7. Движ

Часто оставляя сервис на одних мастеров, мы с Онже и Семычем мотаемся по району, высматривая новые интересные темы. Питаемся раз в сутки, и чаще заботимся о том, где разжиться путевым ганджем, нежели пищевыми продуктами. Продумывая рейдерскую бизнес-программу, от неуемной алчбы втаскиваем в нее все, что только можно втащить. Боимся потерять, забыть, не успеть, это называется: жадность.

В одном из окрестных городков, в какой-нибудь сотне метров от Рублевского шоссе мы присмотрели заброшенный кинотеатр. Сразу, из ниоткуда вдруг выплыло: на Рублевке до сих пор нет ни одного ночного клуба. Осматривая помещение, мы с Онже мысленно переделываем здание под развлекательный центр для золотой рублево-успенской молодежи. Название рождается также спонтанно и без вариантов: «МАТРИЦА».

Из жесткого диска моей памяти сами собой распаковываются архивные файлы с видами пустующих теплиц, незасеянных полей, запущенных рощ и других заброшенных сельскохозяйственных угодий, которые я видел в Абхазии всего месяц тому назад. Сельское хозяйство – это миллиарды. Тот, кто успеет зарядиться в обойму сейчас, через каких-нибудь несколько лет будет гораздо ближе к вершине денежной пирамиды, чем даже наш Морфеус. И что с того, что республика никем до сих пор не признана? Россия рядышком, и запустить туда свои щупальца Матрице ничего не стоит.

– Ты все правильно говоришь, братка, но журавль в небе, а наше дело синицу как следует придушить! – пытается угомонить меня Онже. – Морфеус не зря говорил, чтобы мы рот не разевали на кусок, который не по зубам, понимаешь? Сначала чуть приподымемся, силу почувствуем, тогда нам зеленая улица будет хоть в Абхазию, хоть куда!

Неважно, чем ты занимаешься: торгуешь укропом на рынке или нефтью на бирже, заправляешь цветочным ларьком или газодобывающим концерном, располагаешь стопкой грязных червонцев или многомиллионными банковскими счетами. Задействован в Матрицу – выживаешь и процветаешь, сам по себе – захиреешь, не успев расцвести. Наверх пробиваются только те, кто узнал о существовании этой системы, и то – не своим умом, а с ее молчаливого одобрения. После легкого тычка в спину, совершаемого любым среднестатистическим Морфеусом.

Сквозь неповоротливый макет внешней действительности с каждым днем все яснее и четче проступает его потаенная суть. Громоздкий механизм формальных экономических отношений, ржавые лопасти действующего законодательства, тупые винты и скрипучие шестеренки предписаний, норм и условностей – всего лишь прикрытие, эрзац-схема. Эта наглядная технология намеренно запутана и противоречива, чтобы в ней невозможно было разобраться стороннему наблюдателю. Дергай, крути, пинай в бок исполинскую железяку – она лишь прохрипит в ответ сиплым кашлем. Не закружатся лопасти, не зачадит выхлоп, не загудит двигатель: мертв. Зато в недрах макета жужжит и потрескивает сверкучими искрами настоящая, подлинная, действующая ныне технология. Современная микросхема на силиконовом плато, испещренном кремниевыми панцирями электронных жучков. Матрица!

Зная о ее существовании и загрузившись в Матрицу в качестве активного элемента, ты можешь продвинуться из общей для большинства граждан точки ноль ввысь и вдаль по специфической системе координат, ось икс которой – деньги, ось игрек – власть. Власть и деньги разделены лишь внешне, в изъеденном ржавью макете действительности, столь же фиктивно, как и ветви управления государством. На макроуровне, где любой капитал конвертируем, будь то финансы, политическое влияние, популярность и слава, соприкасаются и сплетаются похотливыми змейками силовые линии тока общественной жизни. Централизация управления общественными ресурсами происходит на высочайшем уровне: там, где за одним столом сидят митрополиты и генералы, политики и олигархи, милиционеры и мафиози.

Но если политика, экономика, информационная сфера, сфера религии – это стороны одной большой финансовой пирамиды, тогда что же располагается на ее вершине? И если мы с Онже и Семычем займем место чуть выше основания, Морфеус выступит посередке как супервайзер, а Полковник и штабные генералы – как менеджеры коммерческих проектов единой маркетинговой сети, то… кто ее организатор и главный собственник?

– Не грузись, братан! – широкой улыбкой осаживает меня Онже. – Я по этапу с одним джусом ехал, так вот он про жидомасонов похожую пургу втирал. У него, между прочим, на этой почве крышняк рванул быстрее, чем белые в эмиграцию. Нельзя на некоторые темы сильно задумываться, понимаешь? Я сам дремучий как джунгли, и то вкуриваю, что если голову себе такими вещами забивать, то можно на Серпах очутиться или в Кащенко! Думай лучше о том, что ты увидеть можешь, пощупать, потрогать. По большому счету, наша теперь основная задача – выполнять конкретные указания Матрицы.

– Как в армии, ебать-колотить! – бурчит Семыч вполголоса. Последние дни он стал смурным и немногословным.

– Как в Матрице, – парирует Онже. – «Просто структура гораздо серьезнее, а так все то же самое: погоны, звания, оперативные мероприятия». Морфеус, кстати, тоже продуманный пассажир. То говорит о Матрице «мы», то вдруг в сторону отпетлять пытается, мол, «мусора в военной форме». Есть маза, что это все прокладоны спецовые с их стороны, понимаешь? Крючочки свои пробрасывают и смотрят, как мы их заглатывать будем. Это он, может, перед нами обычным коммерсом рисуется. А там, поди, разрешите-доложить-товарищ-полковник, агенты такие-то выбрали вариант действий номер два!

– Ведь жили спокойно, ебать-колотить! Нет, теперь агентами заделались.

– Не, а че, нормальная тема! Вообще, раз уж мы в шпионы подались, надо выработать для себя кодированную систему общения, понимаешь? Типа: агент Смит, птица залетела в гнездо, сообщите, как прошла операция!

Мы с Семычем натянуто улыбаемся. Беззаботное отношение к шуткам пропало невесть куда. По телефону говорим сжато, коротко, полунамеками подводя собеседника к сути вопроса. Обсуждая проблемы и планы, забираемся подальше от оживленных мест и выходим из машины, чтобы сидя на корточках на подмерзшем берегу сплавить негромкую речь по течению Москвы-реки. Подыскивая новое, более благоустроенное жилье, рассматриваем заведомо никчемные варианты, чтобы при наличии лишних денег снять дешевую квартирку про запас на подозрительно ожидаемый «всякий случай».

***

Благородная седина, плотная осанистая фигура и основательность движений, свойственная отставным партаппаратчикам, онжин дядя держится перед нами с чувством незыблемого достоинства. Лицо его весит тонну гвоздей, и даже восседая на металлическом ящике и стряхивая сигаретный пепел в стекляшку с семейной фотографией корнишонов, он выглядит так, словно не покидал своего кресла в Управделами Президента.

– Меня интересует один конкретный вопрос. Что – это – за люди? – утробно рокочет дядя. – Пока я не буду знать, дальнейший разговор не имеет смысла.

Приехав в «элитную» часть села Осинки Рублево-Успенского района, мы минут сорок простояли под трехметровым кирпичным забором: дожидались аудиенции. По своей доброй традиции, Онжин дядя принял нас у себя в гараже. Прежде чем впустить в дом и посадить за свой стол, дядя всегда выясняет, насколько ему интересны люди, которых иногда приводит с собой родственничек-баламут.

В позе чужеземного идола дядя внимает рассказу Онже про Морфеуса, про озвученное им предложение, про то, как мы сами влились в Матрицу. Под взглядом человека, вкусившего за свою жизнь достаточно власти, я невольно чувствую себя мелким просителем, каким-нибудь приснопамятным пэбэоюл, жалующимся на притеснения со стороны участкового инспектора или районных налоговых органов. Это при том-то, что я еще не вякнул ни слова, если не считать «здравствуйте». Онже, меж тем, описывает в подробностях, как Матрица наехала тяжелым катком на наших притеснителей и вещает об открывшихся нам перспективах.

– Достаточно, – прерывает дядя. – Я так и не понял: кто эти люди и как они на вас вышли.

Онже лукаво на меня косится. Едва ли проходит хоть день, чтобы мы сами не задались этим вопросом. Откуда «они» взялись? С какой стати их заинтересовали именно мы? Почему в данный момент, а не раньше?

Онже? Он умеет кидать, это факт. Втирается к кому-то в доверие, влезает в жопу без мыла, извлекает оттуда максимум средств, которые можно растрясти за раз, но и все. Вести серьезное дело, поднимать бизнес на макрокосмический уровень и делать телефонным звонком миллионы ему приходилось только в мечтах. Семыч? У этого кадра для крупных дел нет даже амбиций, да к тому же он темный как полночь. Я? От меня толку лишь дополнительный расход топлива: бензина, денег и ганджа. Какой с нас им толк, черт возьми?

Онже, однако, убежден, что его «поставили на карандаш» еще в юности, когда его шайка засветилась в околокриминальных делишках во всех звенигородских окрестностях, работая под знаменем крупного преступного авторитета. Наркотрафик, мелкий рэкет, перепродажа угнанных автомобилей не по летам грамотно прикрывались официальным добропорядочным бизнесом, чего не могли не отметить в компетентных органах. Когда после отсидки Онже вновь засветился в области – обанкротил бетонный завод, кинул нескольких предпринимателей, а сам организовал ряд предприятий (перекидав всех поставщиков и партнеров), напротив его личного дела могла быть поставлена некая синяя или красная галочка.

– У них же там все заточковано! – объясняет Онже. – Все наши зехера, включая малейшие приводы в милицию. А на зоне так вообще подробное личное дело на зеков составляется: история, психология, с кем контачат, интересы и склонности. «Там где надо» наши личные дела уже давно изучены. И когда мы с браткой в том году тему пробивать начали: фирму замутили, с авторитетами начали славливаться, движуху наводить по району, в органы по-любому что-то сливалось.

Учитывая заметную склонность Конторы к использованию внеправовых методов воздействия на людей и организации, вероятно и рекруты с гражданки к ним на службу подбираются по сходным параметрам. Не отягощенные излишними моральными принципами, деловые там, где нужно делать дела, и разбитные там, где нужно разбивать чьи-нибудь судьбы и головы. Желающие заниматься «чистым» бизнесом, но при этом не гнушающиеся криминальными методами его ведения. Имеющие амбиции, жадные до денег и положения в обществе, сплоченные зданием общей идеи на фундаменте дружеских отношений.

– По ходу, они сейчас проверяют, насколько мы их устраиваем, понимаешь? – подключается Онже. – Смотрят, как мы пашем, как с работниками управляемся, что для развития бизнеса делаем, как на спецовые пробивоны с их стороны реагируем, и как в сложных ситуациях действуем.

Помимо прочего, мы с Онже пришли к одному малоприятному выводу: у нас нет права на провал. Если мы окажемся для Матрицы безполезными, она нас может утилизировать как тех, кто слишком много узнал не по рангу. Чтобы заручиться поддержкой советчика, которого Онже прогнозирует в качестве серого кардинала нашего многообещающего предприятия, этим вечером мы стоим в синеватых сумерках частного гаража. По утверждению Онже, такие люди сидеть на пенсии не умеют.

– Значит, говорите, любой проект могут поддержать, в том числе в финансовом отношении? – дядя задумчиво сдвигает брови и смотрит куда-то сквозь нас. Лицо железобетонное, и до сих пор непонятно, интерес вызвала наша информация или небрежность.

Онже объясняет: в перспективе возможно подняться на любой уровень, если по ходу исполнения пьесы мы будем справляться с нехитрыми сегодняшними ролями. Как-никак, Контора ежегодно инвестирует в расширение своего экономического влияния сумму, равную бюджету небольшого государства.

– Ого! – изумляется дядя, когда Онже озвучивает заявленные Морфеусом суммы. – То есть, если иметь своей выгоды с дела всего-то процента два, а инвестиции насчитывают м-м… так… а могут они профинансировать зарубежные предприятия?

Мы уже выясняли у Морфеуса по поводу нашего интереса к Абхазии. Тот заверил, что при удачном раскладе с бизнесом на Рублевке государственные границы потеряют для нас свою значимость. Тем более что у разведчиков, по его словам, есть некие насущные интересы в бывших союзных республиках, а в этой – особенно.

Наконец в глазах дяди загорается хищный желтоватый огонек. Он вспоминает о неком своем знакомом, коллеге по государственной службе, недавно предлагавшем сказочные перспективы для бизнеса в одной разрушенной гражданскими войнами и богатой алмазами африканской стране. Будто разговаривая сам с собой, дядя задумчиво перебирает вполголоса известные ему государственные структуры, которые могли бы обладать подобной властью и средствами, как мы описали. Пауза затягивается. Глянув на Онже, я по-своему истолковываю неоднозначный жест плечами, и откровенно выпаливаю, что структура имеет отношение к Министерству Обороны.

Под гидравлическим взглядом бывшего партаппаратчика я чувствую, как мои щеки и уши наливаются концентрированной томатной пастой. Хуевый из меня агент, если честно. Болтун – находка для шпиона. И не слишком полезный для Матрицы. Таких бы к стенке и утилизировать!

– Ладно, – поднимается дядя со своего топчана, поменяв выражение лица на более благосклонное. – Чего мы здесь-то разговариваем? Пойдемте чай пить.

За его бюрократически крепкой спиной мы с Онже переглядываемся, обменявшись смешками.

***

В просторной столовой, за дубовым прямоугольным столом нас уже четверо. К разговору присоединился двоюродный брат Онже. Сливочно-свежий и прянично-румяный интеллигентного вида блондин, Вовчик не так давно стал дипломированным специалистом по аудиту и праву. С задорной улыбкой он поглядывает сквозь ботанские очки на непутевого братца и прислушивается к беседе. Онже то и дело пытается всосать его в разговор: у него свои виды на Вовчика.

– Эта шарага, из которой ты уволился – она под кем конкретно работает? – пытает Онже юного аспиранта. – Ты ведь сам мог бы ее потянуть, если тебе карты в руки подкинуть?

Собственная юридическая фирма – один из ближайших этапов нашей стратегии по превращению Николиной Горы и предместий в экономический придаток Матрицы. Свои нотариусы, аудиторы, адвокаты существенно облегчат задачу по скоростному образованию противоестественной монополии на районе.

– Наверняка эту фирму отобрать – раз плюнуть! – рассуждает Онже. – Там Матрица за неделю управится. Ну, максимум за две! Вон, у мусоров на сервисе только позавчера первая проверка нарисовалась, а они уже лавочку прикрыли и думают, стоит ли им дальше работать, понимаешь?

Дядя взирает на племянника с укоризной. Говорит: так нельзя. Отбирать все, что тебе приглянулось, не по-людски.

– Не, ну а как иначе? – изумляется Онже. – В этом мире кто успел, тот и съел, понимаешь? Не мы сейчас, так другие их потом нахлобучат. А что, разве плохо, если Вовчик директором этой шарашки станет? Уже не практика какая-нибудь, а нормальная трудовая деятельность. Будет по работе нам помогать, и мы чем сможем – тем его дальнейшему росту… так ведь, братиша?

Я на стороне Онже. Отобрать у ментов их автосервис – прекрасно. Отобрать у старого нотариуса контору – замечательно. Отобрать что бы то ни было, что необходимо нам – естественно. Это называется «право сильного».

Если мы полагаем нашу деятельность на таких ценностях, как деньги, помноженные на власть, тогда к черту этику! Не мы выдумали эти принципы, и не мы установили их в качестве правил игры. Чтобы выжить в этом мире, сделавшись активными элементами Матрицы, нам необходимо стать частью процесса по перекачиванию денег из одного места горизонтали в другое, и по укреплению власти от одного звена вертикали к последующим. Брать при этом в расчет интересы других людей, тем более рядовых граждан, не только бессмысленно, но и опасно: так мы снизим эффективность собственной работы.

– Да хрена ли нам теперь канючить, надо силу проявлять где возможно! – убеждает Онже своего дядю, неодобрительно покачивающего седой головой. – Мы нормально за дела почему не могли раньше взяться: не было настоящей поддержки, понимаешь? А теперь вот она – ЛАПА! Что хочешь твори, главное верхних в курс ставить.

Морфеус обратил наше внимание: если будем попадаться с ганджем, или отберут права, или еще что по мелочи – в таких случаях никого подключать и даже упоминать не следует. Проще самим бабки на месте отслюнявить, потом наверстается. Но если образуются существенные проблемы с уголовным кодексом, Матрица в состоянии отмазать даже от серьезных преступлений.

– Если нас со всех сторон прикрывать будут, можно не менжеваться, когда криминальную педаль врубить надобно, – говорит Онже. – Разве плохо, если мы при волынах ходить сможем, а чуть что – и маслину в лобешник вкатить? Морфеус мне тот кон за одного типа прикалывал (по ходу, его близкий), так вот Контора его от мокрухи отмазала, понимаешь? Кекс заехал по полной программе, выложился: огнестрельное, наркота при нем, и жмур остывает. И ничего! Замяли вчистую. Потому что полезен для Матрицы, понимаешь? Так что если мы сейчас мозги включим, нам такая же зеленая улица светить будет!

По идее, когда мы выйдем на уровень, нам о таких вещах и вовсе задумываться не придется. Матрица и от знойного криминала зонтик раскроет, и от милицейских сквозняков подоткнет одеяльце. Когда сможем поднять на ноги и запустить самотеком первый всамделишный бизнес, перейти исключительно к организационным мероприятиям. Сели в машину и рванули прочь от первопрестольной в любом выбранном направлении. Север, юг, запад – какая разница? Много незанятых, неразвитых городков. Много мест, не охваченных даже такой вездесущей системой как Матрица. Имея деньги, имея прикрытие за спиной, мы будем чувствовать себя козырными тузами, где бы не оказались.

Мечты сбываются. Как в рекламе про майонез. Нас обоих разбирает воодушевление и бесконечная уверенность в собственных силах. В системе координат Матрицы нам с Онже открываются трассы, на которые закрыт путь большинству. Двигаться по ним можно нарушая все правила, с огромной скоростью и во всевозможных направлениях: они широки и просторны.