Глава 2. Свободная птица.

После этого случая я до начала декабря промаялся на больничном.

Естественно, ни в какую милицию я не пошел, да и врачам ничего рассказывать про события, случившиеся в огороженном бетонным забором парке, тоже не стал и вообще попытался предать полному забвению тот неприятный вечер и проведенную мною ночь на свежем воздухе, однако, сделать это оказалось довольно-таки сложно, и в первую очередь потому, что моя жена забывать все категорически не желала и каждый раз приходом сумерек начинала плакать, отчего квартира тут же, как большой тонущий корабль, погружалась в болезненную скорбь, а мои виски каждый раз при этом сдавливала пульсирующая боль.

– Такое ощущение, будто у нас в доме покойник! – не выдержав, как-то раз заорал я. – Хватит! Да! Ты права! Все могло закончиться очень даже плачевно, но слава богу, все обошлось! Значит, оплакивать меня не стоит. Жизни надо радоваться, а не скорбеть понапрасну.

После этого случая слез я больше не видел. Может быть, Татьяна и переживала, и плакала, но делала она теперь это в одиночку – чтобы не вызвать повторной вспышки моего гнева.

Жена, конечно, поначалу всячески уговаривала меня пойти в милицию и написать заявление, но я наотрез оказался это делать в первую очередь потому, что желал только одного – поскорее забыть все это как страшный сон.

И все же забывался тот случай с большим трудом, и это было связано не только с последствиями переохлаждения и простуды, но еще и с моими душевными переживаниями. Надо сказать, наорав на жену, я попал в сети, которые сам же и расставил. Теперь я все свои волнения и переживания таил глубоко в себе и даже заикнуться о них вслух не имел уже никакого права.

Надо признаться, я еще долгое время после выздоровления не мог спокойно войти в многолюдный торговый центр или в холл кинотеатра, опасаясь ненароком в толпе увидеть того самого человека. В каждом небритом человеке на улице мне сразу же мерещился мой обидчик, а от всякого очкарика я ждал непременной агрессии. Я прекрасно понимал, что теперь бояться мне в общем-то уже нечего: в присутствии жены, да еще при людях незнакомец, даже если и увидит меня, вряд ли на меня набросится, но, непонятно почему, я все-таки считал, что после встречи с ним в моем мозгу что-то обязательно и непременно лопнет.

При этом, видимо, из-за перенесенного стресса и сильнейшего желания забыть об этом ужасном происшествии, по истечении какого-то времени я вдруг осознал, что совершенно не помню лица этого придурка. И если бы меня сейчас попросили подробно описать лицо этого человека и составить фоторобот, я не смог бы этого сделать. Вообще бы не смог!

Я знал, что незнакомец живет где-то в нашем городе, может быть, даже бродит по тем же улицам, что и я, и в глубине души осознавал хоть и маловероятную, но все же вполне реальную возможность еще одной встречи с ним.

А потом я вышел на работу.

– О, ты вернулся?! – заскочив в кабинет, вытаращился на меня Тофель. – Как раз кстати. Одевайся, поедешь со мной.

Сказал он это так решительно и безапелляционно, что я тут же стал одеваться.

– Куда мы едем? – поинтересовался я уже в машине.

– В морг. Нужно посмотреть на одного покойника, – сказал Олег Николаевич и мельком глянул на меня. – А то я, знаешь ли, не очень-то люблю ходить один по такого рода местам.

Если бы я сразу знал, куда мы направляемся, то, наверное, под каким-нибудь предлогом ехать бы отказался, но теперь уже сопротивляться было поздно. Машина на полном ходу мчалась на оледенелой трассе.

– Кстати, давай рассказывай, что там с тобой приключилось? Обокрали тебя в тот вечер?

– С чего вы взяли? – вяло возмутился я, помятуя, что никому о случившемся не рассказывал и никто кроме жены о произошедшем вообще не должен был знать.

Тофель усмехнулся.

– Не забывай, что я когда–то работал в следствии. Делать выводы и сопоставлять факты еще не разучился. Посуди сам: после того как ты проводил меня в тот вечер до дома, в кафе ты уже больше не вернулся и назавтра попал на больничный. И то, что в тот вечер в кафе ты не расплатился, а сделала это только на следующий день твоя жена, мне тоже известно. Еще я знаю, что сегодня утром ты первым делом, нарисовавшись на работе, написал заявление о выдаче нового удостоверения взамен утраченного. Нормальные такие совпадения, да?!

Тофель прищурился.

– А я, между прочим, как узнал, что ты попал на больничный, обзвонил все отделения милиции, навел кое-какие справки и выяснил, что в правоохранительные органы за помощью ты не обращался. И еще, скажу тебе по секрету, я побывал в поликлинике по месту твоего жительства и самым внимательным образом изучил твою медицинскую карту.

Услышав это, я почувствовал, что мои уши вспыхнули пунцовым огнем.

– Вообще-то эти сведения являются врачебной тайной, – заявил я.

– Ладно, не злись, – отмахнулся Тофель. – Сказать по правде, я очень сильно виню себя за то, что с тобой приключилось в тот вечер. – Он внимательно посмотрел мне в глаза и добавил: – Зря я потащил тебя через весь этот дурацкий парк. Ведь все произошло в парке?

Я некоторое время молчал, потом ответил:

– Я не хотел бы снова возвращаться к этой теме.

– Как хочешь, – сказал Тофель и при этом как-то очень весело и в то же время насмешливо посмотрел на меня.

«Издевается», – решил я и сделал вывод, что Олег Николаевич действительно очень непредсказуемый человек, и от него вполне можно ждать всего чего угодно.

Когда мы подъехали к зданию морга, в небольшом дворике перед центральным входом я увидел толпящихся людей – в основном представительных мужчин в дорогих дубленках и норковых шапках, причем один из них стоял в стороне и, бурно жестикулируя, громко разговаривал по мобильнику. Чуть поодаль двое парней в синих куртках устанавливали на штатив видеокамеру, а рядом с ними от холода переминалась с ноги на ногу девушка с микрофоном в руке.

Когда мы вышли из машины, на крыльце морга появился в окружении свиты чем-то сильно озадаченный мэр города собственной персоной. Увидев Тофеля, мэр радостно развел руками.

– Олег Николаевич, и вы тут! Это очень, знаете ли, хорошо. Я почему-то был совершенно уверен, что встречу вас здесь.

Градоначальник тут же зло отогнал кинувшуюся к нему свиту, подошел ближе, взял Тофеля под ручку и, отводя в сторону, зашептал:

– Резонанс огромнейший. Шутка ли – депутата убили. Этим случаем там, – мэр поднял палец вверх, – уже сегодня интересовались. Ох, чувствую я, что скоро нас кое-кто как овец дрессированных перед собой построит и будет отчета спрашивать. Скажет, раз на вашей территории все это происходит, значит, вы и виноваты. Как будто у нас ни прокуроров, ни милиции нет. Одни только мэры, которые за все везде и всегда отвечают. Олег Николевич, я знаю, что вы здесь нарисовались не просто из любопытства. Вы уж, голубчик. Если что-то по этому делу узнаете, будьте добры, сообщите, а? – попросил напоследок мэр.

В дурно пахнущем здании морга мы нашли тощего врача в здоровенных очках и вместе с ним направились в покойницкую.

В огромном зале гулко гудели лампы дневного света, а на столах, укрытые грязными простынями, лежали покойники.

– Это он? – спросил Тофель, после того как патологоанатом остановился у одного такого стола.

– Он, – ответил врач и, взявшись за край простыни, буднично спросил: – Показывать?

– Не надо, – тихо, но достаточно твердо сказал Тофель. – Лучше расскажите от чего он помер.

– Там, – указал патологоанатом пальцем на спрятанного под простыней покойника, – на его шее отчетливо видна странгулярная полоса. Очень типичное повреждение для повешенных.

Сказав это он многозначительно умолк.

– Что вы хотите этим сказать? – не утерпел Тофель.

– Только то, что, по характеру этой самой полосы ясно, что погибший в момент удушения вероятнее всего находился в горизонтальном положении. При повешении след от веревки на шее несколько другой. Я уже начал составлять заключение по этому поводу и… – Патологоанатом умолк, глядя в потолок, потом продолжил: – Я не знаю, как это объяснить, да это в общем-то и не моя работа, но, к примеру, под его ногтями нет совершенно никаких следов, и, надо сказать, вообще я не обнаружил на его теле следов борьбы – царапин, синяков, ссадин. Такое ощущение, будто его душили, а он при этом даже не сопротивлялся.

– Ясненько-понятненько, – задумчиво протянул Тофель. – Может быть, удушению предшествовал какой-нибудь резкий сердечный приступ или еще что-то в этом роде?

– Вскрытие покажет, – сообщил патологоанатом. – На всякий случай проверю также наличие в крови каких-либо лекарств или других препаратов.

– Полагаете, наркотики? – спросил Тофель.

– Поживем – увидим, – сказал патологоанатом.

– Скукотища! – негромко произнес Тофель.

– Может, заедем куда-нибудь в ресторан и перекусим? – возле машины спросил меня Тофель.

– Что-то нет никакого желания, – сказал я, вдыхая свежий, морозный воздух. – Что с ним случилось? – мотнул я головой в сторону здания морга.

Тофель включил двигатель автомобиля, закурил и сказал:

– Погибший этот не кто иной, как депутат Медведев. Сорок два года, большой любитель бегать с собакой по вечерам. Вчера его нашли мертвым в близлежащем парке. Вот в общем-то и все. Хотя нет, не все. В последнее время Медведев засветился в нескольких темных историях по присвоению и перепродаже государственного и муниципального имущества, в результате чего стал весьма состоятельным господином с внушительным счетом в банке.

– Может быть, в его смерти замешаны какие-нибудь наследники? – предположил я.

Тофель стряхнул пепел, большим пальцем задумчиво провел по губам и ответил:

– Та баба, с которой Медведев жил, числилась только в любовницах – законной супругой ему не была и, значит, на наследство претендовать не могла. Других наследников у Медведева нет, вот и выходит, что через шесть месяцев как то и предусмотрено законом, наше родное государство приберет к рукам очень хорошее состояние.

– Значит, смерть этого депутата выгодна была одному только нашему государству? – сделал я вывод.

– Не спеши с умозаключениями, – сказал Тофель, – хотя знаешь, на тупое ограбление это тоже не похоже. Скажи, что можно отобрать у человека, бегающего по парку в спортивном костюме?

– А собака? – вспомнил я.

– Собака особой ценности не представляла, если ты об этом, – усмехнулся Тофель. – Обычный далматинец. Ее, кстати, на месте преступления так и не нашли. Убежала, наверное, куда-нибудь со страху.

– Ну так что? Едем обедать? – спросил Олег Николаевич.

Я отказался и с тупой головой после посещения мрачного заведения направился на остановку общественного транспорта, сославшись на то, что желаю немного прогуляться по свежему воздуху и побыть одному.

На следующий день Тофель появился на работе, сияя как начищенный пятак.

– Новость слыхал? – обратился он ко мне. – Патологоанатом обнаружил в крови Медведева остаточные следы биджипи шестнадцать.

– Что это еще такое? – удивился я.

Тофель закурил и, хитро прищурившись, сказал:

– Это же нулевые! Расцвет фармацевтики. Каждый день в мире изобретаются новые препараты. Разного рода спортсмены и бодибилдеры уже просто не могут без химии. Стероиды, анаболики и всякая другая хрень активно производятся в Юго-Восточной Азии, а конкретно этот препарат используют для обездвиживания крупных животных, таких, к примеру, как слоны или тигры. Естественно, для применения на людях он категорически запрещен.

Я неприятно похолодел.

Олег Николаевич тряхнул пепел и продолжил:

– Я же говорил тебе, что преступность в последнее время стала совсем иной. В прежние годы уголовники работали просто – приставляли нож к горлу и требовали кошелек взамен на жизнь, а теперь вон с помощью медицинских препаратов обездвиживают жертву и творят, что хотят.

– Ну так что? – минуты через две спросил Тофель. – Может быть, все-таки расскажешь про тот твой случай в парке? Хотя… не надо. Я и сам уже все знаю, обо всем догадался. Между прочим, кроме тебя, было еще как минимум два точно таких же эпизода.

– В каком смысле?

– Ну, все по одной и той же схеме: шел себе поддатый человек по парку или пустырю, вдруг ни с того ни с чего падал на снег, переставал дышать и немного погодя умирал или замерзал. И при этом у него совершенно бесследно пропадали деньги, часы, документы.

Олег Николаевич пристально и как-то насмешливо посмотрел на меня и добавил:

– Я говорю только про те случаи, на которые наша доблестная милиция соизволила обратить внимание. И кто его знает, от чего замерзли еще человек сто или, может, сто двадцать.

– Это действительно так? – ужаснулся я.

– Нет, конечно. Это я шучу, – усмехнулся Тофель. – Думаешь, их кто–то считал? Это же проще всего – взять и закрыть дело за отсутствием состава преступления. Замерз алкаш, туда ему и дорога.

Тофель еще раз затянулся сигаретой, потер пальцем висок и сказал:

– Но и за те два зафиксированных раза наша доблестная милиция давно уже пытается этого урода поймать, да только все как-то не может. Схема преступления всякий раз одна и та же: безлюдное место, вечернее время, одинокий прилично одетый, немного поддатый гражданин и его беспомощное состояние после укола биджипи шестнадцать, а потом самая банальная кража и новый жмурик. И при этом ни свидетелей, ни улик. Ищите, господа менты, ветра в поле.

Олег Николаевич замолчал, посмотрел в окно, потом повернулся и с какой-то радостной гордостью заявил:

– А я ведь не знал, что это из-за него ты на больничный попал. Я только сделал предположение и, надо сказать, не ошибся. Значит, и к тебе он свою руку приложил, порылся в карманах и все такое.

От спокойно-циничных фраз Тофеля меня кинуло сначала в жар, потом в холод. Вот уж не думал, что та дурацкая история с ограблением в парке всплывет так скоро.

– Знаете, там в парке меня насторожила одна фраза этого человека… – ни с того ни с сего разоткровенничался я.

– Какая?

– Он посмотрел мое адвокатское удостоверение, очень удивился и сказал: «А я думал, ты коммерсант».

– И что?

– Не знаю почему, нот мне эта фраза запомнилась.

– По-твоему, он питает какую-то особенную ненависть к предпринимателям?

Я пожал плечами.

– Выходит, что два раза он ошибся – сначала на тебе, потом на депутате Медведеве.

– Подождите, – от неожиданности я даже вскочил с места. – Вы считаете, что на Медведева напал тот же человек, что и на меня?

– У каждого преступника свой почерк, – сказал Тофель. – Думаю, что трюк с биджипи шестнадцать – это ноу-хау твоего нового знакомого. Хотя, знаешь, что-то в деле депутата Медведева не сходится. До сих пор для меня остается неясным вопрос: «Что можно было украсть у человека, бегающего по парку в спортивном костюме?»

Олег Николаевич загасил в пепельнице окурок и собрался уходить, но возле двери задержался и сказал:

– Получается, что на сегодняшний день ты единственный человек, знающий его в лицо.

Тофель внимательно посмотрел на меня и добавил:

– Если не хочешь, чтобы список жертв этого придурка увеличивался, шуруй в милицию и бухти там его приметы. Вот тебе визитка. – Олег Николаевич достал из кармана визитницу в металлическом корпусе, достал из нее картонный прямоугольник и кинул на стол передо мной.

– Майор Елена Федоровна Ковшова, – прочитал я.