Пролог

Немолодой мужчина в скромной тёмной одежде стоял у высокого стрельчатого окна. Внизу перед его взором изумрудными клубами застыли древесные кроны, по вечнозелёной листве текли, извиваясь, быстрые ручейки холодного оранжевого пламени. Оно ничего не сжигало, оно здесь было просто для красоты. Завтра оно сменит цвет, и само пламя может обернуться, к примеру, воздушной легчайшей пеной. Тогда до самого неба взлетят рои разноцветных пузырьков, на манер тех, что пускают ребятишки при помощи мыльной воды и соломинки. Хотя в этом месте на мириады лиг вокруг не было ни одного ребёнка и вообще ни одного живого существа. Сюда являлись только по вызову, и уединение хозяина нарушалось крайне редко – потому что он и сам позволял себе отдохнуть здесь, в тишине, крайне редко.

Сейчас был как раз один из таких моментов.

Старый замок взметнул к высокому небу тонкие витые башенки, возведённые явно для украшения, не для обороны. Хозяин этого места не боялся никого и ничего в пределах ведомой совокупности миров. О, если бы всё можно было решить простым и честным боем! Сразиться так, как он сражался раньше, и магией, и мечом! Если бы его враги оказались настолько глупы, что, к примеру, напали бы на это его обиталище, где у него нет ни стражи, ни слуг! Но на такую удачу он рассчитывать не мог. И приходилось действовать как встарь – интригами, многоходовыми головоломными комбинациями, где даже участники самых последних этапов понятия не имели, к чему ведут их усилия.

Кабинет, где стоял мужчина, был убран со строгим вкусом – просторный письменный стол, конторка у окна, если придёт в голову записать какие-то размышления, ряды книжных шкафов вдоль стен; собранные здесь книги заставили бы любого чародея любого из миров Упорядоченного немедля продать свою душу за один только день среди них. Мебель в кабинете – благородный и драгоценный тёмно-алый дуб, что рос в одном очень, очень далёком мире – мире, который назывался Джибулистан и с которым у хозяина кабинета было связано так много воспоминаний. Хозяин специально сделал всё по новой, не взяв ничего из прошлого. Обстановка его покоев в Замке Всех Древних не пережила падения Столпа Титанов, но, хотя он – нынешний – мог бы восстановить многое из утраченного, делать этого не хотел.

Сейчас он ждал. Он остро чувствовал каждую секунду уплывающего, уходящего времени, молча провожал её, словно полководец павшего в неравном бою старого своего ветерана, отдавая тому последние воинские почести. Он знал, что времени остается всё меньше, меньше и меньше.

Ведь, как известно, вечность имеет обыкновение проходить очень быстро…

Раздался осторожный стук в дверь. Мужчина чуть повернул голову, не произнося ни слова, не сделав больше ни одного движения. Дверь мгновенно распахнулась. Обычно он не пользовался в повседневной жизни никакими Силами, которые можно было б назвать «сверхчеловеческими», словно выполнял какой-то обряд. Словно доказывал сам себе – я не Сила, я не то, что требует именования с большой буквы, поклонения, храмов и иерархии жрецов. Чем меньше обо мне знают в простых мирах, тем лучше.

– Сколько мне можно говорить тебе, чтобы входил без стука, – вздохнул хозяин кабинета. – Сколько лет тебя прошу, прошу – всё без толку.

– Виноват, учитель, – склонил голову вошедший. Молодой, мощный телом, настоящий воин. Жёстко и пристально смотрели не сочетающиеся с нестарым лицом глаза. Они-то как раз и выдавали возраст их обладателя, одетого в простую чёрную куртку грубой кожи – такие носят в десятках, если не сотнях миров. Оружия не было, да и ни к чему оно ему здесь. – И впрямь, никак не могу привыкнуть. Ну просто никак.

– А который раз можно повторять, что ты уже Орлангур ведает сколько времени не мой ученик? Что я пожертвовал Зерном твоей Судьбы, чтобы…

– Неважно, учитель. Не могу называть тебя по-иному, – усмехнулся вошедший. – Я могу перейти к своему донесению?

– Перейти… к донесению… – поморщился хозяин. – Хаген, ты поистине безнадёжен в своей почтительности. Мы идём плечом к плечу столько времени, что… А, ладно. Я слушаю тебя.

– Налицо сильнейшие магические возмущения в полюсных мирах, – лицо того, кого назвали Хагеном, помрачнело. – Мельин, Зидда, Скорбок, Вемсте и…

– И Хьервард, – сумрачно докончил хозяин.

Зачин
Долина Магов
Моление Аглаи Стевенхорст

…Малая лампадка горела неярко, но ровно, вырывая из темноты скорбный лик Спасителя. Икона у Аглаи была редкостной, не то чтобы старинной, но добытой ещё Витаром Лаэдой, отцом Кэра, в одном из гибнущих миров, в том, где чаша грехов людских перевесила чашу терпения и скорби Спасителя и настал час Его великого плача.

Витар уверял, что снял образ прямо с рабочего стола полубезумного мастера-иконописца, своими глазами видевшего Нисхождение Спасителя, видевшего Его во Скорбях – ибо, прежде чем спасти души, приходится провести спасаемых через телесные муки, помогающие очиститься от грехов и тщеты земного существования.

Да, Спаситель приходит, возвещая великую Радость – освобождение от посмертия, иное бытие, которое невозможно познать даже величайшим магам, в которое можно только верить. Но перед этим людей, эльфов, гномов, иные разумные расы, увы, ждут муки, ибо даже Спаситель не в силах остановить исполнение грозных пророчеств, зачастую ведущих в бездну целые миры. И потому Он скорбит, ибо даже малая мука малых сих заставляет Его сердце полниться болью и скорбью.

Аглая метнула быстрый взгляд на соседнюю икону.

Спаситель, лишающийся сына. Образ Отца во Плаче.

Потому что Он тоже любил. И был любим. Ибо нельзя спасать, не пройдя и не изведав всё, отпущенное судьбой живущему, неважно, человек ли он, гоблин, тролль или даже орк.

Спаситель изведал. И Его избранница, чьё имя неважно – в этом глубокий смысл, ведь Ею может (и должна) стать любая, Спаситель в лице одной как бы любил – как мужчина – всех женщин множества рас и народов, – Его избранница была схвачена злобными силами, противившимися Его воле, и подвергнута пыткам. А Он не мог её спасти, ибо принял для себя долю смертного, и в облике и с душой смертного прошёл Он свой путь – Он пытался отбить её обычным оружием, ибо испытывал и гнев, и ярость.

И не преуспел. И лишился той, кого любил и чей лик с тех пор на всех образах всегда изображают под платом – ведь на Её месте могла оказаться любая.

И Он потерял своего ребёнка. Утренняя Звезда, тот, кто мог бы по-иному повернуть пути миров и душ, ушёл в Серые Пределы.

Аглая молилась. Она просила Его сохранить жизнь Кэру, непослушному мальчишке, последнему родному существу общей с нею, Аглаей, крови.

Ведь Он тоже ведает горечь потери.

Ведь Он вмещает все людские скорби, боли и надежды.

Ведь Он всемогущ, и настанет час, когда всё Сущее соединится в Нём в вечной и всеобщей гармонии, представить которую бессилен даже острый разум мага Долины.

«О да, да, – горячо шептала Аглая. – Сохрани его. Сохрани. Он не всегда бывал послушным… но он хороший мальчик. Сохрани его. Пусть он вернётся домой!..»

Аглая молилась. Образа молчали.

Глава 1
Железный хребет
Некромант получает меч

Дракон не обманул. Ни в чём, ни в самой малой малости. Фесс шагал по подземным коридорам легко и свободно, вобранная им в Эгесте чёрная сила сгинула без остатка, ушла, растворилась под натиском яростных тёмно-алых лучей Кристалла, источника магии, Творящего Начала. Фесс чувствовал себя без преувеличения заново родившимся. Кровь мчалась по жилам, сердце билось мощно и ровно, и ему казалось сейчас: выйди он в одиночку против целого войска – враги дрогнут и побегут от одного его вида.

Слишком многое было сказано и услышано в громадной подземной пещере, чтобы Фесс остался таким же, как и до своего появления здесь. Слишком невероятным казалось услышанное – и вместе с тем некромант понимал, что это – если не абсолютная правда, то нечто весьма к ней близкое. Конечно, дракон, Хранитель Кристалла, не мог не преследовать своих собственных целей. И, надо признать, Сфайрат поступил благородно, сразу же дав понять, в чём же эти цели состоят. Конечно, ему хотелось знать всё о некроманте, куда бы он ни направился после Пика Судеб. Кто знает, может, он, Фесс, совершил ошибку, отказавшись от драконьего подарка? Рунный меч служил ему верой и правдой… правда, если, конечно, принять во внимание слова Сфайрата, что ему, некроманту, этот меч был подброшен… и что маски смогли бы теперь воспользоваться этим, чтобы вызнать всё об Алмазном и Деревянном Мечах… кто знает? Меч Дракона мог бы стать ещё более мощным оружием в его, Фесса, руках. А интуиция подсказывала некроманту, что в самом ближайшем будущем ему может понадобиться вся сила, которую он только сумеет собрать.

Но – решение принято и дело сделано; сожаление недостойно мужчины, иди вперёд, Кэр Лаэда, и помни, что наверху у тебя осталось очень, очень много несделанной работы.

Работы честного, простого некроманта, который каждый день, каждую ночь встаёт на дороге тех, кого злая сила лишила вечного покоя. Встаёт, не произнося громких слов о предназначении, борьбе со злом и тому подобном. Не вдаваясь в долгие споры о целях и средствах, не дискутируя о том, допустим ли и применим ли на практике принцип меньшего зла, а просто выходя на погост и упокаивая его разбуженных обитателей.

Он, Фесс, воин Серой Лиги, он, Кэр Лаэда, маг Долины по праву рождения, – он не закончил своих дел в Эгесте. О нет, не как мститель. Как некромант. И он вернётся туда… как только сможет. Во всяком случае, он приложит к этому все усилия. И не только там. Мекамп. Салладор. Кинт. Семиградье. Дракон был прав – Тьма наступает, точнее, не Тьма, а то, что прикрылось её цветом и именем. Подобное отражается подобным. Против зомби и ходячих скелетов, которым никак не лежится в гробах, не годится, к сожалению, чистая и светлая магия. Только тёмные, злые, страшные, густо замешанные на крови и боли заклятья некромантии. Такова судьба. Так устроен мир. Не в наших силах опрокинуть миропорядок, а если б даже оказалось, что в наших, – сколько жизней падёт во Тьму, если мы станем перекраивать всё и вся согласно лишь своим желаниям?..

Значит, дорога понятна. Страшна смерть друзей, но отомстить за неё ты сможешь, если спасёшь других невинных. Не время сейчас возвращаться в Эгест, пытаться найти «виноватых» – потому что виновен только один человек, и этот человек – ты. Забудь о слепой мести. Во всяком случае, на время. Ты – никакой не Разрушитель, и это главное. Королева Вейде ошиблась. Все могут ошибиться, даже эльфийские правительницы. Так что шагай, шагай, некромант, тебе нельзя засиживаться тут. Горе и бедствия следуют за тобой по пятам. Отныне твоя судьба – в одиночестве скитаться по Эвиалу, останавливая Тьму повсюду, где только сможешь. Дракон сказал, что она стремится на восток. Значит, ты будешь рубить тянущиеся щупальца, даже если на месте каждого срубленного будут вырастать десять новых. Потому что, если их не рубить, на месте каждого несрубленного их окажется уже тысяча.

Фесс быстро и упруго шагал вперёд по подземным коридорам. Их проложили быстротекучие воды, промыли в рыхлом известняке, и едва ли тут когда-либо ступала нога разумного существа. Дорогу некроманту освещал небольшой, с вишню, тёмно-алый огонёк, что плыл в нескольких шагах перед ним. Дракон ничего не забыл, обо всём позаботился.

Мало-помалу пещера сужалась. Идти стало труднее, под ногами захлюпало, со стен начали сочиться струйки воды. Потом ход упёрся в завал битого камня высотой примерно в полтора человеческих роста; под ногами к тому времени уже шумел небольшой ручеёк, бурля, вода уходила сквозь завал, отыскав бесчисленные тропки между камнями.

Фесс остановился. Опираясь на посох, полез вверх – огонёк плыл себе всё вперёд и вперёд, несмотря на то что ход – или, вернее, лаз – становился всё теснее и теснее. И когда некромант решил, что на сей раз застрял окончательно, его голова и плечи внезапно оказались на свободе.

Пещерка вывела его на самое дно громадной каверны. Наверное, она была даже больше, чем пещера Сфайрата. Где-то впереди, во мраке глухо шумел поток. Щель, заваленная грудами битого камня, казалась совершенно незаметной; несколько мгновений Фесс растерянно озирался, не зная, куда направиться дальше, потому что путеводный огонёк тоже остановился, спокойно зависнув в шести футах над поверхностью.

Фесс задрал голову и только теперь увидел наверху проходящий вдоль стены дощатый помост, подпёртый косыми упорами. Пришлось карабкаться вверх, на высоту примерно в четыре человеческих роста, и почти по гладкой стене. Магию некромант в ход не пускал, и, когда он наконец перевалился через край помоста, дышал тяжело и лоб его весь покрылся потом.

Огонёк снова приободрился, затанцевал, задвигался, словно приглашая следовать за собой. Фесс не заставил себя ждать.

Помост тянулся долго. Добротная конструкция, толстенные подпорные брусы, прочные доски толщиной в руку – гномы ладили крепко. Тем не менее он казался покинутым. Признаки небрежения так и бросались в глаза – крепёжные скобы проржавели, доски во многих местах прогнили и выкрошились, перила обвалились. То ли этой частью подземелий Подгорное Племя давно уже не пользовалось, то ли…

То ли его отсюда прогнали, подумал некромант, внезапно уловив слабый, но чёткий сладковатый запах тления.

Фесс остановился. Кровь бежала быстрее с каждым мигом. Он почувствовал опасность. Знакомую, можно даже сказать – привычную. Впереди его поджидало отнюдь не древнее чудище, невесть как пробудившееся от многовекового сна и теперь гонимое голодом, вовсе нет. Неупокоенные. Самые обычные, вылезшие из могил неупокоенные. Зомби, старые скелеты, мумифицированные останки – твари, жившие теперь второй жизнью, движимые одной лишь страстью – убивать живых.

Огонёк тревожно заколебался в воздухе, словно тоже стараясь предупредить некроманта.

– Я помню, что ты сказал мне, Сфайрат. – Фесс не сомневался, что дракон слышит его сейчас. – Я не знаю, почему ты не покончил с этой Нежитью сам, но я выполню свою работу. Пусть даже мне никто за неё не заплатит.

Он перехватил поудобнее посох. Торопиться не следовало. Темнота была верным союзником неупокоенных. Конечно, в таких случаях ордонансы и наставления советовали прибегать к ритуальной магии. Пентаграммы, изменяющие и перенацеливающие ток магических энергий. Редкие ингредиенты, природой созданные адсорбенты и релизаторы^[4] колдовских энергий. Применённое в должной пропорции, умело и аккуратно, всё это в принципе должно было позволить некроманту одержать верх, даже не вступая в ближний бой с тварями.

Фесс заколебался. После эгестского разгрома ему как никогда хотелось именно схватки грудь на грудь; окажись при нём меч, он вообще, быть может, предпочёл бы изрубить неупокоенных на мелкие куски, подкрепляя каждый свой удар магией, но…

Нет, он не будет рисковать. Он станет очень, очень, очень хорошим некромантом. Минимум Чёрного колдовства. Максимум результата.

Его вещи, спасённые эльфами, должны были найтись, это ему тоже обещал дракон, но сейчас у Фесса не было ни одного из потребных ингредиентов. Всё, на что он мог рассчитывать, – это гептаграмма и в качестве крайнего средства – его посох, если всё-таки придётся сойтись врукопашную.

Неплохо было б провести сейчас кошачий гримуар, почерпнуть силы, но… тут, в пещере, не отыскать было и пары захудалых летучих мышей, не говоря уж о кошках.

Фесс начал торопливо чертить магическую фигуру, выцарапывая линии семилучевой звезды прямо на тёмных досках настила. Неупокоенные не приближались, но времени у некроманта было в обрез – нежить обладает редкостным умением чуять живых. И тогда, лишённые страха смерти, движимые одной лишь ненавистью, они атакуют. И будут атаковать до тех пор, пока он не перебьёт их всех.

Конспекты и чертежи остались в его вещах, но память, как оказалось, цепко хранила всё необходимое. Семь лучей. Семь символов стихии и иные проявления великой Животворящей силы. Теперь Фесс знал, откуда она взялась, и это странным образом помогало.

Пламя. Ветер. Вода. Земля. Растущее на ней. Ходящее по ней. Мыслящее на ней. Семь символов Светлой магии. Изменённые, искажённые, потому что им предстояло не дарить жизнь, а отнимать. Вернее, отнимать не настоящую жизнь, а лишь её жуткое подобие, но… Неожиданно Фесс поймал себя на мысли – а что происходит с душами тех, чьи тела столь безжалостно вырваны из могильного покоя? Что, если они испытывают боль, страх, ненависть, скитаясь там, за пределами мира живых? Что, если каждый его молодецкий удар отзывается рвущей не существующие уже внутренности, но от этого не менее реальной болью в неприкаянной душе того бедняги, чьё тело – не по его вине! – оказалось здесь?..

Саттарская ведьма, подумал некромант. Саттарская ведьма… тебя было жалко, но что ты сотворила с десятками и сотнями спокойно спавших?.. И что творил с ними ты сам, Кэр Лаэда, когда твои заклинания взрывали и обращали в каменную пыль старые склепы эгестского кафедрального собора?..

Некоторое время он стоял, прислушиваясь. Неупокоенные были близко, но отчего-то ни один из них не сделал попытки приблизиться. Семилучевая звезда начала слабо светиться, лёгкие зеленоватые лучи пробивались сквозь доски, и Фесс вновь поразился тому, насколько же легко действует здесь это заклинание, – а попробовал бы он применить его, скажем, в Кинте Дальнем!..

Следовало торопиться.

Некромант крадучись двинулся вперёд, и даже огонёк его слегка приугас, точно понимая серьёзность момента. Настил стал понижаться – или, скорее, это поднималось дно пещеры. Запах тления усиливался. Чувства не обманывали – впереди на его пути засела кучка неупокоенных. Скорее всего зомби, хотя нельзя было исключить и бродячих костяков. Так или иначе, ему следовало выманить их, увлечь за собой – прямо к своей звезде.

Обогнув выступ скалы, он услыхал какое-то странное не то хрюканье, не то фырканье, не то урчание – всё вместе; потом донеслось и клацанье зубов. Помост стал совсем низким, перила исчезли. Шагах в десяти от настила Фесс увидел катящую свои тёмные воды подземную реку. Огонёк внезапно и резко метнулся вверх, вспыхнул ярко, настолько ярко, что некромант принуждён был даже на миг зажмуриться. Увиденное врезалось ему в память, словно высеченное резцом; и в тот же миг, не мешкая, он резко бросился бежать обратно. Бежал, со злой радостью слыша за спиной тяжёлый топот и скрип костей.

В короткое мгновение вспышки он увидел перед собой шестерых. Четверо неупокоенных, судя по всему, были обычными зомби: в меру истрёпанные, в меру разложившиеся, у одного сломана рука, и обломок острой кости торчал из лохмотьев плоти на левом плече, ещё двое – скелеты в ржавых рогатых шлемах, со столь же ржавыми клинками в бесплотных пальцах.

Но поразило некроманта, само собой, не это. И даже не вид растерзанного тела, лежавшего на земле, – в том, чтобы убивать живых, и заключается единственный смысл существования неупокоенных; шестеро тварей, бестий, вырванных из могил страшным и злым чародейством, ели ещё тёплую плоть того несчастного, которого им невесть как удалось схватить здесь, в глубинах земли.

От одного этого вида желудок некроманта скрутило жестоким спазмом. Никогда, никогда, никогда ни один трактат не говорил о том, что неупокоенные