…Их было много, и в кадет полетели отнюдь не снежки, а булыжники, бутылки и прочее. Хорошо, что старший кадет не растерялся, не позволил мальчишкам рассыпаться, влезть в драку; собрав александровцев, он бегом повёл их на прорыв. Пострадала только шинель Льва Бобровского, на котором повисли двое.

– Но я им дал! Дал! – завопил Лев, не выдержав.

– Дал, дал, – согласился справедливый Петя. – В общем, на этом-то и всё, Ирина Ивановна…

– Как это всё! Как это всё! – возмутились остальные. – Ты чего, Нитка?!

– Ну хорошо, хорошо. Как мы сквозь слободу проскочили, так стрельба и началась.

Госпожа Шульц на миг зажмурилась, выдохнула и вновь открыла глаза.

– Как это произошло, Петя?

Но тут уже все новоприбывшие загомонили разом.

Выходило, что палить начали сразу и чуть ли не со всех сторон. Потоки людей двигались по проспекту Павла Первого, мимо Коннетабля, сворачивая затем направо, к дворцу. И там что-то случилось, неведомо что, но стрельба вспыхнула моментально и во множестве мест.

– Во множестве мест… – мертвенно повторила Ирина Ивановна.

И точно – винтовочная перестрелка слышалась теперь со всех сторон. Палили и в Александровской слободе, и к северу, возле Мариенбурга. Палили и совсем рядом, у вокзала, что так и не успели восстановить.

А потом выстрелы стали приближаться. И рёв толпы. Федя вдруг очень чётко представил, как по их Корпусной улице катится сплошной живой вал, весь ощетинившийся штыками, сверкающий злыми вспышками выстрелов…

Зачем они сюда? Что им тут делать?!

– Господа кадеты, – Ирина Ивановна поднялась, – прошу всех надеть тёплую одежду, как для похода. Спускаемся вниз.

Притихшая и замолкшая седьмая рота повиновалась.

– Петь, Петь, а что же там?..

– Стреляют они там, – выдохнул Ниткин, вновь влезая в шинель. – Не пойму, откуда оружия столько?.. Ой!..

Со звоном треснуло, покрывшись паутиной трещин, пробитое пулей оконное стекло. Петя застыл, остолбенев и глядя на округлую дырку посреди панели. Федя пихнул друга в спину, затолкав под кровать, и вовремя, потому что тотчас стекло оказалось пробито ещё одной пулей.

– Выходи! Выходи! – Дверь распахнулась, Ирина Ивановна на миг мелькнула в проёме.

Седьмая рота – все, кто добрался до корпуса, – столпилась вокруг госпожи Шульц.

– Спускаемся вниз. – Она была бледна, но голос оставался твёрд. – Вниз, в подвал корпуса.

– Мы умеем стрелять! – возмутился Севка Воротников.

– Тихо! Стрелять, господа кадеты, в корпусе есть кому.

И точно. Ирина Ивановна не успела договорить, а выстрелы затрещали часто-часто и совсем близко.

Дверь ротного зала распахнулась, влетел, едва не растянувшись на пороге, не кто иной, как сам Илья Андреевич Положинцев.

– Госпожа Шульц! Ирина Ивановна!.. Толпа штурмует корпус! Константин Сергеевич велели передать, чтобы вы уводили мальчишек!

– Где сам подполковник?

– Где ж ему быть, – скривился Илья Андреевич. – У ворот… а может, уже и в вестибюле. Уходите, Ирина Ивановна! Немедля! Сюда, по главной лестнице! Где ваше пальто?

– Здесь. Я готова.

Госпожа Шульц и в самом деле подхватила одежду и шапочку, махнула седьмой роте:

– За мной!

Они бежали по широким пологим ступеням, мимо вазонов с пальмами и портретов отличившихся выпускников, всё ниже и ниже, а выстрелы гремели всё ближе и всё чаще. Илья Андреевич замыкал шествие, однако он почему-то одеваться не спешил.

Протопали все марши, оказались на первом этаже. Ирина Ивановна с Положинцевым осторожно выглянули…

Взрыв грянул прямо у дверей главного вестибюля. Высоченные резные створки сорвало с петель, всклубились дым и снег, над самым ухом грянули выстрелы.

– Вниз! – Илья Андреевич с неожиданной ловкостью извлёк из-под полы чудовищных размеров маузер. – Вниз, скорее, уходите, да уходите же! Я их задержу!..

– Илья Андреевич!..

– Ира, уходи немедля!.. – сорвался Положинцев, забыв даже о вежливости.

В разбитые двери корпуса, пятясь, отступали его защитники – сколько-то старших кадет с карабинами, офицеры-воспитатели. Сверху по главной лестнице затопало сразу много сапог, лязгнуло железо, Федя услыхал брошенное второпях: «Расчёт! С пулемётом сюда!..»

Ему показалось, что это был голос Двух Мишеней.

В следующий миг его почти оглушила длинная очередь.

– Вниз! Да вниз же! – Илья Андреевич весьма неделикатно сгрёб Ирину Ивановну в охапку, с неожиданной силой толкнув к лестничному спуску. – Вниз, в подвал, и налево! Сразу налево! Первый поворот!

– А вы?! Вы, Илья Андреевич?

– Сказал же, я их задержу! Быстрее, да быстрее же!

На миг умолкнув, в главном вестибюле вновь ударил пулемёт, взорвалась граната.

– Седьмая рота, за мной! – звонко скомандовала Ирина Ивановна.

В подвале горел свет, и выстрелы над головами грохотали уже куда тише. Только тут Федя понял, что они с Петей Ниткиным всё это время держались за руки.

Кадеты кубарем скатились вниз по ступеням.

– Давайте, давайте, влево первый поворот! – торопил их Положинцев. – Скорее, да скорее же!

Взрыв. Взрыв. Взрыв наверху, и вопли людей, полные ярости и боли. Пулемёт повёл очередь и захлебнулся. Грохот боя тотчас надвинулся.

– Сюда! Скорее!

Кадеты припустили, Ирина Ивановна – замыкающей. Положинцев куда-то исчез, словно испарился.

– Куда дальше? Дальше куда? – Оказавшийся впереди Севка Воротников метнулся туда-сюда.

Над головами часто-часто гремели выстрелы, надсаживаясь, орали люди. Кто-то – непонятно кто – прорвался в корпус; потянуло дымом.

– Бегом! – Ирина Ивановна рванула свой ридикюль; в руке её оказался плоский дамский браунинг.

Что-то взорвалось совсем близко, за спинами. Со звоном лопались лампочки, свет почти погас.

– Ирина Ивановна! – Федя бросился назад, к наставнице. Вместе с ним – Петя Ниткин и почему-то Костька Нифонтов.

Наверху палили, палили и палили, где-то рядом топали тяжеленные сапожищи.

– Седьмая рота! За мной! Сюда! И бегом по коридору! – вдруг грянул отлично знакомый голос.

Две Мишени. А за ним – капитан Ромашкевич.

Так, наверное, спускаются ангелы.

– Константин Сергеич! – завопили кадеты. – Александр Дмитриевич!

– Тихо! Тихо, господа! Что я сказал – бегом марш! Капитан Ромашкевич, головным! Выводите ребят!

– Всё понял, выведу! – Ромашкевич бросился к голове роты. – За мной, кадеты, за мной!..

– Ирина Ивановна! – Две Мишени, однако, кинулся в противоположном направлении. – Ирина Ивановна, вы целы?

– Цела, цела, – несколько сварливо бросила госпожа Шульц, изрядно удивив этим Фёдора – она словно и не рада, что Две Мишени вернулся!.. – А вы, господин подполковник?

– Цел, цел, – в тон ей отмахнулся тот. – Что со мной будет!

– Что там творится?

– Потом все расспросы, Ирина Ива…

Выстрелы грянули над самой головой. По узким ступеням, по той самой чёрной лестнице вниз скатилось человеческое тело, нелепо колотясь о камень.

– Сюды! – заорал кто-то наверху. – Сюды давай!

Ирина Ивановна и Две Мишени разом вскинули руки одинаковым жестом. Два браунинга ответили огнём, и сверху донеслась чёрная подсердечная брань.

– Фимку! Фимку убили! – истерично взвизгнул женский голос. Что-то пролетело в воздухе, ударилось о стену; Две Мишени резко пнул это что-то, отшиб далеко в сторону, а затем, широко расставив руки, почти что рухнул на кадет и госпожу Шульц, прикрывая их собой и разом заталкивая за угол.

Взрыв – у Феди в голове зазвенело, мир закружился; сверху уже топали ноги, грянул винтовочный выстрел, за ним ещё.

– Дьявол! Сколько ж у них гра…

Взрыв.

– Тут нельзя оставаться! Прорываемся! К мальчишкам!

Но сверху уже валом валили люди с винтовками, в чёрных пальто и бушлатах, вроде как флотских, без знаков различия; выстрелы загремели и в дальнем конце подвала, туда тоже ворвались нападавшие.

И тут Федю осенило.

– Сюда! Скорее!

Господи, помоги, взмолился он. Помоги отыскать правильную дверь!..

Стоп, да вот же она. В узкой нише, почти скрытая за стояками труб. И – незапертая.

– Что это, кадет?!

– Вниз! Вниз! – только и мог выдавить Федя.

Ирина Ивановна опомнилась первой. Решительно распахнула дверь, шагнула внутрь.

– Константин Сергеевич!.. Да помогите же мне, мальчики!

Они почти втащили подполковника внутрь. Закрыли дверь. Подперли старым ржавым ломом.

Здесь, однако, их встретила кромешная тьма.

– Что это? – услыхал Фёдор шёпот госпожи Шульц.

– Старый подвал, самый старый, – так же шёпотом отозвался Две Мишени. – Надо же. Думал, его наглухо заколотили давным-давно…

– Надо спускаться, – вдруг сказал Петя Ниткин. Сказал очень спокойно и очень рассудительно. – Иначе нас…

– А ты откуда знаешь? – прошипел молчавший до этого Костик Нифонтов.

– Знаю, – с прежним спокойствием сказал Петя.

– Света нет. – Две Мишени принялся рыться в карманах. – Сейчас, у меня были спички…

– Там, внизу, мешок с припасами. Там и фонарь, и свечки.

– Кадет Ниткин! – ахнула было Ирина Ивановна, однако подполковник быстро приложил палец к губам – голоса раздавались совсем быстро. Грохнул выстрел – похоже, палили просто так, во все стороны.

Вспыхнул фонарик. Две Мишени зажёг свечу, вручил её Косте Нифонтову.

– Потом станем разбираться, Ирина Ивановна, – сказал примирительно. – Не прожигайте, прошу вас, кадета Ниткина взглядом. Напротив, кадету Ниткину стоит вынести благодарность – за сделанное признание. Нам этот припас очень поможет…

Они медленно и осторожно двинулись прочь от ведущих наверх ступеней.

– Всё будет хорошо, – шепнул Две Мишени. – Верные войска должны вот-вот подойти. Капитан Ромашкевич выведет седьмую роту. Всё будет хо…

Бабахнуло; потерна наполнилась дымом.

– Дверь взорвали, – Ирина Ивановна развернулась, поднимая браунинг.

– Смотрите! – вдруг дернул её за рукав Костя Нифонтов.

Из-под двери в боковой стене потерны пробивался слабый свет. Две Мишени, ничтоже сумняшеся, рванул створку.

Потрескивая и стреляя искрами, здесь высилась невиданная электрическая машина. Опутанная кабелями, усеянная, словно глазами, желтоватыми стёклами циферблатов.

Она работала. Неведомо как и занятая неведомо чем.

По коридору топали многочисленные сапожищи, кто-то орал, вопил, толпа приближалась.

Две Мишени пожал плечами, тщательно осмотрел браунинг.

– Ирина Ивановна…

– Понимаю, – кивнула госпожа Шульц. – Надо прикрыть детей. Может, они успеют. Но… Константин Сергеевич, дорогой. У меня к вам просьба. Я… я не должна попасть к ним в руки. Не должна попасть живой. Вы понимаете меня?

Подполковник на мгновение закрыл глаза. Вновь открыл и резко, отрывисто кивнул.

– Обещаю вам это, Ирина Ивановна. Слово офицера.

– Тогда… – начала госпожа Шульц, и тут за дверью заголосили:

– Заперлись! Изнутри! Есть там кто-то! Точно, есть! Ерохин, давай лом! Петюнин, топор!.. А ну открывай, твари! Открывай, хуже будет!..

– Попили нашей кровушки!.. – взвыл женский голос.

Ирина Ивановна склонилась к Фёдору, Пете и Косте.

– Сейчас они начнут ломать дверь, – сказала она очень спокойно. – Мы её откроем. И… будем стрелять с Константином Сергеевичем, покуда хватит патронов. А вы – бегите. Как можно быстрее. Постарайтесь выбраться из корпуса. Прячьтесь. И… храни вас Бог. – Она быстро перекрестила каждого.

Феде Солонову не было страшно. Только зубы мелко стучали, и он никак не мог понять отчего.

– Давайте все сюда, – скомандовал было Две Мишени, но тут вдруг дверь застонала как-то совсем жалобно, задёргалась, забилась под ударами; а в следующий миг странная электрическая машина за спинами кадет и подполковника с госпожой Шульц затрещала, зажужжала особенно громко – и вдруг всё окуталось темнотой, сплошной, непроницаемой; едва слышны стали крики, грохот и треск за дверями.

Ноги у Фёдора словно приросли к полу. Дыхание пресеклось, и вот тут ему стало страшно по-настоящему.

Машина шипела всё громче, неведомая сила точно вдавливала их в каменные плиты; а снаружи раздались выстрелы, длинная очередь, словно там заработал настоящий пулемёт. Крики, проклятия – вновь очередь, ещё одна, потом ещё – пулемёт резал в упор.

И вдруг всё стихло.

– О Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! Вышши еси всех Ангел и Архангел и всея твари честнейши, помощница еси обидимых… – шептал рядом трясущийся Петя Ниткин.

Всё стихло, двери вдруг распахнулись, ударил сквозь тьму свет сильного фонаря; но разглядеть силуэт возникшего на пороге человека они так и не смогли. И сдвинуться с места тоже. Тьма держала их, не отпускала, тянула куда-то, в бездонную воронку, кружила, вырывая из времени и мира; у Фёдора всё помутилось в глазах.

Человек с фонарем что-то крикнул, что именно – разобрать было нельзя. Кинулся к ним, но тут тьма сделалась совершенно чернильной, что-то сильно ударило Фёдора в темя.

Полыхнул ослепительно-белый разряд, словно во мрак подвала ворвалась небесная молния, так, что Фёдор на миг ослеп; а когда вновь открыл глаза, вокруг было очень-очень тихо. И темно тоже было, но это была уже совсем другая темнота, привычная. Где-то рядом капала вода. Пахло кошками и сыростью.

В узкое оконце пробивался слабый свет. А за спинами…

За спинами не было никакой машины.

И впереди ничего не было. Вернее, ничего знакомого.