– Мой отец, великий маг, и склоняется перед «мощью Судьбы»? – удивилась Лидаэль. – Вся твоя жизнь есть вызов, брошенный Року!

Горджелин вздохнул.

– Молодость считает, что в разбивании лба о каменную стену есть великий смысл, цель и тайна. Зрелость полагает, что символы – храбрость, честь, достоинство и прочее – хороши, но лишь до той поры, пока не встают на твоей дороге к чему-то по-настоящему важному. Спасти родной город ценой предательства? Приносить в жертву неповинных ни в чём людей, быть может, даже стремясь к возвышению и власти – а в конце концов открыть… ну хотя бы эликсиры, справляющиеся с массовыми эпидемиями?..

– Баргауза Неистовая… – пробормотала Лидаэль. – Эликсиры и снадобья против чёрной смерти, красного мора, летучей проказы и…

– Вот именно, – перебил её Горджелин. – Баргауза, обезумевшая чародейка, чьё сердце жестоко разбил некий прекрасный, но чёрный душою принц – пошла на жуткие преступления, дабы «составить идеальный эликсир истинной Любви». В этом не преуспела, но оставила нам подробнейшие рецепты снадобий, коими пользуется теперь множество лекарей по всему Хьёрварду. Так сказать, побочные результаты изысканий. Впрочем, – он поднял руку, – я не собирался рассуждать о добре и зле. Скорее о том, что надо выбирать те бои, что действительно важны. О том, что порой надлежит пожертвовать и собственной честью, и добрым именем, и славой, чтобы достичь истинного. В этом – в определении истинного – и состоит миссия настоящего чародея, дочь. А не в том, чтобы «бороться с Судьбой» только ради того, чтобы «не подчиняться Року» и так далее. Красивые фразы важны и нужны, но… не везде и не всюду. Поэтому и нам не стоит ими увлекаться, впереди ещё дальняя дорога. А Губителя с Возрождающей предоставим пока что их собственной судьбе.

Дни складывались с днями, постепенно легчал плот, что со скрипом полз каменистой дорогой. Вокруг них по-прежнему расстилалась мёртвая страна, пальмы исчезли, сменившись низкими колючими кустами, что стлались по камням, цепляясь, карабкались по скалам; по ночам в расщелинах перекликались бесплотные голоса – но на них уже никто не обращал внимания. Ни один из бестелесных обитателей этих мест не дерзал приблизиться, и не они были заботой путников.

Не они, совсем нет.

– Силу… словно штормит здесь, отец. – Лидаэль застыла у костра, глаза зажмурены, пальцы прижаты к вискам. – Полный хаос.

– Я б сказал – не штормит, но кто-то будто камни в пруд мечет, – заметил Аратарн. – Не сказать даже – ложкой в котле мешает, тогда движение упорядоченным выйдет.

– Или так, – не стала спорить Лидаэль. – Отец, ты знаешь, что это значит?

– Догадываюсь, – буркнул Снежный Маг. – Кто-то замешивает жуткое тесто, земля и вода пополам с силой.

– Зачем? Неужели…

– Ты права, дочь. Нужны воины, новые гиганты, а может, карлики. Лишённые души големы, послушные, не ведающие сомнений.

– Но кто может затеять подобную волшбу? – изумился Аратарн.

Горджелин пожал плечами.

– Таких хватает. Начиная от тех же Новых Магов. Но, опять же, если эта каша и варится, то вариться будет ещё долго. Земля закипает неспешно, а нам надо торопиться.

И они торопились. Аратарн приучился не удивляться медленно всплывающим из-под земли скалам, словно хребтам исполинских чудовищ; привык уступать дорогу неспешно ползущим холмам, на чьих склонах открывались зевы пещер, точно глаза или рты; не удивлялся, потому что и Горджелин Равнодушный, в полном соответствии со своим прозвищем, не обращал на всё это никакого внимания.

– Ещё немного, – подбадривал он своих юных (во всяком случае, внешне) путников.

– Кенотаф близко?

– Кенотаф или не кенотаф, но уже близко.

– И мы должны будем его взломать, – кивнула Лидаэль. – Что бы мы там ни обнаружили.

– Да. Причём я по-прежнему до конца не понимаю, что именно мы там можем найти.

С каждым днём всё подвижнее становилась земля вокруг; вздувались исполинские пузыри, лопались с оглушительным треском; колючие кусты исчезли, уступив место полурастениям-полуживотным, напоминавшим не то огромных змей, не то чьи-то щупальца.

– Спрут сухопутный… – заметил Горджелин, указывая на поднявшийся прямо среди валунов холмик.

Холмик встряхнулся раз, другой; земля, песок, мелкие камешки скатывались с плотной фиолетовой чешуи; щупальца разматывались, тянулись во все стороны и вдруг отдёрнулись, словно коснувшись раскалённого металла – почуяли силу путников.

– Тварь Междумирья, – пояснил Снежный Маг, не поворачивая головы.

– А что она тогда здесь делает?

– Вот и я бы хотел это знать, дочка. А особенно – кто притащил её сюда. Даже больше, чем «для чего».

– Всё узнаем, – посулил Аратарн.

…Уже их скорее удивили бы недвижно стоящие горы – потому что таковых в округе, похоже, совершенно не осталось. Всё плыло, двигалось, смещалось, опускалось в земные глубины и вновь выныривало. Твари Межреальности поселились меж плавающих скал, островки Дикого Леса поднимались на обнажившихся костях земли.

Незримые потоки силы свивались тугими косами, сплетались и вновь расплетались. Крутились водоворотами, закручивались спиралями, уходя куда-то в земные глубины. От этого кружилась голова, у Лидаэли сбоили сложные заклинания, Аратарну хотелсь что-нибудь сжечь или разнести на мелкие кусочки, просто ради чистого уничтожения.

– За этой скалой, – хрипло сказал Горджелин. Он тяжело опирался на посох, плечи его поникли, щёки ввалились, словно чародей голодал уже неделю или даже две.

Они даже не попытались обойти серую громаду, всю покрытую разноцветными шевелящимися пятнами Дикого Леса. Дождались, пока она сама отползёт в сторону.

Ветры магии взвыли в ушах – правда, услыхать это могли одни лишь чародеи.

Открылось пустое ровное пространство, аккуратно засыпанное жёлтым песочком, словно цирковая арена. Вокруг, будто стая косаток, ходили островерхие скалы, однако на «арене» не шевелилось ни единой песчинки.

В поперечнике этот своеобразный глаз бури составлял примерно две сотни локтей и был абсолютно гол. Никаких тебе кенотафов, алтарей, жертвенников или чего-то подобного. Нагой песок.

– Значит, в глубине. – Аратарн проговорил вслух то, о чём подумали все трое.

Горджелин кивнул, закашлялся.

– Отец? Что происходит?

– Кто бы ни обустраивал это место, – чародей сплюнул кровью, – он сумел устроить так, что рождённому Истинным Магом тут очень несладко.

– Почему же я ничего не чувствую? – удивилась Лидаэль.

– Потому что я тебя прикрываю и всё забираю себе, – раздражённо буркнул Равнодушный. – А не забирать нельзя, ты просто не выдержишь, девочка. Я-то чистое потомство Истинных, а в тебе половина эльфийской крови. Прости за прямоту, но тебе не сдюжить. Погоди метать громы и молнии! Драки на всех хватит. Ну, не стойте! Дочь, заклятия поиска. Аратарн, сторожевые и дозорные чары. Я для вас расплету сколько-то силы.

– Расплету?..

– Преобразую, иначе у вас ничего не получится. Начали!

Посох вонзился в песок, и жёлтая струйка, словно змея, поползла вверх, обвиваясь вокруг древка.

– Начали, кому сказал! – каркнул Горджелин, кладя обе руки на оголовье посоха.

Аратарн вздрогнул – хаотически мечущаяся сила вдруг вернулась к прежнему стройному, спокойному, неторопливому течению, которое опытный маг даже и вовсе не замечает.

Лидаэль уже что-то бормотала, помогая себе жестами. Понятно – не хотела рисковать, самые действенные чары – по-прежнему те, что налагаются при помощи жеста с инкантацией. Могущественнее их только рунные с символьными, но они грозят сильной отдачей, если маг зацепит что-то по-настоящему опасное. Были мастера, что умели обходить это неудобство, но Лидаэль к ним пока что не относилась.

Сам Аратарн всему предпочитал боевые заклятия, тонкие и сложные конструкты настоящих дозорных чар давались ему с трудом. Настоящих – в смысле на скрытые магические угрозы, а не просто на монстра, что попытается полакомиться спящими у походного костра.

Пришлось, в общем, постараться. Жесты у него получались грубоватыми, недостаточно отточенными; отец Лидаэли не преминул бы, наверное, ехидно заметить – «да где ж тебя такому учили?».

Именно, что нигде и не учили. Сам набрался.

Сторожевые чары у Аратарна вышли не просто так, а какими-то смахивавшими на пауков серебристо-призрачными тварюшками, что сноровисто расползись во все стороны. Собственно, он слепил их прямо из силы, послав в дозор – пусть смотрят.

Лидаэль меж тем закончила свои манипуляции и вдруг резко схватила его за руку – как встарь, словно они вновь сражались с настигающей их Ордой возле неприступных серых скал Ар-ан-Ашпаранга, в самую первую их встречу.

И, как тогда, сила их двоих несказанно превзошла мощь каждого по отдельности.

Песок задрожал, тут и там закружились пылевые вихри. Пока невысокие, едва по колено, но сын Губителя чувствовал – это только начало. Сила втягивалась в песок, он пил её жадно, словно пустыня внезапно пролившийся на неё дождь. Ладонь Лидаэли подрагивала в руке Аратарна, тёплая, живая, родная, и он вдруг подумал, совсем некстати и не к месту, как же ему не хватало этого тепла, этой удивительной, возникающей только когда они вместе, силы, способной сносить горные вершины и повергать во прах армии.

Пальцы Лидаэли сделались из тёплых горячими, из горячих – раскалёнными. Сила так и текла, пронзая песок множеством незримых игл, и каждая тянула за собой бесконечную нить, чутко отзывавшуюся на любую дрожь магии.

– Есть! Есть! Отец, в глубине – двадцать локтей – средоточие!..

Разбежавшиеся и притаившиеся паучки Аратарна враз подняли тревогу. Сила пробудилась, дрогнула, медленно и неотвратимо поднимаясь на поверхность.

Тёмная, глухая, мрачная.

Это Аратарн ощутил сразу.

Безумная надежда – а вдруг это отец?! – вспыхнула и тотчас угасла.

Нет. Не он.

Горджелин резко выдернул посох, вскинул наперевес, словно самый обычный шест в руках деревенского драчуна. Ровное течение силы мигом исчезло, сменившись бушующим хаосом.

Что-то поднималось из песчаного лона, медленно и торжественно, ни от кого не скрываясь.

– Ко мне! – гаркнул Снежный Маг.

Лидаэль с Аратарном не разжали рук, хотя сыну Губителя казалось – он сжимает в ладони раскалённый докрасна слиток.

Вот дрогнул и вздулся горбом жёлтый песок. Вот он раздался в стороны, и на поверхности появился иссиня-чёрный куб, не из камня, дерева или какого-то иного материала, но куб идеальной тьмы, сплошной, непроглядной – и не отбрасывающей тени.

Солнце померкло, словно кто-то накрыл небо исполинским закопчённым стеклом. Тьма расползалась от чёрного куба, растекалась волнами, затопляя песчаную пустошь, а над самим камнем поднималась, точно вырастая из него, призрачная тёмная фигура, колышущиеся покрывала мрака, посреди которых угольями горели два алых глаза.

Горджелин не выдержал – зарычал.

– Давненько не виделись, Снежный Маг, – пронёсся над песками бесплотный шёпот, тень качнулась, глаза вспыхнули ярче. – Забыл меня, да, Горджелин, двоюродный брат мой?

– Чёрный… – выдохнул Равнодушный.^[3]

Лидаэль охнула. Аратарн ссутулился, встряхнул кистями рук. «Сейчас будет славная драка», – мелькнула мысль.

– Вижу, вы меня помните. Рад, рад, признаюсь, рад. Давненько поджидал, что и говорить.

– Поджидал? – мрачно переспросил Горджелин. – Ровно кот ничего не подозревающую мышку? Для чего и зачем, позволь узнать? И, значит, это всё, – он качнул посохом в стороны, – твари Междумирья, Дикий Лес, бродячие скалы – твоих рук дело? Но зачем, чего ты хочешь?

– Сколько вопросов сразу, – усмехнулся призрак. – Конечно, моих. Чьих же ещё? Много ты знаешь чародеев в Большом Хьёрварде, способных на такое?

– Не знаю ни одного, – буркнул Горджелин. – Так что ты затеял здесь, воплощение Тьмы? Отчего ты не со своим Поколением? И отчего не явился прямиком в мой замок, если искал встречи?

– Я ждал, потому что вы должны были быть готовы. Потому что должен быть готов и я. Тьма – великая пророчица, всё, чтобы было, есть, и будет отражено в Ней – или памятью об уже свершённом, или предсказаниями о том, чему только суждено свершиться. А что до Поколения… Мои наставления им слишком скучны. – Тень на вершине куба пожала плечами. – Я избавил их от крупных неприятностей – что поделать, родная кровь, как-никак! – но они ещё не готовы, чтобы я учил их дальше. Должны подрасти. К тому же у нас есть куда более срочные дела, Равнодушный.

– Одни загадки, – зло сощурился Снежный Маг. – Но я так и не понял, для чего мы тебе, дражайший кузен. Мы же если и искали кого в здешних местах, то не тебя.

Алые угли глаз закрылись и вновь открылись, словно Чёрный мигнул.

– Вы здесь для того, чтобы снять Проклятие Эльфрана, – заявил он. – Ничто иное и не могло привести вас в Южный Хьёрвард, это совершенно точно. Любовь и чувство вины гонят тебя вперёд, Горджелин, дорогой кузен, гонят вернее жалящих бичей. Ты, Лидаэль, никогда не смиришься с судьбой, постигшей твою мать. А ты, Аратарн, ты никогда не оставишь ту, которая уже часть тебя и твоего сердца.

Аратарн глухо зарычал. Пальцы Лидаэли вдруг сильно-сильно сдавили ему ладонь.

– Вы долго искали фокальную точку, где, как тебе казалось, дорогой кузен, и скрыта разгадка. «Кенотаф», да? Охраняемый могучими силами, который нужно разрушить – и там будет указание, где кроется второй фокус проклятия, я же прав? И ты был почти уверен, Равнодушный, что поиск укажет тебе на Камень Тоэй в Эльфране, со всеми его смешными Высокими Домами – или Дома были Великими?

– Ты явился сюда издеваться над нами, могучий? – глухо сказал Аратарн. – Ты можешь быть очень силён, но это не делает тебе чести. И что тебе до наших забот?

– Вы нужны мне, а я нужен вам, – без обиняков заявил призрак. – Никто не оскорбляет тебя, юноша, я лишь пытаюсь объяснить, что без меня Проклятие вам не снять. У него нет никакого вместилища, нет фокуса, оно ни к чему не привязано. Это сильнейшее из проклятий, когда-либо наложенных под небом этого мира – да и многих иных. Тебя ввели в заблуждение мои приготовления, кузен, – Чёрный небрежно кивнул в сторону ползающих скал, – но ты, сын Истинных Магов, решил, что всё дело в каком-то артефакте! Что достаточно будет разрушить оба фокуса – и Проклятие сгинет! Родственник, родственник, ты огорчаешь меня.

Горджелин резко выпрямился, Аратарну показалось – он слышит, как хрустит древко посоха, судорожно стиснутое сухими длинными пальцами.

– Если тебе, родственник, нужна наша помощь – я бы на твоём месте воздержался от подобных речей.

Сущность на вершине чёрного куба некоторое время молчала. Потом, словно через силу, призрак произнёс:

– Что ж, в таком случае не стану ходить вокруг да около, однако всё же придётся объяснить вам… некоторые тонкости. Я прозываюсь Чёрным, у меня особое сродство к Тьме. Я слышу многое, Тьма подхватывает и доносит до меня самые дальние, самые слабые отзвуки. Нашему сущему, нашей Вселенной уготовлен поистине ужасный конец, Горджелин.

– Я слышал это много раз, – перебил Снежный Маг. – Всё имеет своё начало, всё имеет свой конец, даже сущее, нас окружающее. Что дальше?

– Дальше? Известные тебе Дальние – последний инструмент Творца, и он не зря помещён в наши пределы. Ему надлежит умертвить всё и вся, использовав силу великого множества душ, – для того, чтобы вновь обратить нашу Вселенную в один строго упорядоченный кристалл. Сперва огромный, затем он станет уплотняться, уплотняться и уплотняться, до тех пор, пока вновь не сделается монадой, абсолютной, вечной, неразрушимой – зародышем будущего Творца, и тогда цикл начнётся вновь.

– И это я уже слышал, но теория…

– А я, Чёрный, не желаю сгинуть в этой катастрофе, – призрак повысил голос. – Моё существование мне отчего-то нравится. У меня, видишь ли, большие планы. Поэтому я готовлю инструмент вмешательства в эту последнюю битву, когда Дальние сокрушат всех, кто дерзнёт противустать им – нет, не для того, чтобы одержать над ними победу, но чтобы пережить эту… упаковку в изумрудном кристалле. Если угодно – заснуть и вновь проснуться в новом, свежем, только что сотворённом мире. Но проснуться мною, Чёрным, со всеми моими силами и знанием.

– Прекрасное намерение, – усмехнулся Горджелин. – И каким же образом?

– Здесь-то мне и понадобится ваша помощь. – Пелена непроглядной тьмы колыхнулась, словно указывая на застывшего Аратарна. – Я знаю, кто твой отец, юноша, знаю, чего ты ищешь многие годы. Я ищу того же. Отыскать Губителя и его вечного соперника – Возрождающую, инструменты, потерянные Молодыми Богами, но так необходимые нам теперь.

Аратарн почувствовал, как земля уходит из-под ног.

– Отыскать отца? Так это возможно, ты знаешь, где он, что с ним стало?!

– Они с Возрождающей так и длят свой бой, – ответил Чёрный. – Во всяком случае, такую весть приносит мне Тьма. Эхо их битвы разносится далеко, очень далеко… Но если б найти их было просто, я давно бы уже это сделал. Нет, требовалось хорошенько подготовить дорожку, – алые уголья глаз словно бы сощурились в усмешке, – и дождаться вас. Дождаться тебя, кровь Губителя.

– Что ж, кое-что ты разъяснил, – кивнул Горджелин. – Но что же дальше? Ты найдёшь Губителя и Возрождающую… а потом?

– А потом мы создадим нечто вроде вечного двигателя, – ухмыльнулся Чёрный, пониже пары алых глаз появился серый росчерк, словно улыбка.

– Вечный двигатель возможен только при использовании потока магии, механически это…

– Совершенно верно, кузен. Механически такое не исполнить. Но магически – вполне. Губитель и Возрождающая – две части этого primum movens^[4]; с их помощью мы замкнём идеальную сферу, которая скроет нас, когда этому миру придёт пора умереть.

– И что же? Этот primum movens каким-то образом уцелеет в Пламени Неуничтожимом?