Глава 2

Простуженный город кутался в снег, но ледяное дыхание Финского залива всё равно пробирало его до самого последнего фундамента. Зима в этот раз выдалась особенно холодной, и лёд, словно тот ревнивец, не оставлял Неве и метра свободы. Будь так же год назад…

– Вы бы тоже были мертвы, – весомо заявила Сабэль, высунув нос из болотного шарфа. Нет, она точно читает мои мысли! – Удар об лёд с такой высоты не оставил бы в живых никого из вашей семьи. А так…

– …я могу помучиться.

– Нет. Вы можете восстановить справедливость.

Мы шли медленно, через весь Литейный мост. Сабэль сказала, что на том берегу у неё автомобиль, и я покорно хромал рядом, опираясь на костыль, хоть и зарёкся когда-то сюда приходить. Мороз выветривал хмель как-то уж очень быстро, и где-то на половине пути я всерьёз засомневался, что произошедшее в баре Митрича – правда. Что её поразительно, ну просто мистически верные ответы о моей жизни, её полные огня ржавые глаза после взрыва моего гнева – что всё это было на самом деле.

Никуда не девалась только сосущая пустота внутри…

Посреди моста моргала аварийкой чёрная навороченная «Тесла», которой правила дорожного движения были явно нипочём. У кованых перил курил молодящийся изо всех сил мачо с глубокими залысинами, что старательно прятались в аккуратно выбритой голове. Он, видимо, нисколько не боялся простудиться: без шапки-то и в лёгоньком кожаном пиджаке! Если бы не ежесекундный плевок на невский лёд, я б даже решил, что мужик – мечтатель какой-нибудь…

– Постойте, Сабэль… – скривился от боли я. – Подождите… Мне нужно немного постоять.

– Да, да! Конечно! – охотно согласилась девушка и даже любезно попыталась помочь мне подойти к перилам, но я остановил её жестом – справлюсь.

Раньше, даже когда я только-только встал на ноги после аварии, такого не было. Похоже, пустота внутри начала потихоньку пожирать меня физически, начав с героической печени. Перед глазами плыло, и мерещилось, что русалки на кованом ограждении, держащие в руках питерский герб, шевелятся. И что это не просто тот злосчастный мост, а ровно то самое место, где нас подрезали и столкнули в реку год назад…

– Ты чё пялишься на меня? – рыкнул моложавый лысый здоровяк, что плевался тут до нас.

Оказалось, что я и вправду в упор на него смотрю. Стоило бы, наверное, извиниться или хотя бы просто отвернуться, но… я не мог! Его лицо, словно бы натянутое на слишком большой череп, казалось до боли знакомым! Эти маленькие глазки под массивным лбом, подбородок-ледокол и неестественно гладкая после операций кожа. Где же я его видел?..

Голова предательски кружилась, и я не совсем отдавал отчёт собственным действиям. Рука как-то сама потянулась к отвороту его модного змеиного пиджака…

– Ты больной, что ли? – лысый больно врезал по моей кисти и отшагнул.

А вот это зря. Не стоило. Я ж ничего не хотел. Я ж просто…

– Извините, моему мужу плохо… – подпорхнула Сабэль и заслонила его от меня, догадавшись, видимо, что сейчас может случиться.

Не настроенный на беседу мачо, смачно сплюнув на мостовую, ловко перемахнул через отбойник. Я же так и не смог отвести взгляд от его змеиного пиджака, даже когда он вальяжно плюхнулся в свою дорогущую «Теслу» и рванул с места, едва не задев незадачливо катившийся по своим делам минивэнчик.

– Мужу?.. – выдохнув и малость успокоившись, усмехнулся я.

– Да вы его вообще видели? Он же выше вас на голову! Ещё «спасибо» скажете.

Как в полусне каком-то, я отмахнулся и опять уставился на ограждение моста. Это действительно было то самое место. Несколько русалок тут выглядели новыми, заменёнными: реставраторы хоть и попытались оставить им схожий с остальными цвет, но вышло всё равно немного светлее. На паре пролётов, как раз по размеру машины, что полетела в реку боком, преодолев отбойник самым настоящим трюковым сальто…

– Зачем мы здесь? – неожиданно даже для самого себя прохрипел я, ощущая, что всё больше погружаюсь в тоску и злобу.

– Идём к машине. Я же…

– Зачем мы здесь, Сабэль? – я подхромал к ней вплотную и сполна глотнул аромата корицы. – Каким-то образом у вас получилось убедить меня, что вы можете рассказать, кто виноват в смерти моей семьи. Допустим даже, что это правда. Что вы можете. Ну, чего ждать-то? Что вас останавливает? Почему нельзя сделать это прямо здесь?

Девушка опять улыбнулась, но на этот раз таинственно-лукаво. Словно я предложил ей нечто крайне непристойное, а она-то и не особо против.

– Нет, не в этом месте, – подумав, качнула Сабэль крупными медными локонами. – Пойдёмте, тут немного осталось.

И просто-напросто зашагала дальше, ничуть не заботясь, следую ли я за ней. Знала, что я пойду?

Начинало темнеть. На той стороне нас действительно ждал неброский седанчик, на лобовом стекле которого висел большой, круглый, стилизованный под «магический» гороскоп. Сабэль открыла автомобиль, красиво опустилась за руль и завела мотор. Я же стоял и пускал носом клубы пара, прислушиваясь к себе. Мороз, казалось, всерьёз вознамерился привести меня в чувства, снова заставив усомниться во всём, что произошло в баре.

– Константин? Так и будете мёрзнуть? – стекло пассажирское стекло, и от неожиданности я отшагнул.

Глаза Сабэль казались неживыми какими-то и неподвижными. Стеклянными. Первым желанием было пойти в противоположном направлении и не оборачиваться. Одно дело – хмельной угар бара и рюмки одна за одной. Могло и померещиться. Но тут, на морозе! Среди сотен машин и людей!

Но я остался на месте.

– Ну, как хотите. Всё равно двигатель ещё не прогрелся, – произнесла девушка и, не закрывая окна, включила радио. Сама при этом опустила козырёк и принялась поправлять неброский макияж.

Когда я понял, что именно играет, то недобро усмехнулся. Кажется, я сходил с ума. Это же та самая песня группы «Сплин», слушать которую я себе запрещал:

 
«Любой обманчив звук.
Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья падает из рук
Бокал вина».
 

Я не верил в магию. В гадалок и предсказателей. В медиумов и прочих магов. А ещё с недавних пор я не верил нашим органам внутренних дел. После того, как выяснилось, что камеры видеонаблюдения на Литейном мосту и прилегающих улицах не работали именно в тот день, стало ясно, что правды от них ждать не стоит. И помощи тоже.

В отличие от Сабэль. Кем бы они ни была…

– Бутылка вина не в счёт? – стараясь не закряхтеть и не поморщиться, пытаясь уловить её взгляд, я уселся на сиденье рядом. – Знаете, права забирают и за меньшую дозу в крови. Полицейских не боитесь?

– Не всех, – пожала плечами сосредоточенная девушка, выворачивая на проезжую часть. Глаза её были совершенно обычными. – Не переживайте так, нас не остановят. Я знаю.

– Ну и? Куда поедем?

– К вам домой, конечно, – Сабэль настолько искренне удивилась моему вопросу, что я и сам смутился: действительно, что это я?

Люди по улицами шли сконфуженные непривычным морозом, закутанные в шарфы, варежки, в шапках по самые глаза. И чем больше темнело, тем меньше оставалось пешеходов – холодало не на шутку. В последнее время словосочетание «аномальные морозы» потеряло былую значимость. Чуть ли не каждое утро фиксировался новый температурный антирекорд для Северной столицы.

– Этот холод кого-нибудь скоро убьёт… – как-то уж очень пророчески, медленно произнесла Сабэль, и я поймал себя на мысли, что вроде как начал привыкать к этому её странному умению «читать мысли».

Спустя минут десять мы прибыли на место. И только когда моя спутница хрустнула ручным тормозом, до меня дошло, что адреса я ей не называл. А вот это уже походило на дрянной сюжет. Или сон. В этот момент сделалось действительно жутко, вспомнились какие-то фильмы про вампиров, где для кровососа обязательным было приглашение в дом, про ведьм каких-то, что пожирали падких на женские прелести мужчин, и ещё более жуткая жуть, но я быстро взял себя в руки. Да, Сабэль странная. Очень. Да, она знает или угадывает то, чего знать не должна, а угадать столько фактов про чужую жизнь попросту невозможно. Всё так.

Но она обещала сказать, кто угробил мою семью. А ради этого, спустя год разочарований и пустых надежд, я готов был на многое…

Парадная была темна, как каземат. То ли забавлялся кто, то ли проводка давно уже нуждалась в замене, но новые осветители дольше суток тут не работали. От мизерных окошек, что располагались даже не на каждом пролёте, почти не было толку, и жильцы давно свыклись. Большинство ходило с маленькими карманными фонариками. Я же как-то обходился – подниматься всего-то на второй этаж.

Как только мы вошли, нас обогнала тонкая высокая тень с тем самым карманным диодным фонариком.

– Добрый вечер! – прозвенела тень музыкальным голоском, и я узнал в ней Сашу, молоденькую совсем девушку с третьего этажа. Единственную, кто стабильно здоровалась со мной и была искренне приветлива весь этот чёрный-пречёрный год, в каком бы состоянии я ни пришёл домой.

– Добрый… – прохрипел я и, прочистив горло, решил поддержать разговор: – Всё на скрипке скрипишь?..

Но девушка уже не слышала, стукнув дверью этажом выше, точно над моей квартирой. Странная она, подумал я. Будто не от мира сего. Глядишь на неё, и кажется, что всё вокруг ненастоящее, серое всё и плоское, а она одна – нет. Она как бы… выпуклая. Цветная, что ли…

Сабэль, оказалось, видела в темноте, как кошка, чему я не очень-то удивился. Она молчала всё время, пока мы поднимались на второй этаж, а было это не быстро. Только когда я с минуту провозился у двери, гостья подала голос:

– Передумали?..

В вопросе было столько насмешки, что я чуть ключи не выронил! Ничего не ответив, я утроил усилия: дрянной замок никак не желал отпирать старинную дверь. Никогда такого не было! Словно бы сама квартира не хотела впускать в себя эту странную армянку…

Но я таки вышел из противостояния победителем.

– Вот тут вешалка. Тут можно присесть и разуться. Здесь туалет, если нужно. Вон там зал, – указал я в сторону гостиной, ничуть не заботясь, что за слово «зал», окажись Сабэль коренной петербурженкой, меня могут четвертовать на месте, кремировать тут же, а пепел смыть в унитаз под четверостишье Иосифа Бродского.

Под видом, что нужно поставить чаю, первым делом я прохромал на кухню, где быстренько налил себе водки и выпил. Вроде стало полегче. Распахнул форточку, ведущую внутрь «колодца», вечно заставленного не понять чьими машинами, и понял, что пророчество Сабэль вряд ли сбудется. По крайней мене, сегодня: на улице начинался снег «на радость» нашему неизменному дворнику-узбеку. А значит, мороз, наконец, отступал.

– О, вы любите живопись! – послышалось из глубины квартиры.

Я скривился, будто под рёбра, точно меж пятым и шестым, вошёл тонкий стальной штырь. И махнул из горла, ощущая пробуждение нехорошего жара внутри.

– Люблю…

– Что? Не расслышала…

– Люблю! – прокашлялся я.

Лена была просто великолепной художницей! Ей прочили выставки в разных галереях города по окончании композиции, вплоть до Эрмитажа, если то были не слухи. Я старался особо не лезть к ней во время работы над серией картин, не мешать. А на деле получилось так, что я просто-напросто не участвовал в её творческой жизни, сторонился её, чем, наверное, очень обижал супругу…

Вот ведь как бывает! Я, простой слесарь-жестянщик, человек без каких-либо талантов и особенностей, остался жить, а она, видная молодая художница – погибла. Да нет же никакой справедливости! Разве справедливо, что мой сын погиб потому, что я самолично заставил его пристегнуться, заботясь о безопасности?!

С чашкой чая к Сабэль я вышел только через несколько минут, когда бутылка опустела почти на треть.

– О, я буду не чай. Вы не против? – Сабэль мягко потянулась к стоящей на журнальном столике не откупоренной «Изабелле». Откуда вино-то? Она ж не несла вроде ничего. – Так кто, вы говорите, автор этих картин?

Я завозился с бутылкой и штопором, старательно не глядя на портреты по стенам. Никогда они мне не мешали. Даже в первые дни после её гибели. А сейчас почему-то взирали с укором.

– Моя жена.

– Елена?! Надо же! У неё талант!

Горлышко хрустнуло.

– Оу, ничего, ничего… так даже пикантней, – опять этот нехороший огонёк в светло-карих, почти ржавых глазах.

Я налил бокал почти доверху и с громким стуком поставил бутылку на столик. Взяв его, гостья поднялась и неспешно пошла вдоль стен, внимательно разглядывая портреты. Сабэль вышагивала бесшумно и красиво, держа спину не хуже русской императрицы. Не виляла зазывно бёдрами, хотя там было чем вилять, и не жеманничала. Но если в баре я глядел на Сабэль смело, не таясь, то сейчас сразу же отвёл глаза от её фигуры.

– Нет, так дело не пойдёт. Вам нужно выпить, – вдруг заключила она и скрылась на кухне.

Я проводил девушку взглядом, уже всерьёз думая, что она на самом деле какая-нибудь маньячка. Если так, всё сходилось: не известные никому факты из моей жизни, желание напоить, странный стеклянный взгляд иной раз… Но только вот я не был приучен бросать дела незавершёнными. Кем бы она ни оказалась, я услышу от неё обещанное.

Гостья вернулась с начатой бутылкой водки и сразу же налила полную стопку.

– Пейте! – безапелляционно заявила Сабэль. – Я понимаю, как это выглядит, но… Я вижу, что вы пока не готовы к тому, зачем мы здесь. Выпейте, прошу.

И я закинул горячительное в голодную пустоту внутри себя, ощущая, как та в ответ, теплея, набухая и пульсируя, стискивает горло привычными уже тоской и злобой. Но Сабэль всё ещё чего-то ждала, разглядывая моё лицо, словно один из портретов.

Тогда я налил и выпил ещё одну, не дожидаясь обслуживания.

– Я слушаю, – и эта стопка отправилась в пустоту.

Снегопад за окном как-то враз усилился. Белый мир зарябил, как от помех, и показалось, будто вот-вот пропадёт эта кривая картинка, и всё… изменится. Во дворе заистерил прерывистый автомобильный клаксон, послышалась родная речь Тамерлана – старый дворник Акбар отчитывал очередную умницу, бросившую свою машинёшку посреди и без того тесного дворика.

– Нет. Вы не готовы пока, – гостья закурила.

Один из портретов жены, казалось, согласно покивал.

– Сабэль, – выдохнул я, подбирая слова повежливей, – вы, кажется, хотели сказать, кто был за рулём той машины. Чего тянуть, ну? Я слушаю.

– Я хотела вам его показать.

– На картах, что ли?

– Нет, – качнула она медными локонами. – Выпейте ещё. Чего вы боитесь?..

Даже если она подсыпала чего-то в водку, то было уже поздно. С холода в тепло, да шестую почти подряд, да на старые дрожжи – я по её глазам понял, что необходимая кондиция, наконец, достигнута.

– Показывайте! – махнул я рукой, точно велел начинать кордебалет. Ещё немного, и меня разбил бы болезненный смех.

– Хорошо. Тогда смотрите, – Сабэль как-то уж больно легко отодвинула тяжёлый журнальный столик, что был меж нами, и уселась на стуле прямо напротив. – Видите? Он в этой комнате!

Тишина образовалась такая, что стал слышен шелест снежинок о стекло. Даже Акбар больше не ругался. И то ли злость накатила такая, то ли вправду рябь белого от снега мира втекла из-за окна в душную комнату…

– Вон, – указал я на дверь, медленно вставая.

– Смотрите, Константин, смотрите же!

– Пошла прочь… – голос мой просел, стал чужим совсем.

– Посмотри на него!! – рявкнула медная львица, и ноги мои подкосились – ржавчина в глазах Сабэль наползла на зрачки…

Презрение я ощутил кожей. Портреты незнакомых людей, что изо дня в день писала Лена, уставились на меня, как на испражняющегося в музее подонка. Они шептались меж собой, кидали друг другу многозначительные взгляды, полные солидарности в том, что я – не достоин. Не достоин был её, такой талантливой и красивой. Недостоин был сына. Семьи не достоин был – ведь вместо того, чтобы лезть в ледяную воду и пытаться спасти их, я в шоке стоял на набережной и курил незажжённую сигарету.

Где-то зарычала собака. Большая и злая псина. Огромная даже, потому как такой рык мог принадлежать только волкодаву-переростку на стероидах. Зверь был где-то здесь… Где-то рядом… Прямо в моей квартире…

– Вы… слышите?.. – непослушным языком промямлил я, ничего не понимая.

– Смотри! На! Него!

Противиться властному голосу Сабэль было уже невыносимо. И я посмотрел.

Он тоже зыркнул на меня. Маленькими глазками, запрятанными под выступающий лоб. Чёрненькими такими, кожа вокруг которых лоснилась от крема и пары косметических операций. Змеиный пиджак, как влитой, сидел на широких плечах, а его обладатель, казалось, насмехался надо мной, секунду назад смачно сплюнув на пол моей квартиры прямо со стены, где он висел в дешёвой некрашеной раме.

Я уже не слышал ничего, кроме звериного рыка. Голова кружилась, а пульсация вен больно отзывалась в голове, усиливая непонятную рябь перед глазами.

Закинув ногу на ногу, Сабэль пила вино с таким видом, будто ничего не произошло.

– Это какой-то фокус?.. Это наркотик, да? – странно растягивая слова, спросил я, но ответа удостоен не был. Да я и не хотел слышать никаких ответов! Я хотел только одного: стереть с моложавого лица лысого эту поганую ухмылочку! Ведь это был он! Тот хрен на «Тесле», что плевался с моста ровно в том месте, где мы слетели… Где… он нас… подрезал…

Подобно полночному цунами, рёв смёл всё. Никакая не псина это была. Это рычал и ревел я, не в силах двинуться и ничего перед собой не видя. Под кожей вздулись горячие вены, глаза зажгло, я был готов убить эту самодовольную сволочь прямо сейчас, сию же секунду. Голыми руками раскрошить рёбра, вывернуть суставы, утопить его в собственной поганой крови!

– Ты этого хочешь?

Оглушаемый боем сердца, я разлепил веки.

Ей будто кто стеклянные протезы вместо глаз вставил. Но вот Сабэль сморгнула, посмотрела на меня и улыбнулась этой своей снисходительной улыбкой. Блуза её вздымалась – пепельная, тонюсенькая. В нос било корицей, и нестерпимо захотелось ощутить ещё и коричный вкус…

Какой-то частью себя, древним и позабытым подсознанием, я понимал, что сейчас будет. И как бы в подтверждение тому портреты жены брезгливо отвернулись. Все, кроме одного, ухмылка которого становилась всё шире.

– Да. Хочу.

– Тогда я дам тебе такую возможность.

Она оскалилась – своенравная и надменная хищница. Одним движением скинула с себя блузу и оказалась верхом на мне, овеяв и опьянив собственным жаром и коричным ароматом.

Зверь действовал за меня. Я приподнялся и схватил её, позабыв про какую-то там нелепую боль. Пальцы утонули в мягких кудрях, я потянул их, заваливая медную голову набок. О да!.. Глаза её – ошалелые, горящие – смотрели на меня искоса и зло, ноздри раздулись, заалевшие губы раскрылись, показывая тонкий острый язык.

Я швырнул её лицом в диван и навалился, сбив ей дыхание своим весом. Юбка исчезла почти магически, как будто и не было её. Лифчик и трусики лопнули под моими пальцами, Сабэль рычала низко, совсем по-львиному.

– Да!..

Мир вспыхнул, когда я вошёл в неё. Я двигался небыстро, рывками, как не делал никогда. Я заломил ей руки и взял за волосы, о чём и помыслить раньше не мог. Я был другим. Становился другим. А из ржавых глаз, казалось, стекало жидкое пламя, которое зажигало всё вокруг: диван, паркет, одежду, стол и стулья, портреты и обои. Голодным пламенем вскоре взялась вся квартира.

Вся моя жизнь.