2

В отличие от милого ребенка, для которого слушать сказки на ночь было естественным, как, впрочем, и дедушка, уютно поскрипывающий креслом-качалкой в неясных очертаниях детской, как и ночник у кроватки, приглушающий свет и речь до будоражащего детский ум волшебства, для Янжин вязь историй плелась хриплым шепотом, прерывалась кашлем, сочинялась у голой стены в лучшем случае, а то и среди вони спящих тел в ночлежках под бормотание о вырванных языках, если болтун не заткнется. Было что и похуже, только мама перекрывала дедов фонтан до того, как впечатлительные соседи от слов переходили к делу. Но тумаков, бывало, получал он с утра.

Его излюбленной темой был полуостров, о котором обычно старались не говорить даже воровские подметки города, предприимчивые ребята, переправлявшие свои любопытные с точки зрения закона грузы по воде и при этом не боявшиеся хозяйку озера: эти смельчаки делали вид, что Амхарты не существует. Дед рассказывал, что предки превратили то место в кладбище, старое как мир, а обитатели его были изгнаны за пределы поселений за дело. Хоронили в камнях предателей, воров, извергов и убийц, от которых отказались даже матери. Сейчас, понятное дело, заросло все бурьяном, камыш сплошной, и лес подступился вплотную, потому что не ходил никто, а раньше там обрядами эженов почитали. Особенно владыку мертвых душ, Эрлика. Ему приносили кровавые жертвоприношения. Он охранял Ненасытную реку крови и слез, а окончание ее, невозврат, был во власти быка.

Его-то воплощение в серебре воры и стащили.

Собрались, с подачи Тумэра состряпали план и тут же его осуществили.

Дед говорил, что их могло притянуть в нижний мир. С каким-то нездоровым надрывом шептал.

Янжин в ходе его пространного монолога втайне представляла, что было бы, если б он этого не избежал. Избавился бы тогда папа от его влияния и подумал бы о семье? Как знать. Он замерз в лодке на озере, а мама утонула, пока его искала. Оставшиеся два года до совершеннолетия Янжин провела в семье соседей, которые после долгих сомнений взяли ее на попечение, чтобы подростка не отправили в детский дом. Дотянули до восемнадцати и распрощались, облегченно после этого выдохнув, не стали даже поднимать шум из-за пропавших вместе с подопечной денег.

О деньгах совесть не беспокоила, Янжин они были нужнее, иначе и за комнату бы не смогла заплатить. И все же дом бывших соседей старалась обходить стороной, чтобы сильно не мелькать перед глазами и не напоминать. Прямо как с ней обходилась работа, потому что ее непутевую родню в Айлу-Дахане знал и ребенок. Ни за прилавок не пускали, ни наводить порядок на складе, ни полы мыть ей не доверяли. Репутация бежала сильно вперед сиротки. И к учебе дальнейшей ни душа, ни ум не лежали; начинать это нужно было раньше, а не после выпуска из школы, когда в голове вместо знаний остался легкий пыльный налет.

Урин, подруга ее, умная, она поступила в медицинский колледж. Далай третий курс университета покорял; и в плане учебы, и в плане студенток.

Янжин шла домой пустынными улочками и кусала губу, размышляя, у кого из горожан больше всего денег и тайн, за сохранение которых они готовы расстаться с первым. Это мог быть мэр, либо владелец продуктового маркета, либо хозяин заправки. Тот же антиквар, который организовывал иногда гулянки с размахом. Значит, было на что. Хотя его магазин на Тихой улице на Янжин нагонял тоску, как и любое старье, а его-то она повидала немало за свои восемнадцать лет. Но кому-то хлам был нужен.

Сама не заметила, как свернула к кинотеатру, присела на лавочку под еловым пологом, дрожа от холода. На другом конце площадки фонарь освещал накрытый пленкой от дождя детский автопарк, на пару с тяжелыми каплями стучал по ларьку кусок отошедшего пластика. Двери кинотеатра были закрыты, в окнах даже не горел свет, темное здание громадой нависало над площадью, а в арках метались тени.

Прикрыв глаза, Янжин вслушивалась в несмолкающее эхо голосов, рыская среди фраз, отбрасывая слова раз за разом и падая духом с каждой минутой; банальные разговоры, мелочные ссоры и вызывающий зависть флирт. Ничего, за что стоило отдавать частичку слуха, что она сейчас и делала.

Лучше бы завернулась в одеяло и спала в своей кровати, с досадой подумала, поднимаясь и косясь на арки при входе в строение. Не нравились они ей. Слишком темные, чересчур живые. Будто кто-то прятался; зачем бы им это делать среди ночи в безлюдном месте.

Янжин совсем отчаялась, иначе не покралась бы туда вдоль забора. Вода добралась уже и до нижнего белья, а в кроссовках хлюпало при каждом шаге. Зуб на зуб не попадал. Завидовала малявке старого Тумэра, которой сыто, тепло, а еще с самого утра она увидит Далая, для чего не придется торчать на холоде. К тому же и обнимет его.

Слуха коснулся шепот, и Янжин застыла, разом забыв о юноше и его сестре.

Голос двоился, троился, оставлял отражения. Его сложно было слушать и еще тяжелее разбирать. Он не был реальным, он существовал в этом месте раньше. От него остался след. И именно им питалось проклятие. Пользуешься – плати.

Платить Янжин не хотела. Решив, что днем за колоннами обжималась парочка, попятилась назад.

И опять замерла, разобрав, что призраки тоже шепчут о проклятии.

Чтоб вам провалиться, подумала, колеблясь и пытаясь узнать, кому голос принадлежит. Слышала только один, второй собеседник либо молчал, либо разговор велся по телефону. Ну или кто-то сам себя развлекал; каких только чудиков земля не носит.

Решила остаться, потратить себя на это, раз больше не на что. Выяснив, что все же одна она здесь, перестала жаться к забору, от мокрых потоков укрылась под навесом, где села на пятки, а спиной привалилась к стене. Подперев коленями подбородок, слушала. Дрожала, хмуря брови.

А мозг работал все быстрее, заставляя колотиться сердце.

Никогда бы не подумала. И в голову бы не пришло.

Ни в каком бреду б не родилась такая история.

* * *

Айлу-Дахан накатывался на берег Байкала медленным приливом, от множества высоток и скоплений многоэтажных офисов спускаясь к более приземистым зданиям и заканчиваясь низенькими разбросанными постройками почти у самого берега. Дальше редкие деревья, потом земля, трава и вода. Камыш. Причал.

Урин разглаживала пальцами складку на лбу и смотрела, как рыбак отшвартовывает лодку и плывет по спокойному озеру. Не на Янжин, месившую скользкую грязь сбоку.

Но стоило отвлечься, как брови опять ползли вверх, собирая кожу складкой.

– Ты никогда не читала книги.

– И продолжаю этим заниматься, – нетерпеливо ответила Янжин. Не сводила глаз с профиля подруги, точно зная, что… – …Но ты ведь читала?

– Читала, – вздохнула Урин, и ее хорошенькое личико выразило беспокойство.

– Вот и расскажи. О после́ Озерного… села, поместья… плевать. – Ни того ни другого давным-давно уже не было на этих берегах. – О том, как его род закончился.

Урин не могла взять в толк, что за темы они обсуждают с самого утра, и почему их герой не Далай или кто-то ему подобный. Не ругань из-за очередного отказа в работе. Не нытье о соседе по квартире, засунувшем свои треклятые трусы в стиральную машинку вместе с бельем Янжин.

– Думаю… Дурная это история. И записанная со чьих-то слов, никаких подтверждений нет.

Янжин источник не сильно интересовал. Ей нужно было услышать о ребенке, о котором шептало тихое ночное эхо.

– Посол ведь женат был. И сын… У него был сын?

Подруга выпустила из виду лодку и повернулась к Янжин, удивляясь, что та вцепилась в историю. Настоящую историю, а не сказки, ведь посол, граф Наран Хунгэнин, жил на самом деле. И действительно был женат. Звали его супругу Хулан, по описаниям, которым можно было как верить, так и нет, она была красивая и грациозная, как антилопа. Из чужих краев привез граф ее домой, с востока, с одной из поездок по службе.

– Он-то был женат, только был у него пасынок, а не сын.

Янжин заморгала, отводя от лица волосы, выбившиеся из косы. Щурилась на ветру, плотнее стянула воротник у шеи. С ночи куртка едва просохла и на открытом продуваемом пространстве чувствовалась отвратительно влажной. Но, если потерпеть немного, то нагревалась, прижатая к телу. Однако утро подпортила, оттого девушка на Урин сердилась, на то, что время тянет, продлевая их нахождение здесь.

– Как так? – пробурчала.

– Раба он привез, – со вздохом пояснила Урин. – Откуда-то с островов. Пишут, что невольник красив был как звезды, глаз не отвести. Смуглый, с широкими бровями, в глазах горело солнце, а речь текла плавно как воды глубокой реки. И он был полон утонченного обаяния. А еще колдовал на крови, пил ее.

– Вампир? – перебила Янжин, чувствуя, как заныло под черепом.

Урин пожала плечами.

– Пфф, скажешь тоже… Вампир, откуда бы им появиться… Говорю ж, вранье. А то, что этого раба все в имении обожали, каждую просьбу наперегонки выполняли – так просто пройдоха был. И сам граф в нем души не чаял. И его жена, конечно же. Не вылезал из ее покоев тот ловкач.

– И? – поторопила Янжин.

– И! – передразнила ее Урин. – Застал граф их в спальне. Вдвоем. И служанкам языки развязал, те подтвердили, что не впервые раб посещал хозяйские покои и развлекал молодую госпожу.

– И?

– О боже, да что тут непонятного? Раб отправился за решетку, а жена понесла. От островитянина. Поэтому никакой он не вампир, мертвые детей не плодят.

Тут Янжин задумалась.

– А почему граф не убил предателя?

– Потому что у него иной план был. Супруга его умерла в родах, дав жизнь мальчику. Того ребенка Наран Хунгэнин вырастил сам. К тому времени он ушел со службы, – скандал не удержали в пределах имения, от посла избавились и вздохнули свободно, – уволил всех слуг, закрылся в доме. Что он там делал с этим рабским последышем – никто не знает, дальше ворот никого граф не пускал. В те времена много людей исчезло без следа, поэтому писака предположил, что граф их кровью кормил раба, чтобы тот не помер раньше времени… ну или визитеров слухами отпугивал. И пишет, что он заставил мальчика, как тот подрос, убить отца.

– Это ж какое терпение нужно иметь, – прошептала Янжин пораженно. – Годы тлеть и не перегореть. Ждать. Растить и кормить оружие, чтобы направить его потом на человека, ужас сколько гниющего в тюрьме.

– Вроде бы граф напоследок объяснил этому рабу, кто именно станет его палачом. А он рассмеялся. Смеялся, пока не захлебнулся кровью.

– Сошел с ума?

– Возможно, – неуверенно произнесла Урин. И кивнула. – Я б точно рехнулась после стольких лет заточения.

– А мальчик?

– Уже юноша. Его прокляли боги за отцеубийство. Он лишился всего человеческого, и речи, и разума. Не знаю, о его судьбе больше не писали. Наверное, Наран Хунгэнин все же сжалился и послал его вслед за отцом.

Янжин шумно выдохнула и расцепила пальцы, которые сжимала все крепче, чем больше рассказывала Урин. Обхватила подбородок, поглаживая его.

– А сам граф?

– Похоронили там, – кивок в сторону полуострова Амхарты. – Вроде когда нашли, он разложился весь. Один слуга с ним оставался, старик безумный. С него ни слова не смогли связного вытащить. Рукой махнули.

Янжин не хотела даже представлять, что там нашли.

– А тех, кто пропал, нашли в его имении?

– Никого больше. Закопал, скорее всего, если кого и убил. Раба и сына его, например.

Ветер дул резче, поторапливая заканчивать с сомнениями, на которые у нее было полночи и глоток вина утром, который только рот испачкал.

Янжин крадучись просунула руку под локоть Урин и прижалась к подруге боком, шепча в самое ухо:

– Я кое-что услышала. О том ребенке. Он все еще жив.

Несколько томительно долгих мгновений Урин смотрела на нее с блаженным непониманием. Пришлось повторять. Тогда у нее вырвался смешок. Хлопнула Янжин по руке, улыбаясь во весь рот.

– Дурочка, – сказала, покрываясь мурашками. – Я чуть не поверила.

Где-то вдалеке раздался плеск, рыбак вытащил удочку, рассматривая улов. Рябью пошла бесконечная водная гладь.

Почти сумерки из-за низких туч. Порывы ветра ожесточенно рвали листья. Стена ливня опять накрыла город.

– У меня есть план, – не переставала шептать Янжин так тихо и невнятно, будто тот человек в лодке мог их подслушать.

С лица Урин потихоньку смывалась улыбка.

– Я бы не хотела о нем знать, – помотала головой и разжала пальцы подруги, отталкивая их от рукава своей длинной куртки. – Ни о нем, ни о том, кто тебе мог сказать о пасынке графа. Которому, заметь, лет двести к настоящему времени должно быть, не меньше.

– Он проклят богами, ты сказала!

– Это не я сказала! – возмутилась Урин, сдвинув брови. Янжин мазнула рукой по лицу, смахивая водяную пыль.

– Неважно. Суть в том, что он не умер, значит, я могу продать эту информацию. Всего-то нужно узнать, откуда родом была его мать. Лет прошло всего…

– Всего ничего, двести. Такой пустяк, – ужалила Урин, начиная сердиться всерьез. – Мне идти нужно. Наслушалась, хватит.

– Не язви, – зашептала Янжин, опять хватая ее и не давая уйти. – Можно узнать, где родилась та графиня. Наверняка у нее наследство осталось и наследники, которые отвалят денег за информацию, что тут у них семейное древо разветвилось.

Урин не понравилась сама идея.

– Ты бы сделала это? – Ее лицо вытянулось, округлился рот. – Янжин? Серьезно? Продала бы человека?

Янжин отмахнулась, не видя в том ничего такого, из-за чего стоило бы так разевать рот.

– Я ж не тебя продаю, – с железной непробиваемостью заявила. – Тем более ты сама сказала, что он разума лишился, так что ему все равно будет.

– Это не я сказала! – простонала ее подруга, хватаясь за голову.

– Неважно.

– Он не может быть жив, послушай себя!

– Мне лучше знать!

Урин заставила себя замолчать и несколько раз глубоко вздохнуть. Вспомнить, что они обсуждают несуществующего пасынка. И ссориться из-за него было бы глупо. Янжин хваталась за любой намек на легкие деньги, в этом она вся.

– Вместо того, чтобы…

– Место рождения и семью выяснить бы графини, – не слушая, перебила ее Янжин.

– Откуда ты выяснишь, если книги не читаешь? – закатила глаза Урин.

– Ты читаешь.

– Уволь. У меня экзамены.

Янжин усиленно думала. И придумала. Хлопнула в ладоши, распугав плавающих уток.

– Можно спросить у антиквара. Он начитанный. Вроде. В очках весь, и вид у него умный. Ну либо… – боязливо метнула взгляд к заросшему перешейку, – там побродить. Наверняка надгробие осталось. Ее ведь там похоронили как неверную жену?

– Если ты туда сунешься, барлаги будут преследовать тебя до самой двери ада, – зловеще предрекла Урин. Янжин сжала зубы.

– У тебя на все есть ответ?

– Я ж будущий врач. Знаю, не знаю, но молчать я не могу. И как врач заверяю тебя: столько люди не живут. Поэтому, что бы ты ни услышала – забудь. Хочешь, я спрошу в колледже о месте коменданта в общежитие?

– Я хочу, чтобы ты помогла мне найти информацию!

– Нет.

– Книги, газеты, где есть эта информация.

– И не подумаю.

– Место, где я могу найти те книги и газеты.

Урин, достав телефон и увидев время, с досадой простонала.

– Поехали. Черт с тобой, попрошу, чтобы тебя в библиотеку впустили. Там в компьютере есть перепись населения еще с какой-то древности. Но на этом все!

Янжин быстро закивала и натянула на голову капюшон.

Перед тем, как уйти с берега, обернулась, устремив взгляд на видимую отсюда серость Амхарты, проступающую сквозь туман. Яростно бился на ветру камыш.

Высохшие могильные погремушки.

* * *

Энергия пронизывает и проникает в землю, с которой мы соприкасаемся, и темными ночами, когда светлые, легкие потоки ослабевают, темные льнут к нам, прорываются наружу. И мы чувствуем это, не обязательно иметь глаза и уши, это въедается через кожу, задевает каждую пору, волосинку, которая начинает шевелиться. Страх подступает к сердцу, парализует каждую клеточку тела, укореняется. Сковывает разум. И мы остаемся один на один с неизвестностью, рожденные в ней и туда же уходящие.

Что за фантазии у людей? Потирая затылок, Янжин заставляла себя вчитываться в страницы, но смысл ускользал, а потоки представлялись черными горячими струйками из кофейного автомата, который в библиотеке медицинского колледжа не предусмотрели. А зря, подумала, потому что книги здесь на диво занудные. Видимо, считала так не она одна судя по тому, что за три часа читальный зал посетили два студента и одна гремящая ведром уборщица, а библиотекарь посапывал над журналом, его голова попросту падала. Он ее ловил. И так далее. Время шло.

Янжин опустила глаза в газетную подшивку, подозревая, что знания просто так ей не дадутся, как мечталось.

О графе Хунгэнине в переписях ничего не нашла, а желтой пыльной печатной стопкой засорила мозги и теперь не знала, как их проветрить. Вздохнув, откинулась на жесткую спинку стула (как только умудряются засыпать здесь некоторые).

Хотелось есть, увидеть Далая, побродить по магазинам, пусть и денег в кармане было ничтожно мало; но в некоторых случаях они не требовались. Злилась на Урин, бросившую ее один на один против горы стеллажей. Все хотелось написать ей, напомнить о себе, чтобы той стыдно стало. Ну или по крайней мере не так комфортно.

Глаза Янжин чесались от напряжения и пыли, а бумаге конца-края не было видно. Встав, она размяла затекшие ноги. И вздрогнула, когда порывом ветра распахнуло окно. Перетрусилась повторно от вскрика библиотекаря, вскочившего с места. Холодная осень ворвалась вместе с ливнем внутрь, и девушка зябко растерла плечи, проклиная ленивых историков, обошедших вниманием графа. Хоть бы слово написали о нем и его красавице жене, ведь не последним человеком при дворе был.

Вкус дождя на губах, запах озона в носу.

Янжин насторожилась, перестав слышать бурчание деда за полками, стеллажами. Горы книг вокруг пропали, когда резко потухли все лампы.

Бешено заколотилось сердце.

Шорох и топот ног в полной темноте. Мгновенно пересохшее до панического всхлипа горло. Испуг и мучительные попытки задержать дыхание. Слепое вглядывание в шепчущий мрак.

Янжин все еще пыталась держать себя в руках. Попятилась туда, где должна была быть стена.

Ощущение чужого присутствия прошлось по нервам.

Быстро обернулась.

Вспыхнула в затылке боль, а после – провал в памяти.

Неизвестно, сколько времени прошло между тем, как закрыла глаза и открыла их.

Ноющее тело и плавающая картинка в голове. Ощущение сжатого, спертого пространства, давящего со всех сторон, нехватка воздуха.

Янжин очнулась совсем не там, где потеряла сознание.