«Ирочка, милая. Спасибо, спасибо, спасибо за доброе веселое письмецо, за прелестные, мои любимые цикламены. Ваш совет не терять юмор сейчас для меня неприемлем; мизансцена, в которой я должна пролежать 40 дней без права вращения вокруг своей оси, не может вызвать чувства юмора у самого развеселого гражданина нашей необъятной родины. Врач мне сообщил со счастливой улыбкой: «Инфаркт пока что протекает нормально, но мы никогда не знаем, чем это может все кончиться». Как вы понимаете, и поверьте мне, я не испытываю чувства благодарности к человеку, усилиями которого я очутилась в больнице. Ну, это не только художник, которого вы упоминаете, это его вдохновитель и организаторы (имеется в виду режиссер спектакля «Дальше − тишина». – Авт.). Перехожу к приветам и поклонам: Ие Саввиной, Адоскину, Погоржельскому, Бероеву, Бортникову, Диночке-парикмахерше, Юле Брамлей, Годзику, Калмыковой, Маркову, Тереховой, Михайлову… у меня нет с собой телефонной книжки, наверно еще многим другим бы передала. Поцелуйте от меня мамочку, Димочку, поприветствуйте Мишу.[24] Ирочка, у меня от поклонов закружилась голова, которую я не узнаю от обилия лекарств, как будто бы я ее одолжила у малознакомой идиотки.[25] Будьте благополучны. Обнимаю вас.
Любящая Раневская.