Она обвела взглядом посетителей маленького кафе. Пожилая пара, уткнувшийся в книгу одиночка, двое друзей, спорящих над спортивной газетой. Снова посмотрев на читающего потрепанную книжицу мужчину, сидящего за барной стойкой, обратила внимание на его руки – очень красивые руки – и шагнула к нему.
– Маршалл?
Он поднялся. Сбрив бороду и усы, он не просто изменился, но стал совершенно иным человеком, хотя волосы по-прежнему оставались нестриженными. Зачесанные назад, они открывали гладкий широкий лоб и притягивали внимание к глазам.
Он заложил страницу салфеткой и закрыл книгу.
– «Путешествия Гулливера»? – удивилась Эва, взглянув на обложку. На самом деле хотелось воскликнуть: «Ты побрился?»
– Я всегда вожу с собой несколько любимых книг.
Она села рядом, не сводя глаз с его обновленного лица и пытаясь припомнить, как он выглядел, когда, потный, грязный и нечесаный, встретился ей на безлюдном шоссе.
– Какие книги в числе ваших любимых?
Он на секунду задумался:
– О путешествиях. Это свойственная человеку черта. Гулливер служит вечным напоминанием о том, как важна в жизни перспектива.
Эве больше всего нравилось описание лилипутов. Между ними повисло молчание.
– Вы побрились, – наконец выпалила она.
– Да.
– К ужину? – Который не был свиданием.
Он отрицательно качнул головой:
– Я периодически бреюсь. Так что вычеркните эту фразу и начните сначала. Даже символы свободы нуждаются в уходе.
– Так вот чем является для вас борода? Символом свободы?
– Так же как для вас автобус.
– Нет-нет, это всего лишь транспортное средство, совмещенное с жилищем.
– Не забывайте, я был внутри. Это не жилище, а святилище.
Эва была с ним полностью согласна, но не решилась открыто признать правоту его слов.
– Я выкупила «Бедфорд» у старого плотника. У него умерла жена, и он не мог продолжать путешествовать без нее.
– Интересно, понимает ли он, чего лишился?
– Не вы ли только что утверждали, как важна перспектива в жизни человека?
– Верно.
К ним подошла официантка средних лет, отдуваясь так, будто шесть посетителей кафе слишком много для нее, и, приняв заказ из ограниченного меню, удалилась.
Маршалл вскинул бровь, удивленный выбором Эвы:
– Уж не перед марафоном ли вы решили углеводами подзарядиться?
– Вы же видели мою печку. На ней можно приготовить лишь самые простые блюда, так что время от времени нравится есть в кафе что-нибудь, зажаренное во фритюре.
Кроме того, в кипящем масле погибают любые бактерии. Нет ничего хуже, чем застрять с пищевым отравлением в богом забытом городке или на шоссе, где внутренности будет выворачивать прямо на гравий.
– Теперь вы знаете, на какие средства я путешествую по стране. А что насчет вас?
– Торговля оружием и наркотиками, – серьезно глядя на нее, ответил он.
– Очень смешно.
– Но ведь вы именно это подумали, когда увидели меня впервые. Не так ли?
– Я увидела здорового парня на пустынном шоссе, он отчаянно хотел попасть в автобус. Как бы вы поступили на моем месте?
Маршалл прищурил глаза:
– Я, как и вы, работаю. Переезжаю с места на место.
– На кого работаете?
– На федеральное правительство.
– Ах, на федералов, – разочарованно протянула Эва. – А какой департамент?
Прежде чем ответить, он сделал большой глоток пива:
– Метеорологии.
– Вы синоптик! – недоверчиво переспросила она.
– Верно. Каждый вечер появляюсь на голубом экране с прогнозом погоды.
Ее улыбка стала шире. Откинувшись на спинку стула, он произнес заученным тоном:
– Метеорология – это наука.
– Не похожи вы на ученого. – Развитая мускулатура и татуировки никак не вязались в сознании Эвы с представителями этой профессии.
– Вам больше понравилось бы, будь я в белом халате и очках?
– Да. – Что угодно, только не черная футболка. – Что в ваших изысканиях такого важного, почему на них выделяют деньги налогоплательщиков?
– Ну, вам-то беспокоиться не о чем, вы не работаете, значит, не платите налоги.
Он прав, черт подери.
– В чем состоит ваша миссия?
– Инспектирую метеостанции, докладываю об их состоянии.
Теперь понятно, почему у него такие ухоженные руки.
– Я-то думала, вы вольная пташка на колесах, а вы аудитор.
Маршалл поджал губы:
– Боюсь, теперь я еще ниже пал в ваших глазах.
Эва с повышенным вниманием принялась намазывать маслом булочку, откусила кусочек.
– Сколько в стране метеостанций?
– Восемьсот девяносто две.
– И они послали одного человека? – удивилась Эва. Неужели местные власти не в состоянии следить за тем, чтобы опоссумы не проникали в дорогостоящие установки?
– Я сам вызвался на эту работу. Хотел сменить обстановку.
Эва предпочла не интересоваться – почему. Предполагалось, что они будут обсуждать примечательные путевые моменты.
– Где находится самая труднодоступная станция?
– В Джайлзе. Это пустыня Гибсона в семистах пятидесяти километрах к западу от Элис-Спрингс.
– А стартовали откуда?
– Из Перта. Там же и закончу.
– То есть отсюда полтора дня езды.
– Вы родом из Перта?
– Нет, из Сиднея.
Эва представила, как он объезжает страну против часовой стрелки, с запада на восток.
– Ваша миссия близится к завершению?
Его смех привлек внимание других посетителей.
– Да.
– А полюбоваться местностью оставалось время? Или только работали?
Он пожал плечами:
– Некоторые места стремился проскочить поскорее, в других задерживался. Я наделен гибкостью.
Эва прекрасно понимала, что он имеет в виду. Бывают города, которые нашептывают на ушко, точно возлюбленный, другие орут в голос, прогоняя прочь. От последних она бежала со всех ног.
– Где вам больше всего понравилось?
Маршалл пустился в воспоминания. Говорил о местах, покоривших его воображение, о доисторических, поросших папоротниками глубинах каньона Клаустрал, купании в кристально чистых водоемах на известняковых берегах Южной Австралии, умиротворяющем уединении ущелья Кэтрин в Национальном парке «Нитмилук» на севере Австралии.
– И конечно, впечатляющее местечко недалеко отсюда.
– Налларбор? – Огромная, напрочь лишенная деревьев пустынная равнина, не самое примечательное место, однако ничего другого в голову не приходило.
– Большой Австралийский залив, – уточнил Маршалл.
Эва часто заморгала:
– Вы съехали с шоссе и отправились на побережье?
– Моя цель – города. – Он наигранно подавил зевок. – Но я не мог пропустить одно из самых удивительных чудес природы всего в полутора часах езды.
– Это означает прибытие в следующий город с опозданием.
Он нахмурил брови:
– Вам нужно чаще смотреть по сторонам.
– Я на работе.
– И я тоже, но и о жизни забывать не следует. А выходные?
Прозвучавшая в его голосе критика ранила Эву.
– Не все подчиняются строгому распорядку труда и отдыха. Один день – один час – может сыграть роль во встрече с кем-то, кто видел Трэвиса.
Возможно, даже во встрече с ним самим.
– А что, если вы с этим человеком разминетесь как раз на час? Задержитесь где-нибудь полюбоваться природой, и ваши пути пересекутся…
Подобные мысли нередко терзали ее по ночам. Бесконечные «что, если…».
– Час позднее означает, что он увидит мою листовку, а час раньше – даже не будет знать о пропаже брата. – Так она всегда себя убеждала.
Маршалл пожал плечами:
– Неужели не понимаете?
– Не быстрее ли разослать объявления по электронной почте во все почтовые отделения страны и попросить служащих их расклеить?
– Дело не только в объявлениях. Я ведь с людьми разговариваю, охочусь за подсказками, пытаюсь произвести должное впечатление.
– Так вот чем вы сегодня занимались? Должное впечатление производили?
– Для достижения цели все средства хороши.
Официантка принесла заказ, расставляя на столе тарелки и стаканы.
– Мы же хотели о другом поговорить, разве нет? – весело сказала Эва, пробуя жареную картошку. – Куда вы отправитесь дальше?
– Сначала в Калгурли, потом в Саут-Кросс.
– На север. В противоположную ей сторону.
– А вы? – нейтрально поинтересовался Маршалл.
– В Эсперанс и Рейвенсторп с заездом в Израильский залив. – Могла бы сразу нарисовать план маршрута на салфетке! – После Налларбора у меня листовки почти закончились, надо зайти в отделение городской полиции. По закону они обязаны бесплатно печатать листовки с информацией о пропавших людях, – видя недоумение на лице Маршалла, пояснила она. – Ближайшее отделение в Эсперансе.
– Удобно.
– Это самое меньшее, что они могут сделать.
На большее они и не способны, но хотя бы выражают сочувствие.
– Тяжело, должно быть, везде натыкаться на кирпичные стены.
– Лучше уж натыкаться на стены здесь, чем намертво застрять в Мельбурне. Тут я хотя бы делом занимаюсь.
Ожидание дома, когда другие люди найдут брата, убивало Эву.
– У вас большая семья?
Перед глазами промелькнуло убитое горем лицо отца.
– Только отец.
– Матери нет?
Она выпрямилась. Он отказывается рассказывать о Кристине-с-татуировки, потому о ее пьянице матери ничего не узнает. Выражение ее лица говорило красноречивее слов, он поспешил сменить тему.
– Подозреваю, это наш первый и последний совместный ужин, – весело произнес он, салютуя вилкой с порцией картофельного пюре и горошка. Простая констатация факта.
Опасаясь, что ее ответ может быть воспринят как приглашение, Эва очень тщательно подбирала слова.
– Не нам судить. Наши дороги могут снова где-нибудь случайно пересечься.
Возможно ли, когда они отправляются в противоположные стороны света? Их знакомство чистая случайность. Она ехала по безлюдной дороге, он пострадал от эму и нуждался в помощи.
Маршалл пытливо посмотрел на нее и снова принялся за еду.
– Ты родом не из Сиднея?
Мысленно застонав, он отодвинул пустую тарелку. Кто бы мог подумать, что разговаривать о пустяках так утомительно? Много недель он ни с кем не был столь многословен. И все ради того, чтобы обойти молчанием его татуировку и ее пропавшего брата. Так они договорились, она следовала условиям сделки, хотя отчаянно хотела узнать больше.
Именно из-за необходимости разговаривать Маршалл избегал ужинать с женщинами, предпочитая сразу переходить к сексу. Но с Эвой такой подход не применим. Тем более удивительно, что он ответил согласием на ее приглашение. Вероятно, ему просто одиноко.
– Брисбен.
– Сколько тебе было, когда вы переехали? – Эва не подозревала о том, какие мысли у него мелькают. Не догадываясь, на какую опасную территорию случайно вступила. Маршалл вспомнил брата, маму и трудную пору юности в Сиднее.
– Двенадцать, – с трудом процедил он, напрягшись всем телом.
Умом он понимал, Эва всего лишь пытается поддержать беседу, но не мог отделаться от мысли, что за ее невинными вопросами стоит нечто большее. Двенадцать – самый неподходящий возраст вырваться из привычной среды, друзей и школы, где твердо стоишь на ногах, даже если живешь в бедном пригороде одного из крупнейших городов страны. Но для женщины, родившей второго сына только ради получения социального пособия, смена штата в погоне за более щедрыми выплатами матерям-одиночкам была делом обычным. Вне зависимости от того, кто при этом пострадает.
Ни Маршалл, ни его старший брат Рик этих денег никогда не видели. Для матери они стали лишь средством достижения цели, чтобы не остаться голодной. Рик впоследствии стал торговать наркотиками.
– И как вы жили?
– Нормально.
Она смотрела на него умными темными глазами:
– Угу.
«Теперь ваша очередь, Оскар Уайльд». Но Маршаллу ничего не приходило в голову, поэтому он сложил салфетку и отодвинул стул.
Что ж…
– Что случилось? – Эва смотрела на него с любопытством, но не осуждая. И не двигаясь с места.
– Уже поздно.
– Всего полдевятого.
Неужели прошел всего час? По его ощущениям, целая вечность.
– Я выезжаю на рассвете, чтобы до жары успеть к озеру Лефрой. И к благословенному одиночеству, когда не нужно ни перед кем изливать душу.
Эва склонила голову, волосы упали на плечо, послав в его сторону дразнящее облачко нежного аромата.
– Спасибо, что составила компанию, – запинаясь, произнес он.
– Не за что, – подыграла она.
В неловком молчании они оплатили счет – каждый за себя – и вышли на темную улицу, где в полдевятого вечера уже не было ни единого человека.
– Послушай, – начала она, посмотрев вправо и снова на него. – Я понимаю, здесь близко, но не мог бы ты проводить меня до автобуса?
Обоим вспомнились трое пьяных парней, с которыми она сегодня поругалась.
– Где ты припарковалась на ночь?
– Обычно я ищу местечко получше…
«О боже, она даже на ночь не устроена!» – ужаснулся он.
Некоторое время они шли в молчании, потом Маршалла прорвало:
– Мне в мотеле положена парковка. Можешь воспользоваться ею, если хочешь. Я подвину мотоцикл.
– Правда? – с искренней благодарностью воскликнула она. – Это было бы чудесно! Большое спасибо!
– Не за что.
Он повернул направо следом за ней и зашагал по тихой главной улице Норсмана. Оба молчали. Подойдя к автобусу, она открыла боковое окно и, просунув руку, разблокировала переднюю дверь. Дождавшись, когда она сядет в кабину, Маршалл забрался в салон.
Прежде эта территория была для него запретной, но теперь Эва вела себя спокойно, что безмерно порадовало его. Похоже, он выдержал испытание. Возможно, она изменила отношение после того, как он побрился.
Двигатель взревел, Эва развернулась к мотелю. Маршалл указал ей свое место на парковке, после чего передвинул мотоцикл. Автобус занимал больше одного парковочного места, но Маршалл решил, что это ничего, ведь кроме него в мотеле всего один посетитель.
– Еще раз спасибо за предложение. – Эва стояла у распахнутой задней двери.
В желтоватом свете, льющемся из окон кричаще яркого мотеля, Маршалл различал внутренности автобуса через открытую створку двери: неудобный диван, на котором спал, и кусочек кровати со стеганым одеялом цвета бургундского вина и двумя большими подушками.
– Стоянка для автофургонов в это время года почти пуста, – сдавленно пояснила Эва, проследив направление его взгляда. – А я предпочитаю быть ближе к людям.
Упершись плечом о корпус автобуса, он изучал ее, гадая, не передумала ли она? Быть может, открытая дверь – приглашение для него? Следует ли принять? Хорошенькую настороженную девушку, колесящую по стране с миссией, явно не назовешь легкой добычей, но ради нее можно немного поднапрячься.
– Без проблем.
Она переминалась с ноги на ногу:
– Ну, тогда доброй ночи. Увидимся утром. И еще раз спасибо.
Она твердо закрыла дверь и задернула занавеску. Разочарованно улыбнувшись, Маршалл поплелся к мотелю, думая о том, в какую неловкую ситуацию они угодили. Он такой сильный и молчаливый, она заливается девственным румянцем. И оба сожалеют.
Он отпер дверь номера. Пустое бездушное пространство, совсем не похожее на уютный салон автобуса Эвы.
Пустота и бездушие ему нравились всегда.
О проекте
О подписке