Глава 1

На сей раз поиск завёл Эварху в болото. Непроходимое и тропическое.

Не так-то легко, знаете ли, добывать хлеб насущный ловлей всякоразличных магических тварей, порой по желанию заказчика лезешь в такие дебри, куда и ворон костей не заносил. А уж какие создания попадают в сети – от одного вида оторопь берёт, не говоря уж о магической их силе! Поди такое поймай, да потом ещё доставь, куда просят. Но ежели хочешь прослыть лучшим на свете охотником на волшебных существ – не жалуйся.

Эварха и не жаловался.

Мир ему попался жаркий, влажный, перенаселённый. Жизнь бурлила, словно кусок соды в пиве, и ловцу пришлось изрядно постараться, чтобы в первый же день его самого бы не изловили; а также – не отравили, не опутали паутиной, не ухватили педипальпами и не уестествили каким-нибудь особо болезненным образом. Местная фауна не отличалась склонностью к вегетарианству – да и флора, надо признать, не отставала.

Эварха был готов к трудному пути, да и как иначе при его-то занятиях? Но тут пришлось совсем лихо; к вечеру он выбился из сил, хотя и жару, и сырость обычно переносил легко.

Это его беспокоило. Заказ, который он взял, прямо скажем, мало какой охотник взял бы, будучи в здравом уме, – но и награду обещали царскую. Такую, что можно больше никогда работой рук не марать, если, конечно, жив останешься. Шутка ли – поймать настоящего Древнего бога, да желательно посильнее!

Потому-то ему сейчас следовало беречь силы, а не выматываться ещё до встречи с добычей.

Но мир словно чувствовал, за чем он пришёл, и сопротивлялся изо всех сил. Каждый шаг ловцу приходилось выверять по десять раз – под весело зеленеющим ковром из ряски и листьев скрывалась толща тёмной, пахнущей гнилью воды; Эварха вовсе не жаждал узнать, погрузится он с макушкой или нет.

В прозрачно-бурой глубине ходили плоские рыбы – пасти их не закрывались из-за длинных, игольчато-острых зубов. Над головой с отвратительным зудением толклись тучи мошек, от укуса которых кожа очень быстро чернела и трескалась. Эвархе хватило одного раза, чтобы с головы до ног облиться алхимическим репеллентом.

Пару раз ловец натыкался на гнёзда болотных змей; от весьма мучительной гибели спасли только ботфорты доброй виверновой кожи, приобретённые как раз на такой случай. Оправдали каждый грош; в своё время он не поскупился, хотя гном-чеботарь, сквалыга, заломил цену втрое большую, чем за сапоги из самонаилучшей, наимягчайшей юфти.

Да уж, воистину – подумал загодя, сделал запросто, как говаривал, бывало, его наставник в ловецком деле, старый Мелге. Ну хоть что-то хорошее, мрачно думал Эварха, отгоняя древком боевой косы весьма недружественно настроенную змеюку. Змеюка, вся раскрашенная ало-чёрно-золотыми полосками, намёков не понимала, с похвальным упорством пытаясь добраться до его плоти. Нет уж, голубушка, поищи закусь где-то ещё.

Первое правило в его деле – не потратишься на амулет или клинок сегодня, завтра друзья отдадут найденные на тебе золотые за твои же похороны. Если, конечно, будет что хоронить.

И если у тебя есть друзья.

Болотина тянулась, словно зелёная река, протоками среди островков, заросших джунглями. В лесу деревья, укутанные тёмно-зелёной листвой, опутанные лианами, возносились к самым облакам; там перепархивали птицы, крошечные как бабочки, и бабочки, огромные как птицы. Оттуда тянуло пряностями и прелью, доносились резкие крики неведомых зверей – охотившихся и убегавших, торжествовавших и погибающих в бесконечном круговороте жизни. В общем, туда Эварха не совался.

На закате, когда небо окрасилось нежно-оранжевым, он остановился. Ближайшие заросли превратились в сгусток резких теней, где вспыхивали и тут же гасли огоньки первых светляков; тащиться в темноте по здешним топям отважился бы разве что безумец.

Следовало отыскать место для ночлега – и хорошо бы так, чтобы добыча раньше времени его не учуяла.

Он двинулся вперёд, осторожно ступая по пружинящему травяному ковру. Совсем стемнело, только небо ещё оставалось прозрачно-зеленоватым, словно кусок льда. Над головой с тревожными криками носились ночные птицы – ловили мошкару. Темнота ловцу не мешала – он отлично видел даже в кромешном мраке подземелий; одно из немногих преимуществ его, полуэльфа, перед обычными людьми, – как и обострённый слух. И сейчас он насторожился, ловя малейшие шорохи и писки, доносящиеся из зарослей, вздохи болотных газов в ряске, тихий плеск воды и странное поскрипывание.

Нет, хватит играть с судьбой в орлянку.

Поколебавшись, ловец таки решил остановиться.

В конце концов, тварь, за которой он пришёл, иногда покидала логово – иначе он не смог бы уловить её след, не нашёл бы никакими поисковыми чарами. Она может выползти и теперь, ночью, и попробовать уловить ловца, и этим тоже можно воспользоваться. Риск есть риск, главное – принять соответствующие меры. Червяку на крючке не больно весело, но такова работа, что приходится иногда побыть и приманкой.

Ловец провозился, пока тьма не сделалась совсем непроглядной. Прочертил не один, не три – пять отпорных кругов; расставил все девять оберегов, хотя редко когда распаковывал больше трёх-четырёх.

Выудил из заплечного мешка и надел на палец грубый железный перстень – вместо камня крохотный череп, смахивавший на эльфийский. Где Пустошник раздобыл эту редкость, ловец не знал. Да и знать не хотел, если по правде.

Теперь можно ждать – или рассвета, чтобы двинуться дальше, или ночного визита добычи. Расстелена подстилка – хоть и не виверновой кожи, как сапоги, но с наложенными на неё водоотталкивающими чарами; ловец лишний раз нанёс репелленты, подложил под голову свёрнутое одеяло и приказал себе спать.

Он всегда умел засыпать и просыпаться по внутренней команде; но сейчас, против всех ожиданий, заснуть удалось далеко не сразу.

Перед ним одно за другим вставали видения – как и положено, смутные, нечёткие; и были они, гм, более подходящи для подростка, едва задумавшегося о прелестях противоположного пола.

Нет, не то чтобы Эварха был бы особенно против подобных снов и не то чтобы девушки совсем не дарили его вниманием; но, проклятье, не сейчас же! И не здесь!.. Откуда это взялось?

Наконец он сдался. Зло выдернул осургученную пробку, глотнул из пузырька горьковатой настойки.

Ему требовался сон. Настоящий, глубокий.

Но даже тройной силы экстракт сонника широколистного, дрём-травы и драконьей отрады оборол бесстыдные видения далеко не сразу. Однако – всё же оборол.

* * *

Ночь прошла безо всяких происшествий; надо сказать, ловец даже ощутил некое разочарование. Если бы Древний попёр на него дуром, взять его было бы, пожалуй, несколько легче, – значит, совсем почти не соображает, а просто жрать хочет.

Этот не попёр и не полез.

Что ж, придётся, как говорится, «по-плохому».

Гнус с рассветом куда-то делся; и то дело, хвала Спасителю нашему, как говаривали монастырские наставники.

Эварха медленно и тщательно собрал все талисманы и обереги; торопиться ему теперь некуда, впереди долгий душный день.

Тянущийся сквозь болота след обрёл полноту и яркость; Эварха знал, что тот, за кем он пришёл, по-прежнему силён и не утратил полностью свои изначальные ярость с мощью. Скверно, ловец предпочёл бы не столь шуструю дичь. Пусть подвиги творят рыцари всякоразличных орденов, это их стезя, им и погибнуть не обидно во славу чего-нибудь важного. А Эварха хотел выжить и заработать.

Первую стражевую линию он засёк ещё до того, как почуял укрывище Древнего за очередным островком леса. Железный перстень с черепом, всю ночь дремавший на пальце ловца, отработал аванс – поднял тревогу за добрую дюжину саженей.

В чёрных дырочках глазниц вспыхнули два алых огонька, крошечные челюсти защёлкали, череп затрясся в оправе – похоже, норовил выскочить и покусать всех, не успевших унести ноги.

– Уймись, не по тебе пташечка, – проворчал ловец.

Алые огоньки поднялись и опустились – словно череп закатил глаза. Мол, а то я не знаю.

Эварха, само собой, никакой стражевой линии не видел и магическим поиском нащупать её не мог – не на того ставлена, ну да и пусть.

Не торопясь, он отыскал место посуше, остановился, вогнал в колышущийся под ногами мох древко боевой косы. Отдышался – сейчас пойдёт работа посерьёзнее войны с мошкарой да водяными змеями. Порылся в битком набитом заплечном мешке, извлёк круглую серебряную шкатулку, сплошь покрытую вычеканенными листьями и цветами – модницы в таких держат пудры с притираниями; среди снаряжения ловца вещица эта смотрелась странно.

Но, кто бы её ни сделал, дело своё он знал: в цветах и листьях крылась серьёзная магия, явно позаимствованная у эльфов.

Коробочка запиралась на маленький, но весьма крепкий замок безо всяких признаков замочной скважины, однако ключ у Эвархи был.

Череп в перстне клацал зубами и вращал алыми буркалами так, что ловцу сделалось не по себе. Работает, однако, штуковина, не врал старый хрыч с Пустошей, не зря Эварха отвалил ему столько звонкой монеты – полновесных золотых Вольного города, на какие иной ремесленник мог бы год прожить припеваючи; и это только за временное пользование амулетом! Хорошо бы, чтоб и остальное так же сработало.

Череп немедленно вцепился зубами в серебро. Голубоватая вспышка, щелчок – ловец едва успел отдёрнуть палец с драгоценным перстнем – и крышка резко отскочила, выпуская из шкатулки облачко сизого тумана.

Облачко на глазах уплотнилось, сгустилось, бешено клубясь, опустилось на ряску, даже не потревожив её; в нём и сквозь него проявились очертания травы и листьев, как две капли воды похожие на те, что были на крышке.

А затем призрачные заросли раздвинулись, из них появилось существо, разом напоминающее и скорпиона, и крысу. Миг спустя полупрозрачный крысокорпион заскользил к невидимой стражевой линии, бодро перебирая членистыми лапками, поводя розовым носом с усами и пощёлкивая воздетыми клешнями.

Замер – клешни разведены, закинутый на спину хвост с жалом дрожит как в лихорадке.

Надо же, думал Эварха, наблюдая за ним с великим интересом – эк ловко встраивается!.. Призрачное создание нащупало стражевую линию, сейчас густо заросшую столь же призрачными травами, деловито грызло её, замещая уничтоженное собой, словно всегда так и было.

Ловец, весьма чуткий к магии, не ощущал никакой, даже слабенькой волшбы, даже эха не чувствовал, словно творившееся тут было самым обычным делом. Да, коробочка своих денег стоила, жаль, второй раз в ход не пустишь.

Крысокорпион довольно долго сопрягал свои чары с чарами прочерченной Древним границы; а закончив, широко распахнул пасть, полную мелких и острых зубов, будто разломил голову надвое.

Пасть стала расти, а тело – уменьшаться; очень скоро перед Эвархой остались одни только челюсти, похожие на небольшие воротца, украшенные сверху и снизу частыми треугольными резцами, местами в два и в три ряда. За воротцами продолжалось всё то же болото и те же островки леса. Те, да не совсем те – дальше тянулись владения Древнего бога, ослабевшего за бессчётные века забвения, почти обезумевшего от одиночества, но живого и вполне способного оторвать ему, ловцу, голову.

Хороший Древний. Славный Древний. Сильный.

То, что Эвархе и заказывали.

В конце концов, раз этакое чудо заказали именно ему, значит, он и впрямь лучший из лучших.

Профессиональная гордость, так её и растак.

Череп в перстне всё никак не мог успокоиться, алые огоньки крутились в орбитах, зубы клацали, и ловец, стараясь унять своенравную вещицу, погладил её пальцем по темечку. Череп немедля закатил глаза и утих, словно сытый кот.

Эварха поддёрнул рукава, повернул перстень черепом к ладони, сжал кулак; глубоко вздохнув, шагнул сквозь «пасть» крысокорпиона.

Чем дольше колеблешься, тем скорее опростоволосишься, тем вернее сядешь в лужу; магические твари, за которыми охотился Эварха, – будь то многоглазые ящеры-бегунцы, хищные обитатели Межреальности, или големы – хранители заброшенных храмов, или подземная нечисть, или даже нежить навроде личей – все они только и ждут случая уловить ловца, сделав его смерть как можно более мучительной, напитавшись его кровью и силой.

На правом рукаве Эварховой куртки из прочнейшей драконейтовой кожи, что не уступит кольчуге, белели четыре глубокие царапины. Остались на память от бродячего мертвяка – сбежал из магической лаборатории в Чолхое, а Эварху наняли изловить; один из первых заказов, едва не ставший и последним, – зато многому научивший.

Верная боевая коса осталась стоять, воткнутая в мшистую кочку – однако не просто так. Ловец не мог позволить себе роскошь таскать с собой обычное оружие, так что коса тоже была с начинкой – заключала в себе отпечаток ауры Эвархи, грубый, приблизительный, зато сильный. Древний какое-то время будет думать, что пришелец так и бродит по болоту, пытаясь обойти стражевую линию, и слегка ослабит бдительность. Может, конечно, попытается захватить врасплох, но это вряд ли, иначе вылез бы ещё ночью, когда – всем известно – к Древним возвращается некая толика их былой силы.

Конечно, не очень-то приятно лезть на рожон без доброго клинка на длинном древке, но боевое оружие сейчас всё равно без надобности – Древнего велено доставить в целости и сохранности; ну эта обычная чепуха – «и если хотя бы чешуйка или волосок упадут с его драгоценной шкуры…»

Ха. Требовать такое могут лишь те, кто ни разу не сталкивался с подобной добычей лицом к лицу!

Однако аванс был хорош, и Эварха не стал спорить. Кто, в конце концов, станет пересчитывать у Древнего бога все его чешуйки и шерстинки? Да и не его ловецкое дело, зачем слугам Спасителевым понадобился Древний бог, коль золото у них водится, доброе красное золото настоящей чеканки и в достаточном количестве.

Однако кроме золота было кое-что ещё. Если ты достаточно безумен, чтобы любить эту работу – рискованную, тяжёлую, кровавую, – то любишь и всегдашнее в ней состязание. Вот и сейчас, хотя ловец и сам не до конца себе в этом признавался, ему хотелось померяться силами с древним созданием. Кто кого: полуэльф ли бога, пусть и падшего, или всё же бог полуэльфа?..

Хотя последнее, конечно, было весьма нежелательно. Однако повернуть назад означало сразу сдаться, признать превосходство противника, искать создание «по слабым силам своим», как выразился бы отец Бруно, учитель в храмовой школе, где юному Эвархе когда-то посчастливилось учиться – правда, недолго. Однако же отец Бруно не гнушался достать розгу и всыпать как следует ученику, оправдывавшему «слабыми силами своими» невыученный урок.

Ну уж нет! Ловца гнали вперёд азарт и страсть. И ещё – холодная гордость профессионала. Лучшего в своём деле.

Толстый слой ряски и болотной травы впереди расходился, открывая глубокую чёрную воду. Из воды поднималась пирамида сероватого камня – похоже на верхушку древнего храма. Всю её густо покрывала полустёршаяся резьба, о фигуры, опутанные стеблями водяных лилий, тихо плескали слабые волны.

Тут веками тухнет Древний; и снятся ему небось былые жертвоприношения с потоками горячей крови – с алтаря да прямиком ему в пасть.

Свернулся сейчас где-то там, под водой – гигантским болотным змеем; на зеленоватой гладкой чешуе – расплывчатые пятна, жёлтые безжалостные буркалы прикрыты тяжёлыми морщинистыми веками.

Ненавижу змей, искренне подумал Эварха. Хорошо, что косу не взял, не то отсёк бы добыче ненароком башку, и прощайте, монашеские денежки!

Близко, совсем близко. Эварха пригнулся, шаг его невольно сделался плавнее, медленнее, он словно перетекал с места на место. Пальцы сжали кольцо с черепом – крошечные челюсти вновь дрожат, будто в предвкушении. И где только Пустошник откопал это чучело, какого духа в него подсадил?..

Жарко, душно, тихо. Пахнет травой, нудит над головою мелкий гнус, едва плещут чёрные волны. Поскрипывают опущенные в воду вёсла крохотной круглой лодчонки, уткнувшейся носом в травяной ковёр – откуда взялась, только что не было?

Лодочку мы не тронем, мрачно подумал Эварха. Нашли дураков. Нет, мы пойдём другим путём!

Он скинул с плеч мешок. Один за другим на свет явились семь больших тёмных кристаллов. Ловушка, которая сдержит тяжесть Древнего, пока ловец выбирается из этого промокшего мира и тащит добычу через Межреальность. Если верить Пустошнику, капкан этот единственный в своём роде и поистине бесценный (за что, разумеется, старый хрыч содрал дополнительную плату).

Грубой силой тут ничего не добиться, только хитростью да уловками. И не следовало забывать, что всякая волшебная тварь – «секрет сокрытый», как выражался старик Мелге; а уж он-то во всякоразличных тварях знал толк!

«Тебе покажется – он ма-ахонькой, сла-абенькой, ан силищи в нём сокрыто аки вод в колодезе. Он о том и сам, бывает, забыл, и окромя как зубищами щёлкать, ничего и не помнит, но ты-то помни! В любой миг может он силищу невесть откуда явить и тебя, голуба, прихлопнуть».

Эх, Мелге, Мелге, упокой Спаситель твои старые косточки…

Эварха разложил тёмные кристаллы вокруг полыньи, стараясь не касаться их кольцом с черепом и не заглядывать в воду. В блестящих гранях кристаллов отражались не солнце с облаками, а невесть откуда взявшиеся звёзды, в этом мире, как запомнил ловец, отчего-то особенно яркие; казалось, отражения ночных светил медленно погружаются в глубь кристалла и в самом его сердце тоже вспыхивают мириады далёких голубоватых огоньков, словно там заключена целая вселенная со своими солнцами и мирами.