Быстрым шагом с лестницы спускался человек. Его странная наружность заслуживала того, чтобы рассказать о ней подробно. Человек был пушисто-рыж, пушистые брови прикрывали зеленоватые с хитринкой глаза. Круглое улыбающееся лицо украшали прероскошные усы, и когда он двигался, они будто плыли вперед него. Росту он был среднего, даже невысокого, одет в кургузый серый жилет. Отороченный, впрочем, воротником превосходного рыжего меха. Неопределенного цвета брюки, а на ногах… меховые тапочки.

Он моментально приковал всеобщее внимание, и только наблюдательный Великанов заметил, что люстра слегка покачивалась.

Человечек раскланялся, и заговорил, поправляя полы жилета:

– Здр-равствуйте, дор-рогие др-рузья!..

Букву «р» он мягко раскусывал на несколько частей, как ириску, и предъявлял публике.

– Очень р-рад, чрррезвычайно р-рад! Кто вы такие и с чем пожаловали?

Горшков было раскрыл рот, чтобы удивиться, почему никто не знает о приезде, но вперед выступила Светлана Евгеньевна.

– Мы пятый «А», из школы номер 132, на экскурсию от комитета образования. Десять человек, остальные не смогли. Я классный руководитель, Светлана Евгеньевна, а это… Она задумалась, надо ли всех представлять поименно.

– Очень, очень р-рад! – заворковал человечек. – Меня зовут Аф-фанасий Иванович, я хранитель и смотритель этого места. Пр-рошу вас подойти к столику, я запишу ваши имена. У нас впервые такое событие, но я все подготовил. Ать-два!

Все подошли к столику. Афанасий Иванович уселся на венский стул, открыл ящик стола и достал плоский деревянный ящичек. В ящичке лежали свежеотпечатанные билеты на экскурсию с отрывными корешками. Ловко макая перо в чернильницу, смотритель писал фамилии и имена и пропечатывал корешок печатью в виде кошачьей лапки, приговаривая:

– Билеты, пожалуйста, предъявляйте контролеру. Спасибо, следующий. Ать-два!

Когда все билеты были надписаны и высохли, гости стали крутить головами в поисках того самого контролера. Пока наконец кто-то не осмелел и не спросил:

– А кто же контролер?

– Это я, др-рузья! – возник Афанасий Иванович, улыбаясь эффекту произведенной им шутки. Прошу, ваши билеты.

Так же виртуозно оторвав корешки у билетов, смотритель уставился на котенка, который спал на руках у Дубовицкой.

– Э-м-м… Безбилетный пассажир-р?

– Это котенок, – выступила Синичкина. – Его Петя спас.

– Спас? – лицо его сделалось серьезным. – От чего?

Все наперебой стали рассказывать о схватке с собаками, Горшков стоял в стороне и смущенно теребил нос.

– Гм… Но ведь это совер-ршенно меняет дело. Позвольте, – Афанасий Иванович взял котенка и мягко забормотал. – Ну как тебя угораздило туда пойти? Без сопровождения взрослых… Ай-яй-яй…

– Минуточку, др-рузья. На сцене появляется… блюдце молока! – он открыл дверь в чулан, нырнул внутрь, зазвенела посуда, заплюхало наливаемое молоко. – Посиди здесь, и никаких больше фокусов! Смир-но! Кр-ругом! – послышалось из-за двери, и Афанасий Иванович вновь возник с широченной улыбкой на усах. Подойдя к Горшкову, он почтительно кивнул головой.

– Благодар-рю вас, молодой человек, – и едва заметно подмигнул. После чего последовал приглашающий жест.

– Ага, чулан есть, – подумал Горшков.

– Прошу вас, дор-рогие дррузья. Экскур-рсия начинается. Шагом марш! Ать-два! – и смотритель зашагал вперед с выправкой генерала. Ребята гуськом потянулись за ним.

– Как же, начинается – шепнул Горшков и, схватив за рукав Хомякова, скользнул в дверь. Тот от неожиданности даже не пикнул.

Первым делом Горшков осмотрелся. Чулан был заставлен сломанными стульями и прочим хламом, котенок лакал молоко из блюдца. Горшков притянул к себе Хомякова и, знаком приказав тому молчать, заговорщицки зашептал:

– Хома, короче, слухай сюды. Мы с тобой теперь спецназ. Место это подозрительное, и Иваныч этот очень подозрительный. В общем, надо тут все обшарить, носом чую приключения. План такой…

– Не-е, ты что, – затянул Хомяков. Попадет, родителей вызовут.

– Да ладно тебе! Что мы там будем ходить – скукота же. Мы сами тут все обшарим, а потом ка-ак выскочим откуда-нибудь!

– Не-е, Петька, я не хочу, – нудел Хомяков. – Да и Светлана Евгеньевна за нас отвечает. Ей тоже попадет, если с нами что случится.

Этот аргумент, казалось, подействовал на Горшкова. К тому же Хомяков явно не хотел быть спецназом и тянул его за рукав обратно.

– Короче, Хома, делаем так. Сейчас чуток ждем, пока они в следующую комнату не перейдут. Ты идешь, а я останусь. Разнюхаю тут все. Только смотри, не сдай меня, – Горшков показал увесистый кулак.

– Ла-адно.

– Пошли, они уже в другой комнате.

V

Тем временем группа под руководством Афанасия Ивановича перешла в другой зал. Он был гораздо меньше предыдущего, на стенах висели шкуры, рога, старинные ружья и сабли, у стен темнели шкафы с хрусталем. Посередине стоял овальный ореховый столик, вокруг него несколько кресел с подлокотниками. Черный, метровой высоты зев камина прикрывала низенькая решетка, по бокам висели разнообразные крючки и кочережки для ворошения углей. Афанасий Иванович разглагольствовал:

– Здесь Илья Антонович написал свои лучшие, по мнению критиков, произведения. Кстати, я не упомянул самого главного (а вы и не спросили) – он был детским писателем. Манера письма его была весьма изощренной. Он, сидя в этом самом кресле, диктовал рассказы карлику-пигмею, привезенному из Папуа-Новой Гвинеи. Который, стоя вон за той конторкой, процарапывал их на специально подготовленных медных дощечках. С поразительной для пигмея скоростью. После чего машинистка перепечатывала набело. Здесь написана повесть для подростков «Бирюлёвый Хмыщ», цикл рассказов: «Бузька и Капитан Чернозуб», «Похождения щенка Чапы» и сделаны наброски к роману «Тыц»! Никаких редакций и правок – все сразу набело! – с гордостью сообщил хранитель, вытащил невесть откуда трубку и закурил ее. – А теперь – ать-два! – готовьсь…

Горшков обследовал чулан по всем правилам детективного искусства: с фонарем и лупой. Чулан был довольно длинным и вместительным и имел несколько выходов: по одному в каждую залу. Горшков искал таинственные знаки, следы сокровищ или, на худой конец, старые рыцарские латы. Но увы, ничего кроме сломанных стульев, медных тазов и засохшего бутерброда с сыром найти не удалось. Горшков вытер лупу об штаны и стал наблюдать за тем, как ребята перетекают в следующий зал, обдумывая, как бы кого напугать неожиданным появлением. Как вдруг его внимание привлекло появление небольшого серого комочка около каминной полки. Приглядевшись, он увидел, что это была мышь. Она спокойно сидела на пакете с бубликами, забытом Хомяковым и, держа в лапках кусочек съестного, обтачивала его со всех сторон.

– Вот это да! Мышь! Вот бы ее поймать, а потом подбросить девчонкам! Только как…

Его мысль лихорадочно работала, а пальцы мяли в кармане рогатку, и в этот момент он почувствовал на плече что-то теплое и мягкое. От неожиданности он обернулся и увидел перед собой рыжие усищи Афанасия Ивановича.

– Тссс! Спугнете! – тот кивнул на мышь. И вообще, что вы здесь делаете, молодой человек? Неужели вас интересуют сломанные стулья? – прошептал хранитель, не отрывая взора от мыши.

– Я… Да я… просто посмотреть.

В этот самый момент в комнату вошел Хомяков, ища глазами пакет с бубликами. Мышь приподнялась на задних лапках. Афанасий Иванович взглянул на нее, глаза его округлились и загорелись желтым огнем. Хомяков увидел пакет, двинулся было к нему, как вдруг, ощерившись, Афанасий Иванович ринулся прямо на мышь. Но не на двух ногах, а на всех четырех! Мышь моментально соскочила с полки и заметалась по комнате. Хранитель, издавая короткое «Рь-яяуу», бесшумно носился за ней. Наконец мышь, сделав обманную петлю вокруг кресла, устремилась прямо в черную пещеру камина. Афанасий Иванович, сложив ладони лодочкой, нырнул мгновенно следом. И тут же пропал. Только трубка, покачиваясь, лежала возле каминной решетки.

Хомяков от неожиданности раскрыл рот и только мотал головой, переводя взгляд от камина к пакету с бубликами. Горшков очухался быстрее. Выйдя из чулана, он посветил фонариком в камин, но увидел лишь закопченную кирпичную кладку.

– Видал, Хома? Куда он пропал? Вот это трюк! Офигеть!

– Он туда… Я только даже это, не успел того… Надо позвать Светлану Евгеньевну, – пролепетал Хомяков. И ребят.

– Говорил я тебе, что не простое это место. Так, ты, короче, беги, зови ребят, а я здесь подежурю. Вдруг он еще чего выкинет.

– А не боишься?

– У меня рогатка есть. Если что – как вмажу! Ты давай, скорее зови всех!

– Ла-адно.

Хомяков ушел, не забыв, впрочем, прихватить бублики, ошарашенный Горшков шарил глазами по комнате, ища другие признаки страшного злодеяния или запутанного преступления, которое ему предстояло раскрыть. Он чрезвычайно гордился тем, что прочитал три тома Конан Дойля и с тех пор не расставался с лупой, при первом удобном случае вынимал ее из кармана, пытаясь определить, кому принадлежал огрызок яблока в столовой или соринка на парте. В последнее время, правда, никаких злодеяний не совершалось, и лупа служила в основном для прожигания дырок в деревянных поверхностях. Сделав несколько кругов по комнате, он решил, что надо вооружиться посерьезнее. Сняв с крючка кочергу, он помахал ею перед камином. Приняв позу бейсболиста, он застыл с кочергой в руке, прислушиваясь.

Однако минуты через две затекли руки. Хомяков и ребята будто пропали, из камина не доносилось ни звука. Петя решительно размотал рогатку, выбрал шарик поувесистее, тщательно прицелился в черноту камина и выстрелил. Однако вместо щелчка раздался глухой «фуп», как если бы он выстрелил в подушку. И шарик пропал!

– Ну все, теперь я сам с этим разберусь! – сказал вслух Горшков и шагнул через решетку.

VI

Хомяков тем временем пробирался к своим. Пройдя половину комнаты, он обнаружил у стены широченный диван, а также то, что очень устал. «Присяду-ка ненадолго», – подумал он и, обняв пакет с бубликами, утонул в куче подушек. Подушки были пыльными, но никогда еще Сева не чувствовал себя так умиротворенно. Съев по случаю пяток бубликов, он и вовсе разомлел, а там и заснул.

Проснулся он от чего-то мягкого, трогающего его за плечо. Открыв глаза, Сева увидел перед собой Афанасия Ивановича.

– Вы устали, молодой человек? Это случается, – предобрейшим голосом сказал тот, высвобождая Севу из мягкого плена.

– Пойдемте, экскур-рсия пр-родолжается, ваши коллеги ждут вас. Вперед, ать-два!

Хомяков смотрел на хранителя, и в памяти всплывали камин, мышь и исчезновение Горшкова. Но он отогнал от себя эти мысли, решив, что это ему приснилось в то время, когда он сладостно дремал на диване. Вместе с Афанасием Ивановичем они вошли в зал, где ребята уже разобрались по кучкам, обсуждая что-то. Афанасий Иванович мягко хлопнул в ладоши:

– Дор-рогие др-рузья, мы пр-родолжаем! Зрелые годы Ильи Антоновича проходили в селе Большие Бубенцы, где он получил в наследство от тетки имение…

И только наблюдательный Великанов заметил, что левое ухо хранителя было едва заметно испачкано сажей.

VII

Горшков сделал решительный шаг, протянул руки вперед и сгруппировался, ожидая наткнуться на холодный кирпич. Но руки уткнулись будто в пыльную вату, а потом и вовсе прошли сквозь нее. От неожиданности Горшков потерял равновесие, вывалился вперед и грохнулся на четвереньки, подняв тучу пыли и золы. Когда пыль рассеялась, он увидел гнома. Самого настоящего гнома, ростом не более чем по пояс ему самому, в малиновом колпачке, зеленых штанах, бархатном камзоле и чудесных желтой кожи сапожках. Гном сидел на полу, рядом лежал шарик от рогатки. Гном потирал шишку на лбу, тихонько похныкивая.

– Бабочки, да что ж это такое? Освободили королевским указом от колотушки, и все давно в лоб получил, уи-и-и, как больдо!.. Уволюсь! Прямо сейчас пойду и попрошу жалованья, сил боих больше нет! Поеду к тетке, огород копать…

Горшков, медленно выползая на свет, стал оглядываться вокруг и увидел просторную залу с мраморным полом. По всей видимости, раньше это был тронный зал, о чем свидетельствовали королевский трон, портреты царственных особ на стенах и рыцарские латы по углам. Но потом, кажется, приемы иностранных гостей стали реже, и зал использовался не по назначению. Трон, правда, был на месте, хоть и с облупившейся позолотой и отломанной ногой, но за ним стояли ряды банок с вареньем и повидлом. В углу громоздились корзины с сухофруктами, другой угол содержал несколько мешков с картошкой. Одна из портьер стыдливо прикрывала огромную бочку с квашеной капустой.

Тем временем гном перестал хныкать, выпучил глазенки на Горшкова и гнусаво заверещал:

– А-а-а! Пожалуйста, не ешьте бедя! Я девкусный! – одновременно суча ножками и тем самым отползая назад. Бабочки! Черное чудовище! Говорила бде бабушка, не соглашайся чистить этот камин! Пожалуйста, не ешьте бедя!..

– Вы… гном? – изумленно пролепетал Горшков. Настоящий?

– Оно еще и разговаривает! Уи-и-и! – наконец, гном вскочил на ноги и кинулся прочь. Но, не пробежав и трех шагов, он споткнулся о корзину лука и растянулся во весь рост. Лук покатился по залу, гном начал хватать луковицы и швырять в Горшкова.

– Уходи обратно в свой кабид! Ба-а-абушка!

Горшков с изумлением взирал на эту картину, не исключая возможности сдать назад.

– Погодите, мистер… эээ… сэр, господин гном! Я не чудовище! Я вас не съем.

Гном, поняв, что его загнали в угол между связками чеснока и мешком орехов, решил перейти в контрнаступление. Вооружившись огромной морковкой и заслонившись корзиной, он стал наступать на Горшкова, не скрывая, впрочем, некоторого любопытства. Известно, что гномы – чрезвычайно любопытный народ.

– Кто ты такое? Говори скорее, или я тебе задам! Ба-ба-бушка-а!

– Я – Петя Горшков. Школьник…

– А за что ты, Петя Горшок из рода Школьников звезданул бде в лоб стеклянным шаром? А? За что? Или бало бде было колотушек? – плаксиво верещал гном, размахивая грязной морковкой.

– Простите, господин Гном, я не специально.

– Не специа-а-ально, – передразнил тот. А зачем ты лазишь по кабинам? То есть, по кабидам? Проклятая пдищепка… Пугаешь добропорядочных гдомов? То есть гы-добов?.. Тьфу ты!..

– Видите ли… Я и сам не знаю, мы пришли на экскурсию…

VIII

– Паша, а где Горшков? – шепотом спросила Синичкина.

– Э-э-э… Горшков? Не знаю… Там был, – он неопределенно махнул рукой.

– Вы же вместе были! Паша, ну ты чего? Вспоминай! Где он?

– Ну он, это, там остался, где камин… Мы пошли, потом я пошел… Ну и…

– Все как обычно, – назидательно произнесла Лейнеккер. – Горшков как всегда набедокурил, куда-то залез и подвел класс. Светлана Евгеньевна, а Гошков пропал!

Светлана Евгеньевна вмиг оказалась рядом.

– Опять…

– Спокойствие, др-рузья, только спокойствие. Здесь ничего и никуда пр-росто так не пр-ропадает, – проворковал Афанасий Иванович.

– Реально, Светлана Евгеньевна. Куда он денется? – загомонили ребята. Он в соседнем зале, поди, кинжалы разглядывает. Сейчас мы быстренько сходим, приведем его.

– Хорошо, идите, одна нога здесь, другая там. Синичкина, будешь всю экскурсию его за руку держать. Ой, какой сервиз…

– Ха-ха-ха! На экскурсию! Ха-ха-ха! – гном отложил корзину и заливался смехом. Хорошенькая экскурсия: выбазаться сажей и залезть в камин! Впрочем, я не удивляюсь. Со времен, как кодоль пдидумал свои колотушки и пдищепки, в этой зале редко появляются люди. В основном, быши и гуседицы! – и он снова залился смехом. Известно, что гномы – очень веселый народ.

Только теперь Петя заметил, что на носу гнома красовалась… прищепка. Именно она придавала голосу гнома гнусавый оттенок. Прищепка была сделана очень искусно и покрыта резьбой и позолотой. Известно, что гномы очень искусно изготавливают вещи.

Гном резко вскочил и закрыл себе рот рукой, подбежав к изумленному Горшкову, он зашептал:

– Тссс! Нас богут устышать. В общем, так, Горшок из рода Школьников. Кородь пдоснулся, он сильно не в духе. Скодо он будет здесь. Советую тебе умыть лицо, если де хочешь испугать его. А пугать нашего кодоля дучше де дадо – испугаться может, – с этими словами гном подвел Горшкова к зеркалу. Петя не узнал себя: лицо было черным, как уголь, шея и воротник в копоти и золе, а что было со штанами – и сказать страшно.

– Мамочки, ну и трубочист! – только и смог выговорить Петя. – Что же делать?

– Бимбаклюй Мокрошляп! – неожиданно раздался громкий голос позади. Гном подскочил на месте.

– Бимбаклюй Швампедуп Третий из рода Мокрошляпов! – повторил голос, но уже мягче. – Тебе велели вычистить камин, а ты чем занимаешься?

– Господин бидистр, я стал чистить, а тут из камина ка-ак вылетит! Да как шмякнет! Вот, подюбуйтесь – пдеогдомный стеклянный шар стукнуд бедя пдямо в лоб! А потом вот это ка-а-ак вылезет! Чедное, стдашное!..

– А банку сливового варенья ты от страху съел? – министр носком туфли подтолкнул банку из-под варенья, которая была аккуратно замаскирована между мешков с луком.

– Я… я просто хотел подзаправиться перед сложной даботой. Ведь я дикогда до этого не чистил кабидов.

– Хорошо. Возьми эту банку и отнеси на королевскую кухню. Да смотри не попадись никому по дороге. Иначе не миновать тебе колотушки.

Гном убежал, а Петя тем временем разглядывал пришедшего человека. Он был небольшого росту, чуть выше самого Пети, одет был в бордовый камзол, некогда богатый и расшитый золотом, теперь же изрядно поношенный, батистовая манишка украшала грудь. На ногах лиловые панталоны с чулками и крепкие туфли с медными пряжками. Человечек был энергичен, лыс, но при этом носил аккуратную бородку. На поясе красовались чехольчик с выглядывающим из него пенсне и золотое яблоко на палочке. На лбу его красовалась лиловая шишка. Петя сразу отметил, что на его носу не было прищепки, иначе снова пришлось бы прислушиваться и разбирать каждое слово.

– Здрасте. Я тут на экскурсию, и это… гном.

– Добрый день, уважаемый господин посол, – человечек заговорил мягко и примирительно. – Король уже на пути в тронный зал и вскоре примет вас. Разрешите представиться – Бука, премьер-министр, руководитель кабинета министров королевства Гнусавия, Уныния и герцогства Полбустук, – он изящно раскланялся. – Не желаете ли чашку чаю?

– Я… не совсем посол, То есть, вроде как посол, но я…

– Понимаю. Сейчас я распоряжусь. Прошу меня извинить, но гном сказал, что вы появились из камина. Как вы там оказались?

– Я, понимаете… – запальчиво заговорил Петя, – мы пришли на экскурсию. С котенком. Потом Афанасий Иванович, то есть, кот, то есть, ну он не настоящий кот… В общем, мышь…

– Понимаю, то есть не совсем, – министр был невозмутим. Давайте же взглянем, как вы вообще там уместились…

Бука подошел к камину, Петя последовал за ним. Министр вытащил из чехольчика пенсне, нацепил на нос и, нагнувшись, стал вглядываться в окно камина.

– Ничего. Совершенно обычный камин.

Бука стал осматривать камин, дымоход, а также стены, Горшков уселся в кресло и стал раздумывать. Где он оказался? Где Хомяков и все ребята? И что же делать дальше? Но основательно поразмыслить ему не удалось. Створчатые резные двери зала распахнулись, и скачущим шагом прискакал человечек. Он походил на министра Буку телосложением, что наводило на мысль о том, что в королевстве все люди были похожи. Упитанный, небольшого роста, он был одет гораздо богаче Буки, а корона на голове однозначно указывала на его принадлежность к королевской фамилии.