Читать книгу «Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 1» онлайн полностью📖 — Неустановленного автора — MyBook.
image
cover

 





































































Сумитра: (Смеется.) Нет. Это была не я, а дочь одного из наших соседей. Ее звали Шейлой. Ее мать очень разозлилась, когда увидела ее обнаженной в нашем саду. Она пришла к нашей матери и пожаловалась: «Что же они такое вытворяют? Что же делают?» Она никак не могла взять в толк, что это всего лишь два ребенка, которые играли в садху. Мы знали, что Бхаи Сахиб любил играть в садху, но нам стоило больших трудов убедить соседей, что это была всего лишь безобидная игра.


Дэвид: И часто он так сидел?


Сумитра: Он часто сидел на полу, скрестив ноги. А когда к нему приходили его друзья, он заставлял и их садиться на пол таким же образом. Для Бхаи Сахиба это была не игра. Он часто входил в необычное состояние, и сразу было видно, что он каким-то образом преображался. Его лицо настолько преображалось, что он больше не походил на того Бхаи Сахиба, которого мы знали. Во время этих преображений у него волосы вставали дыбом.

Однажды, когда он вышел из такого состояния, я задала ему вопрос: «Куда ты отправляешься, что даже твоя внешность преображается?»

Ответ был таков: «Это не похоже на путешествие на поезде. Скорее это можно сравнить с полетом на самолете, рассекающем воздух».

Двенадцатая улица, Гуру Нанак Пур, Лаялпур. На этой улице Пападжи со своей семьей жил вплоть до 1947 года. Фото сделано недавно. Так как прошло практически пятьдесят лет с того момента, когда он в последний раз видел эту улицу, Пападжи не смог сказать точно, в каком доме он жил.

У Пападжи совершенно не оставалось времени на выполнение школьных заданий из-за пребывания по ночам в лагерях садху и медитирования дома. Однако его это не беспокоило, так как он совершенно не интересовался учебой.


Во время учебы в школе я не делал домашнее задание. Я с бóльшим удовольствием проводил время в игре. А на следующий день, бывало, иду в школу, а у самого коленки дрожат, потому что знаю: скорее всего меня накажут за невыполненное задание. Но, несмотря на это, я так его и не выполнял. Играть было намного веселее. Иногда нас наказывали розгами за невыученный урок, но чаще всего учитель заставлял нас весь день стоять. Мне нравилось стоять – намного лучше, чем сидеть, пытаясь решить все задачи, которые учитель продолжал нам задавать. А розгами наказывал нас не он. Так как они хранились у старшего преподавателя, он отправлял нас к нему.

Я выполнил очень мало заданий за весь период обучения в школе. Мне нравилось играть с друзьями, а еще я с большим удовольствием ходил по ночам с садху, и у меня просто не было времени на выполнение школьных заданий. В детской футбольной команде я был вратарем, и мне приходилось стоять долгое время, ничего не делая. Вратарь редко принимает участие в самой игре. Большую часть времени он стоит и ждет, когда возникнет угроза воротам.

Как только я входил в класс, мой учитель переходил в наступление: он просил меня показать домашнюю работу. А когда узнавал, что она не сделана, отправлял меня в угол, где я проводил весь день, пялясь на стену. Но когда эти наказания не приносили желаемого результата, он заставлял меня встать на мою парту и так стоять весь день. Он думал, что я когда-нибудь устану и захочу сесть, но я никогда не сдавался. Мой статус вратаря научил меня стоять весь день, не чувствуя усталости.

Если бы мне было дискомфортно стоять весь день на парте, я бы вовсе не ходил в школу. Я бы просто ушел и играл один. Лично я считаю, что детям большую пользу приносят игры, а не сидение за партой и изучение книг. Полагаю, именно это я понял в то время. Я всегда задавался вопросом: «Зачем мне тратить свое время впустую, когда вместо этого я могу пойти во двор и поиграть?»


Ключевым событием детских лет Пападжи стал тот глубокий опыт, который он испытал, когда с семьей навещал своих родственников в Лахоре. Думаю, этот случай, который он охарактеризовал как свое «раннее воспоминание», предшествует всем ранее изложенным историям. Справедливости ради стоит сказать, что этот случай фактически определил дальнейший ход развития событий его детства и юности.


Это произошло в 1919 году. После победы англичан в Первой мировой войне все школьники были отпущены на одномесячные каникулы, чтобы они могли присоединиться к празднованию победы. Нам даже раздали маленькие значки в память об этом событии. Мать решила, что следует воспользоваться внеурочными каникулами и навестить родственников в Лахоре. Визит, должно быть, состоялся летом того года, потому что я отчетливо помню, что как раз созревали плоды манго.

Как-то вечером, когда мы все собрались в доме моих родственников в Лахоре, кто-то начал готовить для всех напиток из манго, молока и миндаля. Для мальчика моего возраста это должно было быть лакомым угощением, но когда мне протянули наполненный стакан, я даже не сделал попытку взять его. Не то чтобы я не хотел его, просто я погрузился в то самое удивительное состояние, которое умиротворяет и наполняет ощущением счастья. Вот почему я был не в состоянии отреагировать на предложенное угощение. Моя мать, так же как и другие присутствовавшие женщины, была удивлена и встревожена моей пассивностью. Они окружили меня, пытаясь понять, что же случилось и что со мной делать. К тому времени я сидел уже с закрытыми глазами. Несмотря на то что я был не в состоянии отвечать на их вопросы, я прекрасно слышал, что происходило вокруг меня и чувствовал их попытки вернуть меня в нормальное состояние. Они трясли меня, шлепали по лицу, щипали за щеки, кто-то даже стал подбрасывать меня, но все было тщетно: физически я никак на это не реагировал. Это не было упрямством. Ощущение, которое меня охватило, было настолько безграничным, что парализовало мои способности реагировать на внешние раздражители. В течение часа они испробовали всё, что могли, чтобы привести меня в чувство, но тщетно.

Я не был болен, и такое ни разу со мной не случалось раньше, и непосредственно перед тем как это произошло, у меня не было никаких странных симптомов. Именно из-за того, что все случилось неожиданно, без каких-либо признаков заболевания, и никакая тряска не приводила меня в чувство, члены моей семьи пришли к заключению, что в меня внезапно вселился злой дух. В то время не было психиатров, к которым можно было бы обратиться. А когда случалось что-то неординарное, жертву обычно вели в местную мечеть, чтобы мулла (священник мусульман) смог изгнать злой дух. Мы, бывало, даже приводили к нему своих буйволиц, когда они заболевали или переставали давать молоко, в надежде, что при помощи особых процедур или мантр он как-нибудь устранит недуг.

Поэтому, невзирая на то, что моя семья исповедовала индуизм, меня принесли в местную мечеть и показали мулле. Он монотонно бормотал что-то, одновременно водя вдоль моего тела железными щипцами – таков был ритуал изгнания злого духа. Мулла с присущим ему оптимизмом сказал, что я скоро поправлюсь, но его старания, так же как и попытки моей семьи вывести меня из этого состояния, были безуспешны. Меня, все еще «парализованного», принесли домой и уложили в постель. Целых два дня я пребывал в состоянии покоя, счастья и блаженства. Хотя я и не мог реагировать на внешнюю среду, я осознавал все происходящее вокруг меня.

По прошествии двух дней я открыл глаза. Моя мать, будучи ревностной бхактой Кришны, подошла ко мне и спросила: «Ты видел Кришну?»

Увидев, как я счастлив, она отказалась от своей первоначальной идеи о моей одержимости злым духом и решила, что мне был ниспослан мистический опыт через почитаемого ею божества.

«Нет, – ответил я, – я могу сказать только, что был очень счастлив».

Как только спала первая волна оживления, я и мои родители перестали думать о причинах случившегося. Я не знаю, что это было и что послужило причиной такого неожиданного погружения в интенсивное и парализующее ощущение счастья.

На дальнейшие расспросы своей матери я отвечал: «Это было безграничное счастье, безграничный покой, безграничная красота. Больше я ничего не могу сказать».

Моя мать, должно быть, не отказалась от своего предположения. Она принесла картинку с изображением Кришны-ребенка, показала ее мне и спросила: «Ты видел кого-нибудь похожего на него?»

И снова я повторил: «Нет. Не видел».

Хотя это и не имело прямого отношения к моему опыту, ей все-таки как-то удалось убедить меня, что пережитое мною состояние счастья связано с тем, что я вошел в контакт с Кришной. Благодаря ей я стал преданным Кришны, – она говорила, что если я буду медитировать на Кришну и повторять Его имя, то рано или поздно вновь испытаю этот опыт.


Такой рассказ с минимумом изменений был опубликован в книге «Интервью с Пападжи». А в 1995 году, когда один финский журналист по имени Риши беседовал с Пападжи, он рассказал еще кое-какие подробности:


Во время пребывания в этом состоянии у меня из глаз текли слезы. Это были слезы счастья. А когда я вышел из транса, моя мать спросила, почему я плакал, но я ничего не мог ей ответить: я даже не помнил этого. Она настолько тревожилась за меня, что несколько дней не спускала с меня глаз и даже укладывала спать рядом с собой.

Спустя несколько дней мы вернулись в Лаялпур, и я опять пошел в школу. Но в моем мозгу все время крутилась одна мысль: «Что именно дает мне постоянное ощущение счастья?» И я не мог сосредоточить свое внимание ни на чем другом.

Наш дом находился в большом саду, где рос мандариновый куст. Каждый день, приходя из школы, я брал в руки книгу и садился рядом с этим кустом. Меня не интересовало содержание книги, она нужна была лишь для отвода глаз. Я хотел убедить своих родителей в том, что выполняю домашнее задание. Мне трудно описать, чтó именно происходило внутри меня. Знаю лишь, что какая-то сила неотвратимо уводила меня от всех мирских видов деятельности.

Как пришел ко мне этот опыт? Я не знаю. Это произошло без каких-либо усилий с моей стороны. Я ничего для этого не делал, я даже не слышал, чтобы подобное когда-либо случалось с кем-то еще. Никто из членов моей семьи не упоминал о таких состояниях. В то время мы не были знакомы с хинди или санскритом, поэтому и не читали философских трудов на этих языках. В школе и дома мы учили персидский и урду и могли прочитать некоторые поэмы, написанные на них, но поэмы давних времен не могли помочь мне понять, что же все-таки произошло.


Риши: Как повлиял этот опыт на вашу дальнейшую жизнь?


Пападжи: Прежде всего я бы не стал называть это опытом, так как он подразумевает наличие воспринимающего и воспринимаемого. А в моем случае и то и другое отсутствовало. То, что тянуло меня изнутри, не имело формы. Я не знаю, что это было. Но ты спрашиваешь о том, какое влияние это оказало. Это намного легче описать. Внутреннее счастье не ушло, когда мое тело вернулось в нормальное функционирующее состояние. И с того самого момента оно никогда не покидало меня. Внутреннее счастье осталось, но я так и не знаю, что это.


Несколько лет назад, в 1994 году, во время проведения одного из своих сатсангов в Лакнау он снова подчеркнул неописуемость природы произошедшего с ним:


Я ничего не видел, совершенно ничего не чувствовал – так как же я могу это описать? Единственная фраза, которая может более или менее передать мой опыт, – «беспричинное счастье». Когда меня спрашивают, что же произошло в тот день, я погружаюсь в это пространство блаженства, пространство вне времени. Я не могу описать его, но оно все еще здесь, хотя с тех пор прошло уже много лет. Я не могу назвать его «ничто» и не могу назвать «чем-то». Это осознаешь, но не можешь выразить словами. Иногда я называю это пустотой, но и это не совсем так. Это слово не отражает той радости и ничем не омраченного блаженства, присущих такому состоянию.


Предоставляю возможность Риши задать следующий вопрос, напрашивающийся сам собою:


Риши: Почему вы стали таким страстным преданным Кришны после такого глубокого опыта Я?


Пападжи: Я уже говорил, что ничего не испытывал, так как не было того, кто мог бы что-то испытать. Что же касается опыта «Я», то тогда я даже и не знал, что означает этот термин.

Моя мать была преданной Кришны, как и миллионы других людей по всей Индии. Я впитывал истории и традицию бхакти Кришны от моей матери, пока они не стали частью и моей жизни. Я полюбил Его форму, потому что для меня Он был такой прекрасной личностью.

Мои мысли были чисты, и мои отношения с Ним не были обычными. Большинство бхактов Кришны считали Его великим, самим Богом. Они пытались любить Его, как преданные любят Бога. Но Бог – это сама любовь, и он не нуждается ни в чьей любви. Вначале я не был настоящим Его почитателем. Я был Его другом. Я любил Его, как друга, поэтому Он приходил ко мне в этой форме и играл со мной. Я не относился к Нему как к Богу. Я просто смеялся и играл с Ним так же, как если бы это был такой же мальчик моего возраста.


Следуя совету своей матери, Пападжи начал выполнять традиционные садханы бхакты (религиозные практики). Результат был немедленным:


Моя мать сама обучала меня, как выполнять многочисленные ритуалы и практики, относящиеся к культу Кришны. Стоило мне начать, как во мне проснулась страстная и глубокая любовь к форме Кришны.

Больше всего мне нравилась картинка с изображением Кришны-ребенка – та самая, которую мать показала мне в тот день, когда я вышел из двухдневного состояния транса. Его лицо мне казалось неописуемо красивым, завораживающим, и мне не стоило большого труда направить на него всю свою любовь и преданность. Эта картинка была напечатана в другой стране, и на изображении была видна совершенно неуместная надпись: «Сделано в Баварии».

В результате такой глубокой бхакти Кришна стал являться мне, принимая тот же облик, что и на картинке. Он периодически приходил ко мне ночью, играл со мной и даже пытался спать в моей постели. В то время я был невинным ребенком. Я не понимал, что такого рода проявление было одним из великих благ индуизма и что некоторые преданные всю свою жизнь проводили в практиках и медитациях, стремясь увидеть Его хотя бы на мгновение. По своей наивности я думал, что это было вполне естественно для Него появляться вот так в моей спальне и играть со мной.

Его физическая форма была настолько же реальна, как и моя собственная (я мог прикоснуться к нему и пощупать), но Он являлся мне и в более тонкой форме. Если я закрывал голову одеялом, то все равно продолжал Его видеть. Даже когда закрывал глаза, передо мной стоял Его образ. «Мой» Кришна всегда излучал энергию задора. Он всегда появлялся после того, как я ложился спать, и мой сон, естественно, как рукой снимало, и мы играли в ребяческие игры, от которых уже никак не хотелось спать. Когда прошло чувство новизны Его визитов, я стал ощущать, что Его появления стали мне немного досаждать, так как Он не давал мне спать, даже когда я очень уставал. Я уже стал подумывать, как бы Его выпроводить, и мне в голову пришла, на мой взгляд, неплохая идея – предложить Ему пойти проведать мою мать. Я знал, что она тоже будет очень рада видеть Его, так как была ревностной бхактой Кришны.

«Почему бы тебе не пойти к моей маме и не лечь спать рядом с ней? – однажды ночью спросил Его я. – Ты не даешь мне спать. Иди лучше к ней».

Казалось, что Кришну это предложение ничуть не заинтересовало. Он предпочитал проводить все свое время со мной и ни разу не пошел к моей матери.

Однажды ночью мама услышала, как мы разговариваем и спросила: «С кем ты говоришь?» «С твоим Кришной, – честно ответил я. – Он беспокоит меня по ночам, не давая спать. Даже с закрытыми глазами я все равно вижу Его, иногда даже более отчетливо, чем с открытыми глазами. Иногда я закрываю голову одеялом, но Он не исчезает. Он всегда хочет спать рядом со мной, но я не могу уснуть, пока Он здесь».

Она зашла в комнату, чтобы убедиться в этом, но не увидела Его. За все время, когда Кришна приходил к нам в дом, ей ни разу не удалось Его увидеть.

Когда Его не было рядом, я всегда хотел, чтобы Он пришел. Я действительно очень хотел Его видеть и играть с Ним. Единственной загвоздкой было то, что зачастую, когда Он приходил, я был очень уставшим и после определенного периода времени, проведенного с Ним, чувствовал, что должен отдохнуть и выспаться.

Он приходил не каждую ночь. Иногда я видел Его, а иногда нет. Я никогда не сомневался в его реальности, и мне в голову не приходила мысль, что это было своего рода видение. А однажды я даже написал Ему открытку, в которой рассказывал, как сильно я Его люблю. Я отправил ее по почте и ничуточки не удивился, когда почтальон принес ответ – должным образом запечатанное и франкированное письмо. Он был настолько реален для меня, что мне казалось вполне естественным вести с Ним переписку по почте.

С того момента как Кришна вошел в мою жизнь, я окончательно утратил какой-либо интерес к учебе. Я сидел в классе, делая вид, что внимательно слушаю, но мой ум и сердце были с Кришной. А когда внутри меня поднимались волны блаженства, я растворялся в переживаниях и терял всякий контакт с внешним миром.


Мать Пападжи часто исполняла бхаджаны в своем доме или у кого-нибудь из соседей. Частенько все местные женщины собирались вместе и пели песни, славя Кришну. Пападжи вспоминает, что не раз присутствовал на таких торжественных песнопениях.


Начиная с шестилетнего возраста моя мать брала меня на сатсанги, которые проводились по соседству. Петь бхаджаны обычно собиралось около двадцати женщин. Вечернее песнопение сопровождалось хлопаньем в ладоши, барабанными боем и звоном чимт. Они похожи на длинные щипцы с медными кольцами на концах. При ударе друг о друга они издают звук. Часто по вечерам она брала меня с собой на раса лилу. В такие дни она не отпускала меня от себя ни на шаг.


На представлениях раса лилы некоторые женщины одевались Кришной, в то время как другие представляли Его преданных. Звучали песни, в основном с мольбами, чтобы он предстал перед ними. Я спросил Сумитру, что она помнит из этих собраний у соседей.


Сумитра: Обычно женщины собирались у нас дома, потому что только у нас было проведено электричество. Было заведено, что Бхаи Сахиб встречал их у двери и провожал к матери. Когда все были в сборе, один человек изображал Кришну, а остальные – его почитателей. Исполнялось много песен и танцев, во время которых женщины умоляли Кришну предстать перед ними. Но он не внимал их мольбам. Вместо этого он являлся Бхаи Сахибу. Он получил даршан Кришны, будучи еще совсем маленьким. Иногда во время пения и танцев он входил в состояние самадхи.


Дэвид: Вы когда-нибудь видели, чтобы он играл с Кришной? По его словам, Кришна часто приходил ночью к нему в комнату и играл с ним.


Сумитра: Обычно все дети спали в одной комнате, а мать с отцом – в другой. Кришна приходил в нашу комнату, и Бхаи Сахиб играл с Ним, но никто, кроме него, не видел Кришну. Я наблюдала, как Бхаи Сахиб разговаривал, прыгал и играл, но не видела, с кем он играл. Иногда он предлагал Кришне пойти и поиграть с нашей матерью, так как знал, что она будет счастлива его увидеть, но Кришна всегда отказывался. Ему было интересно играть только с Бхаи Сахибом.

Однажды утром я услышала, как Бхаи Сахиб рассказывал матери: «Прошлой ночью, когда я спал, мне почудилось, что в нашей комнате зажжены все лампочки. Когда же я открыл глаза, то увидел, что это не лампочки, а Кришна. Он наполнил всю комнату светом. Я играл с Ним всю ночь, но когда устал, сказал ему: „Моя мама спит в соседней комнате, почему бы Тебе не пойти и не поиграть с ней?“ Но теперь Он не приходит, я скучаю по Нему. Если Он снова придет, я не пошлю Его играть с тобой».


Дэвид: В то время он выполнял какие-либо духовные практики или просто играл с Кришной?


Сумитра: Он всегда выполнял пуджапат и предлагал нам присоединиться к нему. И только чтобы угодить ему, другие братья и сестры соглашались присоединиться, но мы никогда не были так увлечены, как он. В конечном итоге практики дали свой результат, и мы стали более серьезно относиться к выполнению практик и обрели веру в Бога.