, продолжавшую «отдыхать» на асфальте. ― Как ты их ловко…

– Мне тоже надо собраться. Продукты еще надо прикупить… Мы едем все вместе. Шел за тобой и увидел, как эти хамы пристали к тебе. Такое стерпеть не мог! Вмешался.

– Спасибо тебе. ― Девушка с благодарностью взглянула на него и улыбнулась.

– А как тебя зовут? Ты меня назвал по имени, а я твоего не знаю.

– Слава. Слава Тюликов. К вашим услугам, мадам. ― Юноша по-военному кивнул головой.

Девушка весело рассмеялась.

– Не мадам, а мадемуазель, если уж на то пошло. Я пока не замужем. Надеюсь, это не будет с вашей стороны рассматриваться как мой недостаток? ― Она лукаво улыбнулась.

– Ну, что вы, мадемуазель. Напротив. Ваши достоинства в моих глазах теперь вообще взлетели до небес. И в подтверждение, что это действительно так, я приглашаю вас в кино. Сегодня в «Москве» крутят сразу две серии трофейного «Тарзана». Это недалеко, на площади Александра Невского. Мадемуазель может уделить толику своего внимания рыцарю, защитившему ее от сил зла?

Галя снова засмеялась.

– А ты забавный. Ну, если толику, то согласна.

Быстро собрав вещи, они на трамвае пересекли Неву и вскоре уже были в кинотеатре. Галя раньше «Тарзана» не видела, и в наиболее «чувствительных» местах то и дело вздрагивала. Заметив это, Слава осмелел и взял руку девушки в свою, бережно сжимая ее. Галя не возражала и уже спокойнее реагировала на острые моменты на экране.

А после кино Слава повел девушку в коммерческий ресторан. Похоже, раньше в ресторане Гале бывать не приходилось, да и пить шампанское тоже. Галя была в восторге. Весь вечер глаза ее сверкали. Слава занимал ее забавными историями и совершенно новыми анекдотами, и она то и дело заливисто смеялась. Несколько раз они танцевали, а когда вышли из ресторана, решили идти через мост Александра Невского пешком, благо бабье лето еще не закончилось, и на улице было чудо как хорошо.

Галя увлекалась поэзией, и на просьбу прочесть ей что-нибудь необычное Слава, который благодаря ИПИ^[25] мог декламировать стихи сутками, выдал ей из Леонида Филатова:

… «Верьте аль не верьте, а жил на белом свете Федот-стрелец, удалой молодец. Был Федот ни красавец, ни урод, ни румян, ни бледен, ни богат, ни беден, ни в парше, ни в парче, а так, вообче. Служба у Федота – рыбалка да охота. Царю – дичь да рыба, Федоту – спасибо. Гостей во дворце – как семян в огурце. Один из Швеции, другой из Греции, третий с Гавай – и всем жрать подавай! Одному – омаров, другому – кальмаров, третьему – сардин, а добытчик один! Как-то раз дают ему приказ: чуть свет поутру явиться ко двору. Царь на вид сморчок, башка с кулачок, а злобности в ем – агромадный объем. Смотрит на Федьку, как язвенник на редьку. На Федьке от страха намокла рубаха, в висках застучало, в пузе заурчало, тут, как говорится, и сказке начало…

 
Царь
К нам на утренний рассол
Прибыл аглицкий посол,
А у нас в дому закуски —
Полгорбушки да мосол.
Снаряжайся, братец, в путь
Да съестного нам добудь —
Глухаря аль куропатку,
Аль ишо кого-нибудь.
Не смогешь – кого винить? —
Я должон тебя казнить.
Государственное дело —
Ты улавливаешь нить?
 
 
Федот
Нешто я да не пойму
При моем-то при уму?..
Чай, не лаптем щи хлебаю,
Сображаю, что к чему.
Получается, на мне
Вся политика в стране:
Не добуду куропатку —
Беспременно быть войне.
Чтобы аглицкий посол
С голодухи не был зол —
Головы не пожалею,
Обеспечу разносол!..»
 

Заливистый почти непрерывный смех Гали был наградой за экспромт.

– Что это? Откуда? Никогда такой прелести не слышала.

– Да вот, наткнулся недавно в какой-то старой книжке с оторванной обложкой. Даже автора не знаю. Но понравилось, и запомнил.

Они приближались уже к середине моста. Городские огни таинственно отражались в водах Невы, на востоке всходила молодая луна, и Александр привлек к себе девушку и нежно поцеловал. Она доверчиво ответила ему, и они еще очень долго не покидали этого места, никем не потревоженные…

А утром студенты загрузились в автобусы и колонна направилась в один из колхозов в Колопнянском районе. Им предстояло собирать картошку. Разместили их в каком-то длинном деревянном бараке, одно крыло которого выделили девушкам, а другое ― парням.

Слава прихватил с собой гитару, которой очень неплохо владел, и когда в первый вечер после работы он взял ее в руки и начал перебирать струны, студенты и студентки быстро сгруппировались вокруг него. Сначала он сыграл что-то без слов в испанском стиле, а когда все окончательно уселись, глубоким баритоном выдал из репертуара Юрия Визбора песню, наиболее соответствующую настроению большинства присутствующих:

 
«Люди идут по свету
Им вроде немного надо
Была бы прочна палатка
Да был бы не скучен путь…»
 

В этот вечер ребята очень долго не отпускали гитариста, требуя все новых и новых песен, и среди ленинградских сосен впервые в этом мире звучали песни Визбора, Высоцкого, Розенбаума, Талькова, а также авторские, которых у Александра было немало.

Поздно вечером, когда они уже укладывались спать, к Гале вплотную придвинулась Алла Петрова, с которой у нее завязались дружеские доверительные отношения. Спали они на матрасах, постеленных прямо на полу, и Алла была ее ближайшей соседкой справа.

– Галка, а у тебя с Сашей все серьезно?

– Серьезно. Он необыкновенный, как будто с другой планеты. И самый лучший. Я никогда не встречала таких ребят.

Вздохнув, Алла отозвалась:

– Здорово. А у меня пока никого нет. И где же моя половинка бродит?

– Может быть, засыпает сейчас на другой стороне барака и думает о том же, ― отозвалась Галя, и девушки тихонько рассмеялись.

– Все может быть. Есть там парочка кандидатов…

Они шептались еще минут десять, пока усталость не взяла свое.

Роман между Славой и Галей развивался стремительно. Они каждый вечер после работы отправлялись в лес, где в перерывах между поцелуями собирали грибы для общей кухни. А в воскресенье в чудесной и светлой сосновой роще между ними впервые произошло нечто сокровенное, что происходит всякий раз между любящими мужчиной и женщиной. И случилось то, чего следовало опасаться. По неопытности Галя не сразу поняла, что произошло. А потом началось. Мучительные мысли не давали покоя. Как сказать? Что сделать? И что теперь будет? Изменилось все. НЕ хотелось целоваться с любимым, плохо спалось, пропал аппетит. Тем временем сбор картошки заканчивался, и студенты должны были возвращаться в институт. Окончательно измученная девушка решила рассказать любимому о своих подозрениях. Состоялся разговор. Рассказав Славе обо всем, Галя со смесью надежды и страха заглянула в глаза любимого, страшась разрушения хрупкого хрустального замка, возведенного в душе для этого человека. Но Слава повел себя благородно, как настоящий мужчина. Новость он воспринял как данность. Она его ошеломила ― так всегда бывает впервые. Но он бережно обнял свою такую родную и близкую, как никогда, ЖЕНЩИНУ, успокоил.

–Ты не одна! Нас двое! Нет, нас трое! Родная моя, все будет хорошо. Мы любим друг друга ― ты знаешь! И было бы неправильно, если бы все, что произошло между нами, не воплотилось бы в новой жизни ― Слава опустился на одно колено и взял руку девушки в свои, затем поднес ее к губам и поцеловал. ― Я предлагаю тебе руку и сердце! ― Вновь поднявшись на ноги и не выпуская руки любимой, он заглянул в засиявшие глаза Гали и продолжил. ― Но прежде, чем ты мне ответишь, я просто обязан рассказать тебе о себе кое-что важное, что может повлиять на твое решение.

* * *

Отъезд основного состава групп на сельхозработы изрядно путал планы Зордана. Он отвечал в группе за планирование и безопасность. Месячный перерыв в проведении акций в условиях активной работы госбезопасности против них был недопустим. Поэтому Зордан обзавелся медицинской справкой, освобождающей его от поездки на сельхозработы, и дал указание таким же образом оставить по одному человеку в каждой подгруппе в городах, где они работали. Теперь на оставшихся пятнадцать человек легла нагрузка, которую до этого несла вся группа.

Текст третьей листовки был готов. Они успели составить его вместе с Кармой до ее отъезда на сельхозработы. Зордан передал его товарищам, не забыв напомнить о внесении корректив в работу наноботов для предания листовкам отличий на микроуровне.

– Нас начинают обкладывать. Поэтому заброску листовок проводим сегодня ночью. И будьте готовы завтра к следующей акции. Время поджимает. Текст я уже начал готовить, ― добавил он в конце сеанса телепатической связи с друзьями.

Закончив набрасывать черновик текста четвертой листовки, Зордан связался с Кармой и скинул ей свои наработки. Она в это время работала в поле, поэтому ответила ему только вечером, когда появилось время сосредоточиться и все хорошенько обдумать. Весь вечер они обменивались посланиями, оттачивая каждое слово, пока, наконец, текст не был отшлифован.