Я подавляю безусловный рефлекс. Я не пытаюсь закрыться или вырваться. Какая разница? Он все равно увидит. Если уже не увидел.
– Чего дергаешься?
От него ничего нельзя скрыть.
– Испугалась.
– Не надо лгать.
– Почему ты…
– Откуда шрамы?
Мне хочется вгрызться зубами в подушку.
– Тебе не наплевать? – бросаю холодно.
– Я задал вопрос.
– А я просила помочь моему отцу. И что? Пора привыкнуть, мы не всегда получаем желаемое. Мир не идеален.
– Это от ножа.
Он поглаживает рубцы.
– Глубокие раны.
Его пальцы медленно изучают белесые полосы.
– Кто-то всадил лезвие в твою спину. Пять раз. По самую рукоять.
Сжимаю челюсти так, что зубы скрипят.
– Кого же ты вывела?
– Не твое собачье дело!
Больше не сдерживаюсь, резко вырываюсь и оборачиваюсь, действую молниеносно, залепляю Черткову звонкую пощечину. Он ничего не делает. Застывает. И я с ужасом наблюдаю за тем, как каменеет его лицо.
Отпрянув назад, я вжимаюсь спиной в спинку кровати, хватаю подушку, стараясь прикрыться.
– Стань раком, – говорит он.
– Ч-что?
– Раком. На колени. Быстро.
– Я не…
– Ты кем себя возомнила?
Чертков поднимается с кровати, расстегивает ремень на брюках, достает из шлеек.
– Принцессой?
Он складывает ремень вдвое и бьет по кровати, хлесткий удар рассекает воздух. Свистящий звук вынуждает меня вздрогнуть.
– А я по-твоему кто? Верный пес? Буду как твои сопливые ухажеры сглатывать все это дерьмо?
– Ты не посмеешь, – нервно облизываю губы, мотаю головой. – Ты не станешь.
Он хватает меня за лодыжки. Одной рукой обхватывает сразу обе, дергает, подтягивая ближе, заставляет распластаться на спине, а после грубо переворачивает на живот, укладывает к себе на колени.
– Посмею. Стану.
Без всякого предупреждения первый удар обрушивается на мой голый зад.
Я кричу скорее от возмущения, чем от боли. Никто и никогда не порол меня вот так. Не наказывал.
– Да ты ничем не отличаешься от других, – выпаливаю гневно. – Если бы я хотела, ты бы валялся у меня в ногах, ты…
Следующий удар заставляет мигом заткнуться.
Глаза наполняются слезами, и я не могу сдерживаться. Начинаю вопить, дергаюсь и вырываюсь, но безрезультатно.
– Давай, – насмешливо бросает он. – Договаривай.
Кровь приливает к низу живота, вызывая странные, противоречивые ощущения. Жгучее желание смешивается с дикой, нестерпимой болью.
Я выгибаюсь, пытаясь ускользнуть от удара, но становится только хуже и хуже.
Я кричу и умоляю о пощаде, а он смеется. И член его стоит колом, натягивает брюки, упираясь в мой живот.
– Прошу, – слабо выдыхаю.
– Что?
– Хватит.
Черткову наплевать.
Я теряю счет ударам, срываю голос, закашливаюсь, давлюсь собственными стонами и воплями. Я почти отключаюсь от боли, мне чудится запах крови. А может и не чудится. Даже не хочу знать, не хочу видеть во что превратился мой зад.
Но я ни секунды не сожалею о той пощечине, о своих словах. Я бы сказала и сделала гораздо больше, просто чтобы стереть самодовольное выражение с его физиономии.
– Ладно, – заявляет Чертков, прекращая пытку. – Продолжим вечером.
– Продолжим? – переспрашиваю чуть слышно.
– Я еще с тобой не закончил.
Он опять поглаживает мои шрамы. Медленно проводит пальцами по тонким полосам на спине.
– Так откуда это?
– Память о прошлом.
Чертков отстраняется, демонстративно вытирает ремень о простыню, на белой ткани остаются темно-красные следы. Я кусаю губы, сдерживая вскрик.
– В будущем тебя тоже ждут приятные сюрпризы.
– Не сомневаюсь.
– Я вернусь в семь вечера. У тебя достаточно времени для приготовления ужина. На кухне список блюд, рецепты и продукты.
– Что за бред?! – вскакиваю и тут же захлебываюсь криком боли.
– Чем быстрее ты научишься принимать правила и подчиняться, тем меньше будет страдать твоя задница, – произносит он, заправляя ремень обратно в шлейки. – Хотя лично я не имею ничего против этих забавных вспышек гнева. Я-то в любом случае получу удовольствие.
– Я не умею готовить.
– Никогда не поздно научиться.
– Экономишь на прислуге?
– Забочусь о тебе. Видишь, сколько всего нового узнаешь. И отсасываешь уже с душой, и на кухне себя проявишь.
Он протягивает мне пакет с логотипом известного бренда нижнего белья.
– Встречать будешь в этом.
– Цирк какой-то, – невесело усмехаюсь. – Ты издеваешься.
– Нет. Я просто совершил выгодное приобретение. Я купил тебя, и ты сделаешь все, абсолютно все, что я прикажу. Добровольно или насильно – не важно.
– Интересно, за что ты меня купил? За обещание, которое не выполняешь?
Он проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.
– Я могу сделать твою жизнь по-настоящему ужасной. А могу и не сделать. Это довольно выгодная цена, верно? Мое расположение.
– Твое расположение больше похоже на приговор.
Его ладонь скользит вдоль позвоночника, замирает чуть пониже поясницы, сжимает ягодицу, отправляя по телу сотни раскаленных игл.
Сжимаю зубы, терплю.
– Но тебе ведь нравится, – ухмыляется Чертков.
И я понимаю, он прав.
Дьявол.
Глава 6
Когда-то давно я поклялась, что никто и никогда не увидит моих слез. Не важно, сколько придется терпеть и какую боль придется вынести, я никому не доставлю радости, я не покажу свою слабость.
И с тех пор стало легче, отпустило.
Меня ранили, а я смеялась.
Ложь. Предательство. Козни за спиной и откровенные подставы от якобы друзей. Чужая гниль уже не задевала. Судьба измывалась надо мной, а я скалилась в ответ. Бедная, она постоянно ломала зубы о мое безумие.
Чем больше грязи на меня выливали, тем ослепительнее становилась моя улыбка.
Я обладала тем, про что большинство людей только мечтают, видят на страницах журналов или по телевизору, в обзорах светской хроники. Я могла позволить себе абсолютно все: личный самолет, яхту, дорогое авто, наряды от любого дизайнера, драгоценности. Мои капризы быстро становились реальностью, а внутри была выжженная пустыня. Зато снаружи я всегда выглядела идеально. И только тонкие белесые шрамы на спине портили картину. Я бы избавилась от них, если бы хотела. Однако я не хотела, я предпочитала носить на себе память о самом жутком дне жизни, моменте, когда моя вселенная раскололась на части.
Чертков никогда не сможет уничтожить меня. По одной простой причине. Я уже уничтожена.
Я открываю пакет, изучаю белье, тончайшие кружева. Отбрасываю в сторону и криво усмехаюсь.
Я не стану выполнять приказы по щелчку пальцев. Разумные – возможно. Откровенно идиотские – нет. Приготовить еду? Да, пожалуйста. Без проблем. Пускай давится моей отравой. Но вот встречать его в подобном виде я не намерена.
Впрочем, подобрать другую одежду трудно. Выходить к нему голой – тоже не лучшая идея, а альтернатив не так и много. Мое платье перепачканное спермой едва ли подходит, а больше в этой квартире нет ни клочка одежды. Я методично изучила каждую комнату, проверила шкафы и тумбы.
Не заматываться же в простыню или в банное полотенце! Это выглядит жалко.
На второй этаж я не спешу подняться. Хватит с меня одного нарушения строгих распоряжений. С остальными можно подождать, отложить на завтра.
Во время готовки я продолжаю размышлять над тем, что на себя надеть. Это стимулирует мозг и не позволяет сойти с ума, пока я нарезаю овощи.
Какая скукотища! Женщинам нужно памятник поставить. Те, у кого нет денег на оплату прислуги, вынуждены сами всем заниматься. Стирать, убирать, горбатиться на кухне. Многие еще и работают, воспитывают детей, тянут на себе абсолютно весь дом.
Но самое худшее это однозначно готовка. Еще никогда прежде мысли о суициде не приходили ко мне в голову с такой частотой.
Наверное, все не так плохо. Если женщина любит, то ей легко и приятно заниматься подобными вещами, проявлять заботу о близком человеке.
Но черт подери как же это все отвратно, монотонно. Утомляет? Раздражает! Бесит просто невероятно.
Или я чего-то не понимаю? Пытаюсь особо не вдаваться в детали, механически следую инструкциям в рецепте. Представляю, что делаю лабораторную работу по химии. В далекие школьные годы я отлично успевала по этому предмету. Если смешать все ингредиенты правильно, выйдет настоящая бомба.
Я колдую над продуктами, и получается вроде сносно. По крайней мере, на вид. Ну а там не важно. Я не слишком расстроюсь, если мясо плохо прожариться. Чертков так же не станет возмущаться, ведь ему не привыкать. Он и сырое мясо сожрет, не поморщится.
Интересно, а рецепты сам искал? Составлял? Понимаю, картина выглядит нереальной и абсурдной, но представлять ее забавно. Хоть какое-то светлое пятно в непроглядном мраке.
Время проходит незаметно, я смотрю на часы, замечая, что за окном уже темнеет. Шесть вечера, а я до сих пор не знаю, какую одежду буду надевать вместо развратного белья.
Устало вздыхаю, бездумно гляжу на пейзаж по ту сторону стекла, и вдруг ко мне приходит гениальная идея.
– – -
Чертков появляется ровно в семь. Точность – вежливость королей. Хотя он скорее бродяга, бандит из подворотни.
И все-таки я не могу не обратить внимания на очевидное. Этот человек намеренно пытается казаться грубее и примитивнее, чем есть на самом деле. Мат, крепкие выражения, откровенное хамство. Он действительно быдло. Даже хуже. По поведению. Но в его речи проскальзывают фразы, указывающие на куда более высокий интеллект. Он намеренно старается казаться проще.
– Приветствую тебя, господин, – заявляю сладко.
Выхожу вперед, опускаюсь на колени, послушно склоняю голову.
Чертков окидывает меня голодным взглядом, в котором читается легкое удивление. Не может понять, что именно я на себя надела, откуда достала это странное платье, которое удивительно смахивает на одежду гейши. Серый цвет, неброский узор. Наглухо закрытое, однако подчеркивает каждый изгиб фигуры. Длинные рукава, никаких вырезов и разрезов, под горло. Выглядит очень скромно.
Я ожидаю реакцию на данную провокацию.
– Открой рот, – говорит Чертков.
И у меня перехватывает дыхание. Физически чувствую, как невидимая рука сдавливает горло, хотя мужчина напротив и пальцем не притронулся.
– Зачем? – спрашиваю тихо.
– Открой рот.
Я подчиняюсь.
– Шире.
Он подходит ближе.
– Зубы спрячь. Высунь язык. Еще. Достаточно.
Одобрительно гладит по макушке, тянет за волосы, заставляя запрокинуть голову назад.
– Запоминай эту позу. Будешь меня встречать именно в ней. Так ты показываешь, что готова принять в рот мой член. Предлагаешь поиметь себя в горло.
Он спятил? Еле удерживаюсь от комментария.
– Сейчас я не в настроении для минета, поэтому можешь расслабиться. Найдем для тебя другое занятие. Снимай.
Я не сразу понимаю, о чем он.
– Чего застыла?
Чертков выразительно смотрит на свою обувь.
– Говорю же – снимай.
– Что? Ты…
– Твоя задача предельно понятна.
– Я не…
– Хочешь облизать мои ботинки? Организуем. Пока я советую их снять, нежно и осторожно.
Я подавляю вспышку ярости, решаю снова подыграть, посмотреть, как далеко зайдет его больная фантазия.
Я послушно снимаю ботинки. Но боюсь, мои истинные чувства выдает нервная дрожь. Пальцы едва справляются с задачей.
– Привыкай, принцесса.
Я уверена, он ощущает растущий во мне гнев, не путает его с трепетом страха. Он упивается тем, как наступает на горло моей гордости, наслаждается.
– Что это за тряпка? – наконец, переходит к наряду. – Откуда ее вытащила?
– Догадайся.
Он наматывает мои волосы на кулак и тащит меня за собой, по полу, специально не позволяет подняться. Я отчаянно стараюсь зацепиться за его руки, облегчить боль. Но куда там. Бесполезно.
Чертков ступает размашистыми шагами, у меня нет никакой возможности ослабить хватку. Я не хочу рыдать. Только слезы против воли стекают по щекам.
Он затаскивает меня на кухню и отпускает, открывает холодильник, что-то ищет. Я не теряю ни минуты, поднимаюсь и бросаюсь к столу, хватаю огромный нож.
Сейчас или никогда. Если ты берешь оружие в руки, медлить нельзя. Если не готов ударить, лучше сразу сдаться. Ничего не начинать.
– Положи эту игрушку на место, детка, – раздается голос Черткова.
И я содрогаюсь. Желудок сводит болезненная судорога. Но я оборачиваюсь, крепче сжимая рукоять.
– Не подходи!
– Думаешь, я послушаюсь?
– Да, – выставляю нож лезвием вперед. – Люди обычно слушаются тех, кто способен их убить.
– Но не ты, – усмехается. – Тебя же это не останавливает?
Чертков спокоен и невозмутим. Он медленно приближается ко мне.
– Я не шучу, – тоже делаю шаг навстречу.
– Я вижу.
– Не смей прикасаться ко мне. Не смей.
Только ему плевать на мои угрозы.
Он подходит вплотную, а я чувствую, как отнимаются ноги, тело деревенеет, я не могу шевельнуться.
– Как скажешь, родная, – хмыкает.
Он останавливается так, что острие ножа упирается в его живот.
– Чего застыла? – его губы растягиваются в издевательской ухмылке. – Режь!
Подается вперед. Лезвие царапает кожу, вспарывает, выпуская горячую кровь наружу. Тонкая бордовая струйка ползет по белоснежной рубашке.
Мысли разом выветриваются из головы.
Всего один рывок, одно движение, и я могла бы отнять его жизнь. Наверное. В комнате настолько тихо, что биение собственного сердца оглушает.
Я стискиваю рукоять из последних сил. Пальцы немеют, дыхание сходит на нет.
Я смотрю на Черткова, попадаю в ледяной капкан. Мой взгляд бьется раненой птицей, а его взгляд пожирает меня.
А потом нож падает на кафель.
Я не могу. Не могу. Не могу убить его.
– Второго шанса не светит, – говорит, будто сетует. – Зря ты упустила свою свободу.
– Ты бы все равно не позволил…
– Но ты даже не попыталась.
Он сжимает мои плечи так, словно хочет раздробить кости в порошок.
– Это штора? – интересуется неожиданно насмешливым тоном.
Соображаю с трудом.
Моргаю.
– Ты это из шторы соорудила? Наряд свой.
– Д-да.
– Оригинально.
– Ничего сложного.
В готовке я не мастер, а с одеждой гораздо проще. Несколько надрезов и безликий кусок ткани превращается в экзотический костюм.
– Смотрится ужасно, – заключает Чертков.
– Не в твоем вкусе?
– Я хочу, чтобы ты была голой.
– Это трудно снять. Много узлов. Нелегко развязать.
Вместо ответа он берется за ткань и разрывает. Несколько мгновений, и плотная штора превращается в лохмотья.
Каждое его движение заставляет меня вздрагивать. Но я не совершаю ни единой попытки противиться или защищаться.
– Убьешь? – интересуюсь чуть слышно.
Он разворачивает меня лицом к столу, толкает, вынуждая согнуться пополам.
– Нет, – прижимается сзади. – Просто отымею.
Расстегивает брюки, трется возбужденным членом о мое лоно.
– Ты опять мокрая, – выдыхает мне на ухо. – Течная сука.
Шлепает ладонью по искалеченной заднице. Содрогаюсь, морщусь от боли.
– Не переживай, шрамов не останется. Все заживет. Когда я захочу оставить тебе что-нибудь на память, проявлю больше фантазии.
Он немного отстраняется и вдруг грубо входит в меня, выбивает сдавленный вопль из моей груди. Двигается мощными толчками, резко, жестко. Не желает доставить ни капли удовольствия, только закрепляет право на собственность.
Но я отвечаю ему. Бедра приходят в движение. Рефлекторно.
Я выгибаюсь, упираюсь лбом в прохладную столешницу, тихонько постанываю.
Наши тела соприкасаются, и мои ягодицы обдает огнем. Боль опять сливается с наслаждением. Я не способна разобраться в своих эмоциях, теряюсь в мрачных лабиринтах.
– Ты просто болен! – уже не думаю про осторожность и вероятные последствия.
– Да, – посмеивается. – Я болен, и ты даже не представляешь насколько.
Он немного отстраняется и вдруг грубо входит в меня, выбивает сдавленный вопль из моей груди. Двигается мощными толчками, резко, жестко. Не желает доставить ни капли удовольствия, только закрепляет право на собственность.
Но я отвечаю ему. Бедра приходят в движение. Рефлекторно.
Я выгибаюсь, упираюсь лбом в прохладную столешницу, тихонько постанываю.
Наши тела соприкасаются, и мои ягодицы обдает огнем. Боль опять сливается с наслаждением. Заледеневшее тело вспыхивает пламенем. Я теряюсь в мрачных лабиринтах своего подсознания.
Я не сопротивляюсь. Бесполезно противиться тому, что уже происходит. Проиграна битва, но не война. И пусть мои губы искусаны до крови, я не сдаюсь.
– За что? – тихо бормочу я. – За что ты так сильно ненавидишь меня?
– Не льсти себе, ты не вызываешь настолько сильных эмоций.
Странно.
Гигантский поршень внутри меня говорит об обратном. Не ведает отдыха, пронзает, нанизывает, вдалбливается в лоно в яростном ритме.
– Ты всего лишь моя подстилка.
Он шлепает меня по заду, и боль как кипяток обдает плоть, растекается вверх и вниз, струится по ногам и устремляется ввысь, к пояснице.
– А ты подонок, – цежу сквозь плотно стиснутые зубы.
– Мы отлично смотримся вместе, – заключает довольным тоном, мнет мою грудь так грубо, что хочется орать.
Его огромный член становится еще тверже и горячее, вбивается вглубь, вырывает из моего горла жалкие всхлипы. Ощущение, будто достает до самого сердца. Каждое его движение сотрясает тело.
– Скажи, сколько мужиков пускали слюни на твою очаровательную попку? – шепчет Чертков.
От его вопроса и жутко, и жарко.
Я бы хотела, чтобы возбуждение схлынуло, но огонь опаляет ребра и охватывает низ живота.
– Ты же не…
– Я буду нежен. Веришь?
Мне не хватает воздуха.
Закашливаюсь.
Он отстраняется и у меня подкашиваются ноги. Я безвольно соскальзываю на пол. Внутри все ноет от неудовлетворенности. Я сжимаюсь, сворачиваюсь в клубочек.
– Не надо.
– Чем раньше начнем, тем быстрее получим удовольствие. Ну уж я точно получу.
– Пожалуйста. Нет.
Я слышу, как он отходит в сторону, открывает холодильник, закрывает. Я жадно ловлю каждый звук.
– Ужин остынет, – не узнаю свой голос.
Слабый, дрожащий.
– Почему ты не отложишь это на другой раз? Я же никуда не денусь.
– А зачем ждать?
Чертков опять подходит ко мне и опускается на колени.
– Не нужно.
Пытаюсь отползти, но он возвращает меня обратно.
– Трусиха.
– Прошу, хватит.
– А была такая смелая и гордая. Куда подевалась Катерина Олеговна?
– Ты… ты не… ты слишком большой.
– Ничего, войдет как по маслу.
Чертков начинает смазывать меня чем-то прохладным. Сначала просто обводит, а после проникает вглубь пальцем.
– Нет… нет.
Я не хочу плакать, но слезы сами наворачиваются на глаза. Кажется, меня уже раздирают на части.
– Успокойся, принцесса.
Он продолжает методично обрабатывать и разминать мой анус. Так словно это обычное, совершенно нормальное действие.
А меня трясет в немой истерике.
– Нет, нет, нет.
Я повторяю это короткое слово снова и снова, однако не могу сопротивляться. Я как парализованная, намертво прибита к ледяному кафельному полу.
– Я не буду спешить. Я растяну наслаждение. Я растрахаю твою попку медленно. Очень медленно.
Чертков немного отступает, дает передышку. Вдруг прижимается сзади, накрывает мое тело своим. Раскаленный член дразнит и упирается в лоно, но не проникает, скользит по клитору. Горячие, чуть шершавые пальцы сжимают мои соски, отправляя огненные импульсы по всему телу.
– Я отниму ту единственную девственность, которая у тебя осталась.
Он трется о меня, заставляя кончить, плавно подводит к оргазму, а когда я начинаю сотрясаться от сладостных спазмов, крупная головка члена перемещается выше. Я успеваю только вскрикнуть.
– Твоя задница давно нарывалась.
Чертков раздвигает мои ягодицы, безжалостно таранит анус. Проникает без лишней спешки. Медленно и уверенно, завоевывает территорию миллиметр за миллиметром.
Я отказываюсь верить, что это действительно происходит.
Я надеюсь, он не сумеет, не поместится, не возьмет меня настолько извращенным образом.
Но он берет все, что пожелает. И так, как пожелает. Ему плевать на запреты.
О проекте
О подписке