– Молодой человек! Вы же, кажется, совсем не глупый! Учитесь, вон, в престижном университете и не можете сложить два и два! Почему же, как Вы думаете, «журналюги подняли такую шумиху»? Да потому и подняли, что этот случай уже не первый, но самый показательный! С этого момента всем стало понятно, что нельзя продолжать открытую продажу кофе и энергетиков! Нельзя, потому что иначе мы потеряем всю нашу и без того развращенную молодежь! Кому-то, голубчик, надо и детей рожать! Ну что ж, вынужден откланяться! Я и так потратил на Вас непозволительно много времени.

Коньячков обернулся в сторону медсестры:

– Сонечка, дайте молодому человеку Капотен, а через часик можно и валерьянки. И помните – снова он обернулся ко мне – мы стараемся для Вашего же блага!

Одарив меня фирменной широченной улыбкой, «наставник» покинул палату. Сонечка скрылась вслед за ним, а я остался наедине с парнем в трениках.

– Ну привет – буркнул я ему.

Ответа не последовало. Через пару минут Сонечка вернулась в палату и протянула мне таблетку Капотена. Своей ладонью я ощутил прикосновение ее нежных пальчиков. Я ощутил желание как-нибудь язвительно пофлиртовать, но идей для остроумной реплики не нашлось. Молча положив таблетку в рот, я делано улыбнулся. С ее стороны последовала ответная протокольная улыбочка, после чего она окончательно скрылась.

Я лег набок и вперился глазами в стену. Сна не было. Было только недоумение, смешанное с легким, но от того не менее неприятным раздражением. Я еще не представлял себе, как плохо может быть без кофе.

На секунду я обернулся в сторону соседа. Он полулежа сидел на своей кровати, уставившись в экран смартфона. «Ну и задрот» – подумал я – «Сколько же таких типов, даже общаться нормально не умеют».

Через некоторое время мне захотелось сходить в туалет. Я поднялся с кровати, подошел к двери и подергал ручку. Дверь была заперта. К моему удивлению, однако, почти тут же замок стал скрипеть от оборотов ключа в скважине, и в палату вновь вошла Сонечка.

– Вам что-то нужно? – опять одарила своей улыбочкой из-под маски.

– Да, хочу сходить в туалет.

Укоризненный взгляд на меня.

– Простите, в уборную.

Опять пауза.

– Ах да! Сейчас отведу Вас.

– Что, прямо до кабинки?

– Остроумно.

Я направился вслед за ней. Меня пошатывало от слабости. Пока мы шли по длинному ярко освещенному коридору, я смотрел, как под халатом слегка шевелились ее лопатки, и это зрелище с каждой секундой увлекало меня все сильнее.

Коридор казался бесконечным. Я подумал, что, возможно, РЦПЛОКЗ находится в знаменитом «лежачем небоскребе» на Варшавском шоссе, потому что трудно было представить, где еще в усеянной традиционными стоячими небоскребами Москве могло находиться такое длинное здание.

Помимо длинного коридора и лопаток Сонечки мое внимание привлекла группа из четверых людей, которые везли на каталке обмотанную в какие-то бинты девушку невысокого роста. Ростом и фигурой она очень напоминала мою недавно умершую одногруппницу. Группа куда-то очень спешила и как будто испугалась при виде нас, особенно меня. Включив здравомыслие, я решил, что это, конечно, не Зоя, а ее облик и странную реакцию сопровождавших девушку врачей списал на свое воспаленное недавними событиями воображение и решил, что все это мне просто привиделось.

Наконец мы подошли к двери с пиктограммой-человечком на уровне глаз.

– Пожалуйста, вот мужской. – Сонечка развела руками – Подожду Вас здесь.

Через несколько минут я вернулся в бесконечный и пустой коридор. Подозрительным образом Сонечка куда-то исчезла. Оглядевшись по сторонам и так и не обнаружив ни следа ее недавнего присутствия, я неспеша побрел в обратном направлении. Меж тем все сильнее хотелось выпить кофе. Стаканчик латте или каппучино. «Что ни говори, а кофе тут, видать, и правда не попьешь» – с этой неутешительной мыслью я побрел дальше.

Внезапно в коридоре нарисовался доктор Коньячков.

– А! – улыбнулся – Опять Вы?

– Как видите. Иду вот обратно в свою берлогу. Только вот ассистентка ваша куда-то делась, господин Наставник! – я не мог удержаться от удовольствия съязвить этому доктору Ливси.

– Это я специально попросил ее Вас не дожидаться. Вам будет полезно самостоятельно осваиваться в нашем центре.

– Простите? – я опешил от негодования – Что?

– А Вы как думали? У Вас до сих пор не прошла до конца кофеиновая интоксикация, давление стабильно выше нормы, серьезная тахикардия и, к тому же, симптомы явной и устойчивой аддикции к содержащим кофеин продуктам. Вам потребуется соответствующий серьезный курс реабилитации, пройдя который, Вы сможете вернуться к нормальной жизни.

– Вы серьезно? У меня, на секундочку, учеба! Я не могу вот так просто взять и выпасть из ритма своей нормальной жизни и проводить тут недели, месяцы или сколько там вы хотите меня продержать? Кто у вас тут главный? Мне надо с ним поговорить! Кстати, куда вы дели мой мобильный телефон?

– Вашим начальством во время нахождения в Нашем центре являюсь я. Что касается Вашего мобильного телефона, мы изъяли его для Вашего же блага и вернем его Вам обратно, как только увидим положительную динамику в ходе лечения.

Лицо Коньячкова вновь растянула улыбка доктора Ливси:

– А сейчас попрошу Вас, молодой человек, не тратить мое драгоценное время, пройти в свою палату и прийти в себя! В вашем состоянии лучше не перегружать организм лишними разговорами.

В этот момент в коридоре появилась Сонечка в маске. Ее появление произвело седативное действие на мое душевное состояние. Коньячков сказал ей проводить меня в палату. Подчиняться симпатичной медсестре оказалось гораздо приятнее, чем приторному оскалу Коньячкова.

Вернувшись в палату, я обнаружил своего соседа спящим. Тишина в РЦПЛОКЗе располагала ко сну, и вскоре я обнаружил, что меня тоже смаривает. Прилег и закрыл глаза. Я был слишком слаб для того, чтобы истерично предпринять попытку докопаться до истины – а именно такая реакция была для меня естественной в нормальной жизни. К слову, за время нахождения в рехабе я пришел к мысли о том, что эта черта моего характера была если не создана, то гипертрофирована ежедневными более чем обильными дозами кофеина.

Сквозь сознание тек поток мыслей, плывя по которому и не отдавая себе в этом отчета, я переключался с одной темы на другую. Беспокойство о не начатой еще курсовой работе сменялось мыслями об одногруппниках и Зое, для которой, по-видимому, ее курсач уже не имел никакого значения. Здесь мысли повернули в сторону того, как человек доводит себя до такого невыносимого состояния, что сведение счетов с жизнью начинает выглядеть привлекательным и желанным исходом. Что же, все-таки происходит с нами всеми? Быть может, Коньячков в самом деле желает мне добра и искренне хочет отвести меня подальше от края пропасти, в которую шагнула Зоя? Воспоминание об оскале наставника словно нашатырным спиртом развеяло эти мысли. Переваривая полученную информацию, я сначала погрузился в дремоту, а затем уснул.

– Стреляй, ну же! – Коля лежит в окопе, истекая коричневой кровью.

Я понимаю, что мой стреляющий Капотеном бластер совсем пустой – боевых таблеток не осталось и отстреливаться от наступающих на нас огромных кофейных зерен нечем. Отбрасываю ставшее бесполезным оружие и бегу к Коле.

– Коль, вставай, я донесу тебя до надежного укрытия, где тебе помогут.

– Мне уже ничего не поможет, идиот! Посмотри на рану в моем животе… она вся истекает не просто кофе, а кофейной гущей… Восполнить такую потерю кофе невозможно…

Его веки едва подняты. Очевидно, что у Коли галлюцинации, и вместо крови ему мерещится, что его тело истекает кофе. Я начинаю кричать от страха потерять друга. Сквозь шум летающей над нами военной авиации прорывается голос Коли, которого уже покидают силы, но это не мешает мне понять, что он выплескивает на меня остатки собственной агрессии и боевого духа:

– Заткнись, будь мужиком!

Хныкаю дальше. Теперь еще сильнее.

– Да успокойся ты, тряпка! Нам надо отбиваться от зерновых отрядов!

– Да как отбиваться-то, Коль? У нас весь Капотен закончился… Чем мне их – руками что ли бить?

– Да заткнись ты.

Кряхтя и напрягаясь, Коля попытался сесть, но смог принять только промежуточное полулежачее положение. Напрягая лицо и жмурясь от боли, он высунул из кармана смятый целлофановый пакетик с зернами кофе, облитыми шоколадом. От тепла тела почти весь шоколад растаял и прилип к пакету, превратив его содержимое в неприятную на вид бугристую массу.

– На, ешь! И быстрее!

– Это что? Кофе? Мы же должны бороться с врагом, а не примыкать к нему!

– Ешь быстрее. С волками жить – по волчьи выть! Клин клином вышибают! Бей врага его оружием!

Казалось, рана оголила все уместные в моей ситуации максимы народной мудрости, которые знал Коля. Трясущимися руками я засунул в рот слипшиеся зерна кофе.

Боже, едва ли я могу передать, каким упоительным и потрясающим был вкус этих зерен! Горчинка оттеняла темную обжарку арабики. От блаженства вкуса кофе я на несколько мгновений забыл о том, что нахожусь на поле боя, а теперь еще и совершил грубейшее нарушение устава «Общества борьбы с кофе» – ни при каких обстоятельствах не употреблять ничего из содержащих кофеин продуктов. Тут я заметил, что у меня будто открылось второе дыхание, и сам я увеличился в размерах и стал таким крупным, что мог своими руками рвать на части противные черноглазые кофейные зерна. С увеличением моего размера мне стало тесно в окопах, и я вынужден был выйти из тени и пойти в атаку – я прекрасно знал, что бегство с поля боя карается пытками в карцере, где на обритую налысо голову предателя каждую минуту падает капелька вонючего энергетического напитка. Это звучит не так страшно, если забыть о том, что малейшая возможность «испытуемого» уснуть пресекается легкой электрошоковой терапией. Прошедшие через эту пытку представляли собой ужасное зрелище, поскольку сам процесс мышления после такого испытания становился для них настолько болезненным, что действовать они могли только инстинктивно и бездумно.

Прокрутив эти мысли в своей голове, я пошел в атаку на кофейные зерна. Я ломал их как придется – зерно за зерном. Я заглядывал в эти мерзкие черные глазки, которые пристально, с глубокой ненавистью смотрели на меня, и мне становилось от этого не по себе. Все же дороги назад не было, и я продолжал крушить зерна, прыгая и растаптывая их так, что они издавали противный пронзительный писк, который с каждым поверженным зерном все больше начинал ассоциироваться у меня с чувством пьянящего триумфа над врагом. И чем сильнее становилась эта ассоциация, тем больше хотелось мне вновь и вновь слышать этот предсмертный вопль гадких черноглазых зерен. Вскоре я начал замечать, что кофейная армия стала редеть. Оставшиеся зерна, как в боевиках, нападали на меня по одному, и я точно так же по одному убивал их, пока из всего войска не осталось одно зерно. Именно в момент приближения к нему – тогда, когда я уже исполнялся ощущением предвкушения окончательного и бесповоротного триумфа над врагом, – силы начали меня оставлять. Я стал уменьшаться и быстро вернулся к своим естественным габаритам и физическим возможностям. Черноглазый гаденыш приближался ко мне и готовился к отмщению за свою бразильскую, эфиопскую и гватемальскую братию.

Зерно разверзлось зловещей вертикальной улыбкой и уже готовилось живьем поглотить меня и перемолоть в своей зерновой утробе, как вдруг кто-то из-за моей спины подстрелил его Капотеном. Я обернулся и увидел перед собой Колю. Моей радости не было предела, но вскоре я заметил его суровый взгляд и гневно сдвинутые брови. Все это начало меня смущать.