Вот и осень. Наступают холода.
В небе клином пролетают журавли.
Цвет меняет и журчащая вода,
А листва ковром ложится вдоль земли.
Лист, застенчиво срываясь, не спеша,
Обнажая ветви, в воздухе завис.
Дева Осень, вся собою хороша,
Нам осенний демонстрирует стриптиз.
Словно летней утомленная жарой,
Заменив сперва листвы своей цвета,
Дева Осень оголяется порой…
В наготе ее своя есть красота!
Не вульгарной это девушки каприз!
Это было, есть и будет так всегда:
Листья с веток опадают сверху вниз,
Чтоб деревья не замерзли в холода.
Знакомьтесь, друзья, это белочка Бэла.
Она нам порядком уже надоела.
Хотя и невинна Бэла на вид,
Ее аппетит огороду вредит.
Вначале симпатию к зверю питали:
К себе грызуна мы едой приручали…
Теперь не отвадить ее от тарелки,
Еды не хватает прожорливой белке.
Как только на дереве плод созревает,
Она его мигом оттуда срывает.
Обидно, что Бэла его не съедает:
Надкусит лишь фрукт – и на землю кидает.
Советуют люди ее пристрелить,
Тогда, мол, не будет нам белка вредить.
Нам жаль почему-то в Бэлу стрелять:
Ее из-за яблок жизни лишать!
Я спешу к закадычному другу –
Серебристому велосипеду.
Его шины привычно упруги,
Оседлав его – быстро уеду…
Мы умчимся с ним в дальние дали,
Где я жил и нередко бывал,
Лишь бы только крутил я педали
И за руль его крепко держал.
Трутся с шорохом тонкие шины,
С ветерком проносясь меж машин…
Велик мой лучше всякой машины –
Независим от цен на бензин!
Пешеходы, на нас озираясь,
С белой завистью смотрят вослед,
Разглядеть досконально пытаясь
Серебристый мой велосипед.
Мы с ним дружно преодолеваем
Протяжение длинных дорог.
Добродушно Нью-Йорк вымеряем,
Утром вдоль, а в обед – поперек.
А вернувшись под вечер с дороги,
Влажной тряпкой свой велик протру.
Хоть и крутит усталые ноги –
Мы умчимся опять поутру.
Когда я умру, ты по мне не тужи,
Лить слез крокодильих не нужно!
Мобильник с зарядкой мне в гроб положи,
Чтоб в жизни той не было скучно.
Компьютер вмести мне туда как-нибудь
Со скоростным интернетом,
Зарядку к нему положить не забудь.
Ну ладно, кончаю на этом.
Коль буду скучать, я тебе позвоню,
А может быть – по интернету…
Конечно, тебя я совсем не виню.
Ну, если не будет ответа.
Пока! Не тревожься, иди отдыхай.
Я ведь не знаю, какой там Wi-Fi.
Жена, угрюма как в ненастье,
Сидит с понурой головой:
– Мысль омрачает мое счастье:
Что, если стану я вдовой?
– Позволь тебя я успокою, –
ей муж с улыбкой говорит. –
Пока я жив, тебе вдовою,
поверь, остаться не грозит.
Когда стоишь ты на пороге смерти
И долго не решаешься войти,
Не зная, кто там, ангел или черти
Стоят и ждут тебя на том конце пути.
Ты понимаешь, что возврата нету,
Твой шаг решает: быть или не быть.
Подкинь свою разменную монету:
Орел – войти, а решка – дальше жить!
В Америке нужна страховка,
А без страховки вам беда!
Есть выход: мыло и веревка
Или Гудзона мутная вода.
На перекрестке двух дорог
Сверкнул искрою пламень;
Там, где растет чертополох,
Нашла коса на камень!
Чертополох косой косил
Подвыпивший крестьянин
И изо всех мужицких сил
Сразил лежащий камень.
От столкновения коса
О камня середину
Завыла, словно как оса,
Приобретя щербину.
А камня крепкие бока
Лишь поцарапаны слегка.
Кабы мужик с косой не пил,
Башку б не затуманил –
Косой траву бы не косил,
По пьяни б не буянил.
Сидел бы у костра мужик,
Точа косу – вжик-вжик – о камень;
Уча великий наш язык,
Стихи б писал про пламень!
Коса бы точно у костра
Была б наточена, остра!
Я с детских лет квадрат любил.
Квадрат, но не прямоугольник.
Карандашом его чертил,
К бумаге приложив угольник.
Люблю его за прямоту –
Квадрат не поменять!
Длину сторон и высоту,
Углов квадратных прямоту
Не нужно выверять.
Квадрату низкий мой поклон:
За твердость убеждений,
За равенство его сторон
И простоту решений.
Ему как другу доверять
Я смог бы – это плюс!
И если вы хотите знать,
Как другом им горжусь!
С ним вместе я пошел бы в бой,
Коль был бы он солдатом.
Он даже на передовой
Останется квадратом!
Стараясь в жизни воплотить
Квадрата постулаты,
С линейкой я стремлюсь чертить
Ровнейшие квадраты.
Мужчина с возрастом, как уксус, не скисает!
И если в жизни суждено,
Как дорогое он вино
С годами только цену набирает:
Как марочный коньяк крепчает!
Он в жизни знает что почем –
Ветрами непоколебим!
Всегда в кругу семьи любим!
Как дом – обложен кирпичом,
Как крепость – непреодолим!
И пусть с годами седина,
Как иней, темный лес скрывает…
Такой мужик не подведет!
От дамы сердца не уйдет,
Что в раннем возрасте бывает.
Его достоинство не в том,
Сумел ли он построить дом
Или на банковских счетах
Два миллиона отдыхают…
Он ценен тем, что он с тобой:
И в шторм, и в снег, и в летний зной…
И счастье это он оберегает!
Уходя, не хлопай дверью –
Не сжигай мосты!
Человек не должен зверем
Убегать в кусты.
Перед тем как хлопнуть дверью –
Обуздай свой гнев.
Нужно помнить, твердо верить –
Человек не лев!
В жизни может пригодиться
Избежать потерь.
Уходи, чтоб воротиться
Через эту дверь.
Меж толстых граненых стенок стакана,
Печально дыша серебром пузырьков,
Томится в неволе вода из-под крана,
Таящая мудрость минувших веков.
Ее человек, желая напиться,
Сюда заточил, открыв с крана напор.
В стеклянном капкане ей тесно ютиться:
Уж любит вода безграничный простор…
Играя в стакане, луч солнца искрится,
Пронзая прозрачную душу воды,
Собой освещая капель вереницу –
На стенках блестящих потеков следы.
Недавно потоком воды оживленным
Ты билась о стены ржавеющих труб,
Стремясь оказаться в стакане граненом,
А после пролиться меж жаждущих губ.
Тебе между скал бы гранитных разлиться
И течь шумной речкой, стекающей с гор,
Пока не удастся в морях раствориться
Водой изумрудной, ласкающей взор.
А где-то в бескрайней песчаной пустыне,
Где с важностью бродит двугорбый верблюд,
Под солнцем палящим воды нет в помине,
Ее там молящим из фляг выдают.
Пустынный мираж, как зловещий обманщик,
Меж дюн и барханов моря разольет.
Из фляги дрожащей рукой караванщик
Последнюю каплю на губы прольет.
Ах, если б какой-нибудь жаждущий странник
Стакан, что стоит предо мной, увидал…
Я думаю, знойной пустыни посланник
За воду не думая душу б отдал.
Сидя на песчаном брегу океана,
Взирая на шумный лазурный прибой,
Где рядом в стакане вода из-под крана
И связь человека с бескрайней водой,
И тут я задумался как бы невольно
И о воде, рассуждая игриво:
Неужто наша природа довольна?
Ко всем ли с водой она справедлива?
В природе, как в жизни, нет кровного братства:
Одни небеса с давних пор и поныне,
Но одним нищета, а другим все богатства:
Нам – моря и леса, им – пески и пустыни.
Лежит на мостовой гранит –
Простой булыжник из базальта.
Как предок нашего асфальта,
Здесь двести с лишним лет лежит.
Его никто не замечает,
А он ведь очень много знает.
Он много знает, но молчит…
За время, что тут пробежало,
Успел он повидать немало.
Какие тайны он хранит?
А сколько выдержал он груза?
Кому пришлось его топтать?
Уж он-то смог бы рассказать
Нам о вторжении француза:
Как удалось его изгнать?
Он помнит царскую эпоху –
Нельзя сказать, что жили плохо:
В то время ездили телеги,
Ходили барышни в корсетах…
Возможно, был здесь и Онегин,
А может, Пушкина карета
По этой гулкой мостовой
Возила русского поэта,
Когда писал роман он свой.
Быть может, он служил когда-то
Оружием для пролетариата?
Рабочий, жизнью обозленный,
Кто был до сей поры покорный,
Кидал булыжники в солдата.
Булыжник помнит, как отряды
Шли на войну и на парады.
Он был свидетелем Победы,
Что отстояли наши деды!
Видал он бедных, видел знать,
Но в том нельзя его винить,
Что камень мог бы рассказать,
Но не умеет говорить.
Менялась власть, менялся строй,
Союз Советский уж распался…
А он на гулкой мостовой,
Как тут лежал, так и остался.
Кто знает, сколько пролежит
Простой булыжник из базальта?
Он крепче всякого асфальта,
Пусть двести лет еще лежит!
Заточив себя в неволе
Всей судьбе наперекор,
Вырос прямо на заборе,
Словно в клетке, помидор.
Помидор лишь фрукт, не боле…
К людям затаивши месть,
Предпочел не жить на воле,
А с рожденья в клетку сесть.
Выросший среди малины,
Он внедрился в инвентарь.
Помидор – не Чиполлино,
Но с рождения бунтарь!
Быть он съеденным боится?
Или вызов бросил нам:
– Мной хотите поживиться?
Режьте сетку пополам!
Он решил нам не сдаваться,
Уготовив эту месть.
Это ж надо догадаться,
Что его хотим мы съесть!
Сыну Ричарду
Когда играла дочь на пианино,
Сын с восхищением на нее глядел.
Пока не заявил он нам невинно,
Что так же научиться бы хотел.
Теперь и он разучивает гаммы
И не спеша наигрывает ноты.
И нету большей радости для мамы,
Как видеть результат его работы.
Купили им второе пианино,
Стараясь лишних споров избежать:
Одно для дочки и одно для сына,
Чтоб Ричард с Эмили могли на них играть.
Настанет день, когда без страха
Застенчивый и скромный паренек
Сыграет Шостаковича и Баха
И я скажу: «Горжусь тобой, сынок!»
Посвящается дочке Эмили
Когда садится дочь за пианино,
Все в шумном доме затихает…
И, как с холста ожившая картина,
Она по нотам классику играет.
Слегка касаясь клавиш черно-белых,
Умело ее пальчики порхают,
Подобно бабочкам меж ягод спелых,
Пыльцу из нот в мелодию вплетают.
Играя, взор она на нас бросает
Сквозь уголки миндалевидных глаз.
Со стороны заметно, как она впадает
В глубокий творческий экстаз.
А звуки льются, нежно проникая,
Лаская души, растопив сердца.
И улыбнется моя девочка, играя,
Слезу заметив на лице отца.
Моя слеза как высшая награда.
Она ведь знает, я ценю ее талант.
Слеза скатилась, знать, сыграла так, как надо!
Она для папы лучший музыкант!
Наступит день, и дочка сядет
В концертном зале за рояль…
Привстав со стула, вдаль со сцены глянет,
Ища нас в зале сквозь волос вуаль.
Под крики «Браво!» и аплодисменты
Она раскроет людям свой талант!
Пусть повторяются подобные моменты,
Она у нас – блестящий музыкант!
О проекте
О подписке