– Юкико! – я требовательно постучала ладонью по полу перед собой, призывая служанку – и та объявилась незамедлительно. – Принеси мне ещё табака! И скажи, чтобы никчёмного сына – когда он вернётся – отправили сразу ко мне. А ещё лучше… Пусть за ним сходит кто-нибудь.

Девушка с поклоном протянула руки, и я швырнула в подставленные ладони опустевший кисет.

– Только побыстрее! – я прикрикнула на служанку, подчёркивая наше очевидное неравенство, и уже готова была присовокупить к этому что-то ещё – что-то важное – как вдруг голос мой утонул в шуме, доносящемся снаружи и как будто бы только нарастающем.

Это был… грохот шагов, гомон голосов и что-то ещё… Как будто бы какое-то тело волочилось по полу.

Сухо пожевав губами, я воззрилась на Юкико, но та лишь растерянно пожала плечиками.

– Не знаю, кто посмел опорочить этим грохотом стены моего дома, – слова слетали с языка проще, чем когда-либо. – Но я приказываю вам найти этих гнусных нарушителей спокойствия и публично наказать их! Пусть не смеют в будущем даже смотреть!..

Речь моя оказалась прервана резким скрипом отодвигаемой двери. Грубо толкнув её в сторону до самого упора – и вызвав тем самым ударную волну из грохота и страшных вибраций – неведомый гость принялся вышагивать по моей обители с яростью и целенаправленным упорством настоящего быка. Он был в обуви – подошвы тяжёлых сапог гремели канонадой артиллерийских орудий – и, судя по всему, явился без приглашения. В обход охраны и целого полка служанок.

Да что… Он… О себе… Вообще… ВОЗОМНИЛ?!

Меня трясло. Трясло от бешенства и возмущения. Но переходить в наступление первым глава великого Дома не мог. Не имел права. Это было ниже достоинства моей благородной семьи. И потому, сжав кулаки на коленях, я просто ждала, когда же наглый посетитель осмелится предстать предо мной!

И он пришёл. Прорвался сквозь последнюю ширму, точно выбредший из леса голодный медведь – с той же неудержимостью и манящей, лишающей разума уверенностью.

Это был мужчина. Огромный, широкий в плечах и почти упирающийся макушкой в потолок, он казался каким-то сказочным гигантом, невесть как забредшим в реальный мир. В МОЙ мир. В ту его часть, что принадлежала мне целиком и полностью!

– Назовись! – прорычала я, позабыв о вежливости, но по-прежнему сохраняя достоинство главы Дома.

– Ёсикадзу Кагами, моя госпожа, – пророкотал вошедший низким, тяжёлым голосом, от которого по телу моему пробежала дрожь сиюминутного страха. И, хотя в тоне мужчины не было слышно особенной угрозы – воспринимать его спокойно у меня не получалось.

– И чего же ты хочешь… Ёсикадзу?.. – слова давались мне непросто – недавнее бешенство ослабло, уступив место тревоге.

– Я хочу… Я требую справедливости! – провозгласил исполин, опускаясь на колени и преклоняя голову передо мной. – Моя госпожа! Вы… Ваши люди… отняли у меня их… их обеих… И… Тем самым забрали у меня всё, во что я верил… Всё, что у меня было…

Значит, это был он… Несчастный, обративший на себя внимание богов – и поплатившийся за это. Я начинала припоминать его историю.

– Моя жена не выдержала этого, – продолжал мужчина, игнорируя попытки перепуганных служанок оттащить его назад. Громадное тело гостя затмевало собой весь проход, и я могла только гадать – сколько моих прислужников стояло в безмолвии там, за его спиной. – И теперь… Я остался один…

– Так чего же тебе надо? – задала я прямой вопрос, подавшись вперёд. – Компенсации? Денег? Освобождения от обязанностей?..

Его статус – статус священной жертвы – уже не позволял мне повышать голос.

– Я повторюсь, – мужчина поклонился до самого пола. – Нам, жителям деревни, нужна лишь справедливость… Я не одинок в своём горе, и всё, чего мы хотим…

– Нет, – оборвала я посетителя, ощутив, как пробегает вдоль позвоночника волна кошмарного жжения. – Нет, это исключено.

– Люди начнут роптать, моя госпожа…

– Ты вломился в мой дом, чтобы потребовать такое?! – я приподнялась на своём месте и в приступе дикой ярости принялась шарить ладонью слева от себя в поисках верного кинжала. – Да как ты посмел?! Как все вы?.. Нет, нет, я не стану больше этого терпеть…

– Моя госпожа, – спокойно промолвил мужчина, поднимая голову. – Того требует традиция…

– Вы не получите их! – с визгом, недостойным владычицы правящего Дома, я схватилась за богато украшенные ножны фамильного кинжала и одним движением обнажила тускло сверкающее лезвие.

К несчастью, моё тело уже отвыкло от подобной активности, и на секунду потеряв равновесие, я случайно полоснула кинжалом по колонне перед собой… слегка завалилась вперёд… Но тут же восстановила равновесие. Достаточно скоро, чтобы недостойный посетитель не смог углядеть этой слабости.

– Будьте благоразумны, прошу вас, – пробасил гость, похоже, теряя терпение.

– Пошёл прочь! – сорвавшись в яростное безумие, я с силой вонзила клинок в постамент перед собой – и один только звук удара стали о дерево заставил утихнуть все звуки на всей протяжённости комнаты. – Никто – ни одна живая душа! – не посмеет требовать у меня того, что потребовали вы! Никто! Никогда! Я не отдам! Не отдам ни при каких обстоятельствах, даже если это будет стоить мне жизни! Таково моё слово! Слово главы этого Дома! И до тех пор, пока это здание возвышается над вашими домами – никто не посмеет пойти против моего решения! Вы слишком многим обязаны мне, чтобы выдвигать свои ничтожные ультиматумы! И будто бы одного этого мало… Вы решились требовать от меня соблюдения традиций, которым Дом Нагато некогда и дал жизнь?.. Немыслимо! Просто немыслимо! И не поддаётся обсуждению! Боги не будут держать зла против нас! Мы слишком многое дали им! Слишком многое!..

Оборвав меня посреди пламенной речи, мужчина вырвавшейся из земли скалой поднялся на ноги и бросил мне в лицо единственную фразу:

– Даже если боги спустят вам это с рук… То люди – вряд ли.

С этими словами исполин спокойно развернулся и пошёл прочь, громыхая своими сапожищами по полу, ощущавшему поступь величайших людей моего Дома – знатных предков, существование которых было избавлено от столь бесцеремонных вторжений и абсурдных требований.

Современное общество сходило с ума от собственной вседозволенности! Оно разлагало самое себя, упиваясь кошмарной наглостью, завистью, злым самолюбием… До сего дня я и представить себе не могла, что стану свидетелем такой вот сцены – и осмеяла бы всякого, кто рискнул бы описать мне её заранее.

– Выведите его! – крикнула я вдогонку удаляющемуся титану, понимая, что никто из моих бездарных слуг не сможет совладать с существом таких размеров и мощи. – Проводите прочь! Пусть уйдёт и никогда не возвращается! И… уберите тут всё! Чтобы на полу не осталось даже малейших следов присутствия этого варвара!

Обессилев от стресса и непривычной активности, я осела на подушках своего прямоугольного «трона» и сквозь полуприкрытые веки посмотрела на своё отражение в холодной стали кинжала.

Они посмели угрожать мне!.. Эти ничтожные людишки взяли на себя смелость отправить сюда – в святую святых моего Дома – посланника с дурными, невыполнимыми условиями только потому, что я когда-то забрала их никчёмных детей?.. Да кого вообще могла волновать судьба этих безродных насекомых?! Кому в голову могло прийти хотя бы сравнивать их жалкие жизни с величием и важностью высокой миссии Дома Нагато?!

Нет. Любой здравомыслящий человек должен был понимать разницу. И нам… Мне ничего не могло грозить!.. Ничего! Даже сами боги должны были уважать моё решение, ведь именно мне принадлежали облюбованные ими земли!

В конечном итоге… именно от меня зависело всё и вся в этом мире. Только от меня…

Я чувствовал небывалую тяжесть во всём теле. Чернота, давящая со всех сторон, лишала меня воли и тянула куда-то вниз, к самому дну холодного омута бессознательности – туда, где сходились потоки самых постыдных и низменных чувств, в дебри бессилия, беспамятства и страха. Я был инертен. Я был беспомощен перед этой мощью. Блеклого, истаивающего сознания хватало лишь на то, чтобы смотреть вверх – в далёкий каскад бесцветных пятен, обозначавших, наверное, водную гладь этой коварной топи. Я мог только смотреть туда – и вслушиваться в приглушённые толщей воды отзвуки какого-то знакомого голоса.

– …ичи!.. – это был первый и единственный понятный слог из тех, что спускались ко мне свысока, но я не понимал его – не мог понять или не хотел… И предпочёл просто погружаться ещё дальше, во мрак и страшную тишину.

Здесь уже не было и следа осторожных подводных течений – только бездвижная тяжесть и вечная, безвременная стагнация. Эти тёмные воды… Они манили меня. Тянули в свои объятия, обещая покой и свободу от всех тревог…

– Юи…! – вновь донеслось из пустоты над моей головой. Странно, но чем глубже я уходил – тем громче, казалось, звучали эти слова. Тем больше агрессии было в них, и тем сильнее содрогался мой мир при каждом их появлении.

Беззвучная, бесстрастная глубина сулила мне абсолютное счастье… И то самое умиротворяющее тепло смерти, что следовало за самым страшным обморожением.

– Юичи! – голос тёти Мэй загремел у самого моего уха, и тут же вслед за ним раздался звонкий шлепок оплеухи.

Мой дурной сон, моё видение подёрнулось белесой дымкой… И та поверхность омута, что ещё недавно казалась недостижимо далёкой – вдруг прыгнула в мою сторону с яростью дикого зверя.

Поддавшись сиюминутному порыву, я потянулся к этой спасительной грани, и уже почти достал её самыми кончиками пальцев, когда…

Чьи-то ледяные пальцы сошлись на моей щиколотке, резко дёрнув вниз, и почти тут же от места этого касания начали растекаться по моей ноге ноющие ниточки колючего холода. И само содержимое омута – его тяжёлые, недвижимые воды – начало поглощать меня, тянуть в пустоту без времени и чувств… В самый низ. В самый, самый низ этой бездонной водяной могилы.

Из последних сил я опустил голову, чтобы посмотреть вниз – на того, кто тянул меня к верной смерти – но тут громоподобный шлепок пощёчины раздался вновь, и весь мир перед моими глазами, искусственный, вымышленный мир сновидения треснул от края до края, точно лист измятой бумаги, и разлетелся на тысячи крохотных частей.

Издав гортанный вопль, я распахнул глаза и задёргался на месте, до сих пор ощущая на своей ноге касания неведомого существа. Впрочем, одним этим мои ощущения не ограничивались: вернувшись в тесную каморку главы Дома Нагато, я словно бы свалился туда из перевёрнутой вверх ногами проруби – и глотал воздух с тщанием настоящего утопленника, при этом, не стесняясь бешеной дрожи во всём теле.

Но… Как же так вышло?.. Что вообще могло произойти?.. И почему же?..

– Юичи! – тётя Мэй придвинулась ближе – так, словно моё пробуждение её злило куда сильнее, чем радовало. Значит, в действительности её беспокоило что-то другое?.. Не моё болезненное забытье? – Ты вообще в своём уме?!

– Что?.. – я невольно отпрянул назад, но только с грохотом ударился о заднюю стену палат. – Что… случилось?..

Взгляд мой метался по тёмному помещению – в нём как будто бы ничего не изменилось, разве что свет фонаря стал намного тусклее, и в нём уже нельзя было различить каких-либо точных деталей.

– Как ты мог?! – в голосе женщины послышался страшный, серьёзный надрыв. Та явно находилась в шаге от настоящей истерики, и держалась из последних сил за те крупицы здравомыслия, на которых сейчас и был выстроен наш скомканный диалог.

– Я не… не понимаю!

– Разумеется! – подавшись вперёд, вдова грубо схватила меня за ворот куртки и приблизила своё лицо к моему так близко, как только могла. Взгляд её угольков-глаз вонзился в мой череп сквозь точки зрачков и, кажется, мог запросто пронзить его насквозь. – Конечно же, ты ничего не понимаешь! Ты ведь просто завалился спать, как ни в чём не бывало! Посреди этого безумного дома! И теперь…

Женщина задохнулась от бешенства и горечи. Её губы задвигались в беззвучном мучении, а из гневно сощуренных глаз побежали крохотные капельки слёз.

– Теперь… – горячее дыхание Ямато Мэй опаляло. – Теперь кто-то забрал у меня дочь… Из-за тебя! Слышишь?!

Испытав удар, равный по силе новости о возможном разводе родителей, я беспомощно открыл рот, надеясь оправдать себя хоть чем-нибудь, но, повторяя про себя последние слова вдовы, не смог вымолвить ни слова. И потому просто скривился, не понимая, как бороться с пустотой, вдруг застившей весь центр груди.

– Нет… – я мотнул головой, собравшись с силами. – Нет, этого не может… не может быть!..

Без слов оттолкнувшись от меня, Ямато-старшая встала во весь рост и принялась быстро оглядываться по сторонам. Теперь, когда я был разбужен, у женщины не оставалось ни единой причины, чтобы терять время и дальше – но она отчего-то не решалась просто помчаться прочь. Её снедали сомнения, которым я пока не мог дать никакого объяснения… Ведь… если некто… похитил одну из её любимых дочерей… Разве не следовало ей, матери, рвануться вслед за преступником?.. Пусть даже оставив меня тут одного?..

С трудом воспринимая действительность после грубой побудки, я огляделся вновь. На этот раз – со всем доступным вниманием. И с полувзгляда осознал, что случилось на самом деле. И почему тётя Мэй была так зла на меня…

Отключившись посреди ночи, я забыл погасить фонарь – и теперь тот не просто светил слабее, он готов был погаснуть в любую минуту. Заряда батареек хватало на последние минуты, и, решись женщина хотя бы слегка встряхнуть его – наш единственный огонёк мог бы погаснуть окончательно.

Издав протяжный стон, я посмотрел на бледную девочку, что сидела поодаль, у самой разделяющей ширмы, и неожиданно для самого себя уцепился за новую версию произошедшего:

– Подождите! – я шумно сглотнул, чувствуя, как крепнет подступающий к горлу ком. – Это ведь Акеми, так?.. Значит, тут нет Акиры! А она могла запросто отправиться в патруль или просто… пойти проверить, какое время суток на дворе!..

Ямато-старшая выслушала мою тираду с поистине львиной выдержкой. Только скрестила руки на груди, чтобы те не содрогались сами по себе – и чуть закусила губу, словно бы заранее представляя себе всё, что я только могу произнести. И заочно презирая меня за это.

– Нет, – ответ женщины был резок, как удар палаческого топора. – Если бы всё было так просто – мы уже давно отправились бы на поиски Акиры, не заботясь о твоём пробуждении. Но тут… Тут несколько другие… обстоятельства.

Мэй зажмурилась, прогоняя накатывающую горечь, и принялась неровно втягивать воздух носом.

– Акеми… – последующие слова давались женщине всё труднее. – Акеми сказала, что… ночью… когда ты спал, а я… находилась в беспамятстве… сюда пришли какие-то люди. Люди в белом. Белые… люди… как сказала она… Белые… Они… Именно эти… Забрали мою Акиру…

Люди в белом?.. Проклятье!.. Как же глупо было предполагать, что это место действительно безопасно, что последние жильцы уехали или умерли давным-давно, и… та еда, что покоилась на столах… была просто… ниспослана свыше?..

Но как же так?! Почему Акеми молча смотрела на то, как её сестру уводят прочь?! Почему не подняла шум, не попробовала докричаться до матери или до меня?..

Не находя себя от негодования, я посмотрел было в сторону девочки – но тут же с ненавистью к самому себе отвёл растерянный взгляд. Из всех людей, слабовольных и трусливых, Акеми сейчас меньше всего заслуживала моего гнева: перепуганная, слабая, замкнутая в своей крохотной скорлупке, эта кроха сейчас судила себя куда строже, чем могла быть судима окружающими, и, наверное, пыталась как-то ужиться с психологической травмой колоссальной мощи, которую я, привычный к покою подросток, не мог себе даже представить.

Акеми была… разбита. Её как будто бы не существовало – осталась только пустая оболочка – и Ямато-старшая не решалась давить на дочь ещё сильнее. И потому им обеим – сознательно и нет – понадобился я.

– Сколько их было?.. – поинтересовался я, давясь собственным ужасом. – Этих… людей…

– Двое, – Мэй растерянно покачала головой, похоже, до последнего отказываясь верить в случившееся. – Мужчины… В «больших костюмах»… или… широких одеждах. Наверное. Я так понимаю, в чём-то традиционном…

– Но как?!.

– Они просто пришли и забрали её… – тётины кулачки бессознательно сжались до хруста в костяшках. – Просто пришли… и забрали! Без драки. Без шума. Она пошла с ними по доброй воле…

– Гипноз?.. – предположил я наобум.

– Да! – мать близнецов ухватилась за эту идею, как за спасательный круг. – Акира – умная девочка… Я учила её… Она бы никогда не стала разговаривать с незнакомцами! Если только…

Растерянность Мэй вдруг сменилась ненавистью. Всего на секунду, на кратчайший миг – но я испытал на себе всю силу, всю неудержимую мощь отторжения женщины.

– Это ты!.. – Ямато-старшая, отвернувшись, закрыла лицо руками. – Это всё твоя вина… Пока ты не появился, она не… Она была послушной, хорошей девочкой… Но потом… Этот непонятный интерес… попытка подружиться… Я знала, что всё это – к худшему… И… надо было отказаться… Мне следовало послать к чёрту твоих родителей с этой их проблемой… И… всё было бы… иначе…

– Мама, – негромкий оклик Акеми заставил женщину замолчать на полуслове и напрячься, подобно струне от пианино. – Не надо!..

– Не может быть, – невидящий взор Мэй уткнулся в мою переносицу, после чего перекочевал на личико младшей из близнецов. – Неужели и ты… Ты тоже решила быть на стороне… этого никчёмного мальчишки?..

«Никчёмный повеса, считающий себя моим сыном… Он уже вернулся?», – болезненное воспоминание прошило мой разум сверкающей вспышкой, моментально растворившись, но всё же оставив после себя россыпь ярких болезненных пятен по всей голове.

– Не надо… драться! – истерично закричала Акеми, прячась от матери за краешком тяжёлой ширмы. – Если мы поссоримся… Если все… подерёмся… То как же… сестру вернуть?!

Ямато Мэй твёрдо шагнула к дочери, намереваясь, похоже, устроить той доходчивый урок – но вовремя одумалась. И вместо очередной уничижающей речи выдала только серию задумчивых вздохов. Она уже приходила в себя, оправлялась от горя, и от ненависти, и постепенно поднималась из болота непрерывной истерики. В голове её, похоже, закрутились нужные шестерни: бесконтрольная дрожь в конечностях женщины начала отступать.