После Андижанского потрясения правящему режиму Узбекистана предстояло вновь обрести устойчивость и предотвратить возможность новых социальных взрывов. Стабилизировать обстановку можно было только смягчением жесткого экономического прессинга. И Каримов пошел по этому пути. Важно было нащупать пределы, в которых спасительная для режима либерализация экономической жизни не разрушала бы его устои. Думается, что искушенный узбекский strongman нашел этот баланс. Почти все колхозы были преобразованы в семейные фермы, но при этом правительство по-прежнему устанавливает цены на хлопок и зерно, а также цены для централизованного снабжения фермеров материалами и кредитами. Кроме того, местные власти могут по своему усмотрению передавать землю от одних фермеров другим. Чтобы снизить социальную напряженность, провели частичное «раскулачивание»: часть скота, принадлежащего богатым фермерам, передали беднейшим. Либерализация охватила такую важную сферу, как малый бизнес: для открытия малых предприятий принят уведомительный порядок. Приняты послабления в налоговой политике: налоговые органы теперь не вправе заблокировать счета предприятий без решения суда (что, разумеется, снизило размеры взяток налоговым инспекторам). Эти и другие подобные меры положительно сказались на развитии малого бизнеса и в целом на облегчении жизни широких слоев нищающего населения.
Репрессивный диктаторский режим Каримова остается незыблемым, и в то же время налицо положительная экономическая динамика: представляется реалистичным годовой рост валового внутреннего продукта (ВВП) в 2006-м и в ближайшие годы порядка 6 и даже 8 %. Но инфляция по экспертной оценке составляет 10–14 % (по официальной статистике – 7 %). Растут цены на бензин, электроэнергию, общественный транспорт. Немалую роль играет, по-видимому, и рост масштабов кредитования населения и бизнеса. Валютные резервы (Gross international reserves) составляют более $4 миллиардов и превышают совокупный внешний долг страны. Экономические успехи Узбекистана объясняются главным образом ростом мировых цен на экспортируемые товары. В этом Каримову, как и Назарбаеву, как и Путину, сильно повезло. Это решающим образом сказалось на устойчивости их авторитарных режимов. Для узбекского экспорта последние годы были чрезвычайно благоприятны. Цены на золото достигли в 2006 г. своего 27-летнего пика, и предвидится продолжение роста в 2007-м. Цены на хлопок, медь, алюминий также значительно выросли. Только экспорт золота принес Узбекистану в 2006 г. $1,5 миллиарда. Экспортные цены на газ в Россию выросли с $47 в 2006-м до $100 в 2007 г. Сохраняется положительный торговый баланс, что объясняется не только ростом цен на экспортируемые товары, но и скрытым ограничением конвертации для импорта потребительских товаров. При таком росте экспорта действуют ограничения на импорт через высокие импортные тарифы и нетарифные барьеры. Узбекистан – наиболее протекционистская страна в СНГ. Столь благоприятная внешняя экономическая конъюнктура позволяет власти проявлять большую толерантность по отношению к экономической жизни населения. Это амортизирует жесткость каримовского правления и, по-видимому, отодвигает угрозу очередного социального взрыва.
Ситуация в Киргизии выглядит безнадежной. «Тюльпановая революция» исчерпала свой ресурс, и в ноябре 2006 г. произошла новая вспышка антиправительственных выступлений. На сей раз против новоиспеченного президента Бакиева. Новые «революционеры» требовали изменения недавно принятой конституции, а именно превращения страны в парламентскую республику и президента фактически в номинального главу государства. Кончилось тем, что Бакиев согласился с изменениями конституции, согласно которым премьер-министр будет назначаться доминирующей в парламенте партией. За президентом сохранилось право назначать генпрокурора и главу национального банка. В результате возникла некая пародия на парламентско-президентскую республику. Как справедливо заметил Евгений Трифонов, «парламентаризм в Киргизии – это легализация родо-племенной и клановой системы». Вряд ли достигнутый компромисс окажется прочным. Он воспринимается в стране как временное перемирие. И эта зыбкость, неустойчивость ситуации создает гнетущую атмосферу тревожного ожидания новых конфликтов. Экономическое положение отчаянное, да и не с чего ему становиться лучше. В течение всех постсоветских лет экономическая жизнь в Кыргызстане поддерживалась финансовыми инъекциями Международного валютного фонда (МВФ) и Мирового банка (МБ), наркобизнесом и, в гораздо меньшей степени, золотом месторождения Кумтор. Мафиозные структуры кормились еще производством алкоголя и торговлей импортными нефтепродуктами. Диктуемые благими намерениями усилия Бреттон-Вудских институтов (МВФ и МБ) привели к атрофии мышечной системы кыргызской экономики. Надежда сейчас на инвестиции извне, в том числе из Казахстана. В общем, «свет в конце туннеля» пока не просматривается. Борьба между торгово-криминальными региональными кланами – ошским, чуйским, нарынским, джалалабадским; между более русифицированным и тем самым вестернизированным, этнически связанным с казахами «Севером» (Бишкек) и более исламизированным, связанным с узбеками и таджиками Ферганской долины «Югом», по-видимому, будет обостряться, и новый политический кризис не за горами.
И в Вашингтоне, и в Москве с напряжением следят за развитием ситуации в Туркменистане после внезапной смерти Сапармурата Ниязова. Туркмен-баши провозгласил статус страны как «позитивно нейтрального государства» и не вступал ни в какие объединения ни с Россией, ни с соседями, ни с Китаем, ни с западными союзниками. Независимое поведение покойного туркменского диктатора, обусловленное значительными газовыми ресурсами страны, порождало среди других региональных владык плохо скрываемое раздражение, что не могло не сказываться на отношениях между Туркменистаном и остальными странами региона. Непрекращающийся конфликт из-за противоречий вокруг использования нефтяных месторождений Каспия порождал враждебность в отношениях Ашгабада и Баку. Особенно напряженные отношения складывались в постсоветское время между Каримовым и Ниязовым и, тем самым, между Ташкентом и Ашгабадом. Конфликтная ситуация создавалась спорами из-за использования водных ресурсов, эксплуатацией нефтегазовых месторождений на приграничных территориях и др. Дело доходило до того, что прекращалось транспортное сообщение между этими соседними странами. Выйдет ли Туркменистан из изоляции после смерти «великого Сердара»? Возможно, что отношения с окружающими странами станут более добрососедскими, но курс на неприсоединение, скорее всего, сохранится, и вряд ли следует ожидать, что Туркменистан пополнит собой состав Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) или каких-либо евразийских квази-интеграционных структур под эгидой Москвы. А вот поддастся ли новое руководство страны соблазну так или иначе упрочить отношения с Вашингтоном, который проявляет большую заинтересованность в этом, – увидим в недалеком будущем.
Говоря о ситуации в Азербайджане, следует прежде всего выделить похолодание отношений с Москвой, что чревато не только политическими, но и экономическими осложнениями. Внешняя причина: Газпром в одностороннем порядке аннулировал в 2006 г. пятилетний контракт с Азербайджаном с четко фиксированными ценами и в 2007 г. резко повысил цену на поставляемый Азербайджану газ со 110 до 235 долларов за тысячу кубических метров. Это очередное проявление «монетизации» отношений Москвы со странами ближнего зарубежья весьма болезненно было воспринято в Баку и вызвало соответствующую реакцию президента Ильхама Алиева, который назвал эту акцию Москвы (т. е. Путина) «коммерчески-агрессивным шагом Газпрома», который противоречит «…духу, характеру и сущности российско-азербайджанских отношений» б. Как замечает Сергей Маркедонов, «попытки Москвы оказывать грубое давление на Баку в энергетическом и политическом плане могут привести к тому, что центр тяжести „азербайджанских качелей" окончательно переместится в сторону Запада»7. В течение 2006 г. президент Алиев пытался проводить по примеру своего казахского коллеги многовекторную политику: поддерживать хорошие отношения с Россией, Америкой, Ираном, Турцией и Европейским союзом. И ему это удавалось. Он был принят Бушем, много раз встречался с Путиным, с Ахмадинежадом, участвовал в Киеве в заседании ГУАМ и подписал в Брюсселе энергетический меморандум между ЕС и Азербайджаном.
Среди многих текущих проблем Азербайджана я бы выделил две первостепенные. Первая связана с ответом на вопрос: насколько реалистична экспортная нефтегазовая стратегия, т. е. насколько в действительности велики углеводородные запасы, какой может быть достигнут уровень добычи, в какой мере и когда может быть обеспечено функционирование нефтепроводов, начинающихся в Баку, в том числе самого большого из них – Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД)? Судя по всему, запроектированное заполнение нефтепроводов возможно только при существенных и возрастающих поставках из Казахстана. Следовательно, возникает еще один вопрос: готова ли Астана к долговременным поставкам недостающего сырья, примет ли она на себя такие обязательства, и если примет, то на каких условиях?
Вторая проблема заключается в конфликтогенных отношениях с Москвой. В связи с развернувшейся в России ксенофобской кампанией, направленной против «лиц кавказской национальности», в Баку возникла вполне обоснованная обеспокоенность (по моей информации, даже паника) по поводу азербайджанцев, работающих на российских рынках и занятых в российском бизнесе. Опыт антигрузинской кампании вполне может быть перенесен и на азербайджанскую диаспору. Проявляя лояльность по отношению к атлантическим союзникам, Ильхам Алиев в то же время старался не вызывать раздражение Москвы. В ноябре 2006 г. в Брюсселе он, по сути, заявил, что Азербайджан не рвется в НАТО и не стучится в двери Евросоюза. Из Брюсселя он отправился в Москву, где постарался убедить Путина в стремлении к прочным добрососедским отношениям с Россией. Никаких претензий не могло быть к Азербайджану и по поводу аккуратности оплаты за поставляемый газ. Чем же мотивировано решение Путина одномоментно и более чем в два раза поднять цену на газ? Может быть, тут, как говорится, «nothing personal» («ничего личного»), и это решение принято во исполнение новой установки на «монетизацию» в отношениях со странами ближнего зарубежья? Нет, дело не в этом. Дело в том, что Азербайджан снабжал газом Грузию по относительно низкой цене, а, как объяснил мне один компетентный московский аналитик, «России ужасно хотелось вставить фитиль Грузии и оставить ее без света и газа, чтобы той мало не показалось. Но Ильхам Алиев никак не мог пойти на уступки Кремлю, потому что Грузия – стратегический партнер Азербайджана и там проживает полмиллиона азербайджанцев. Да и Запад настаивал, чтобы Азербайджан помог Грузии». Попросту говоря, Путин обиделся на Алиева, с которым до недавнего времени у него были вполне хорошие отношения, за то, что тот не поддержал его в ничем не мотивированной, с точки зрения здравого политического смысла, отвратительно грубой по конкретному исполнению, развязанной по его команде антигрузинской кампании. Даже лояльные Кремлю московские аналитики не в состоянии сколько-нибудь вразумительно объяснить рацио этой, с позволения сказать, политики. Но результат ее очевиден: изгадив, непонятно зачем, почти трехвековые сердечные отношения с Грузией, российский венценосец умудрился не более обоснованно испортить отношения и с Азербайджаном.
В результате, как заметил один бакинский комментатор, «Баку качнуло в сторону Запада». Не случайно сразу после «похолодания» в отношениях с Москвой Алиев под самый Новый год подписал Указ о разработке Национальной программы по защите прав человека – явный жест в сторону Запада, но и одновременно попытка выбить козырь у оппозиции. Вообще, следует объективно признать, что унаследовавший от отца трон азербайджанский президент все заметнее проявляет себя как зрелый политик, более вменяемый, более дальновидный, чем его российский counterpart.
Для Баку важна политическая поддержка России в Карабахском конфликте и в его позиции по поводу нефтяных месторождений Каспия, а также благоприятное отношение к азербайджанским гастарбайтерам. Утрачивая политическое влияние на Южном Кавказе, Москва хочет сохранить позиции в экономике региона. России удалось прибрать к рукам главные промышленные объекты в Армении (одна из причин недовольства Армении), она пока еще довольно заметна в экономике Грузии (подчеркиваю: пока!), что же касается Азербайджана, то здесь шансов у нее мало. В 2006 г. после визита Путина в Баку было много анонсов об активизации в Азербайджане РАО ЕС, РУСАЛ, Внешторгбанка России и др. Однако эти планы российских корпораций остаются на уровне соглашений о намерениях, не более того. Возможно, в Кремле хотят, чтобы российский капитал в той или иной форме пришел в Азербайджан и таким путем закрепил свое влияние в этой главной стране Южного Кавказа. Но желает ли этого сам российский капитал, так ли уж привлекателен для него Азербайджан в сравнении с другими инвестиционными возможностями? Есть основания сомневаться в этом. Да и азербайджанская экономическая элита отнюдь не благосклонно относится к вторжению российских компаний и банков. Например, по имеющейся у меня информации, Национальный банк Азербайджана энергично противится приходу российского Внешторгбанка. Формирующаяся национальная буржуазия приобретает все больший вес во внешнеэкономической политике. Но при всем при том не следует преувеличивать глубину возникшей в российско-азербайджанских отношениях трещины. Скорее всего, Баку будет стремиться транквилизировать Москву: слишком много на нее завязано. Учтем и тот факт, что значительная часть капитала азербайджанских олигархов в том или ином виде работает в России.
О проекте
О подписке
Другие проекты