Эвальд сдержал улыбку, но почувствовал, что заигравшие скулы и невольно прищуренные глаза могут его выдать. Скосился вправо. Нет, кажется, не заметила.

– Через пятьсот метров сверните направо, – известил голос навигатора.

Машина выехала из тоннеля, навстречу стихающему снегопаду. «Дворники» автоматически заработали, забегали из стороны в сторону: трунь-трунь, трунь-трунь. Дома в этом районе были в основном девяти этажей, узкие улочки забиты заваленными снегом автомобилями. Ни о какой оперативности уборки зимних осадков и речи не шло. Белый покров резко контрастировал с обтёртыми дверями подъездов, кривыми перилами крылец, шатающимися фигурами людей, матовыми от грязи окон с непривычным – жёлтым, а не белым – светом ламп.

– Вы прибыли в пункт назначения, – наконец выдал навигатор.

Застегнув куртку и натянув шапку, Эвальд ещё раз посмотрел на чёрный зев подъезда. Дверь носило ветром, время от времени она глухо хлопала о раму и, подрагивая, отъезжала обратно, поднимая с земли снежные вихорки. Противный скрип петель перекрывал тихое урчание мотора, словно пробивал лобовое стекло и впускал в салон мороз. Идти туда? В голове парня промелькнула череда возможных финалов, крайне невесёлых. Но то, что девушка расплатилась картой, немного успокоило: в случае чего – найдут. И не важно, что хладно тело без органов…

«Да ладно тебе, как дитё малое» – парень вышел из машины и вытянул тушу. Затолкал в подъезд, остановился у лифта, под тусклой лампочкой, висящей на ободранном кабеле. Кнопка вызова откликнулась на нажатие, но моментально потухла.

– Не работает, – коротко прокомментировала девушка и пошла по лестнице.

Эвальд подкрутил тумблеры на грави-транспортёре и пошёл следом. Изнутри многоэтажка выглядела ещё неприглядней: похабные надписи на стенах, опалённые спичками потолки, сваленные кучи мусора, которые кто-то поленился закинуть в мусоропровод. На высоких поддонниках – целые батареи из полупустых бутылок, с плавающими в них бычками сигарет.

Подниматься пришлось на самый верхний этаж. Как только груз оказался за порогом, индикатор заряда мигнул в последний раз и погас совсем, и парень едва успел подхватить тушу, чтобы та не грохнулась на пол.

– Куда отнести?

– На балкон, – девушка небрежно махнула рукой и принялась стягивать валенки.

Он пошёл на кухню и растерянно закрутил головой: вся мебель сдвинута в кучу, но при этом не создавалось впечатления бардака. Стол, холодильник, плита с пуповиной газопровода из стены, шкафчики – всё плотно подогнано друг к дружке, и при желании и нужной сноровке до всего нужного вроде бы можно дотянуться. Лишь раковина стояла на своём месте. Но больше всего удивлял затеянный ремонт, точнее, раскраска стен и потолка. Сплошное нагромождение психоделического бреда – иначе не обозначить. Сказочные твари в биомеханическом стиле на фоне космоса, бесхозные глаза с крыльями и другие запчасти людей и животных. Дома, горы, солнце, поля, техника, оружие, кондитерские изделия, кровавые водопады – всё смешано в непонятную кашу, раскидано по известному одному лишь автору принципу. Больше остального выделялся чёрный силуэт человека в полный рост. Руки на уровне груди с выставленными вперёд ладонями, слегка вытянутые ступни – будто отжимается на руках изнутри стены. И лежит этот монохромное трафаретное творение поверх всего остального. Если некоторые участники фрески-головоломки умудрялись взаимодействовать, то силуэт человека нагло перекрывал собой хвост дракона, участок звёздного неба и какую-то красную кляксу.

– Ну, чего завис?

«Справедливо».

Эвальд слегка смутился и вынес тушу на пустой незастеклённый балкон, снял транспортёры и сунул в карман. Ожидаемого пейзажа-панорамы ночного города не увидел. Редкие огни фонарных столбов, вразнобой стоящие дома. Несмотря на погоду, откуда-то издалека доносилось нетрезвое гнусавое пение под аккомпанемент гитары.Эвальд положил ношу в кучу снега, отряхнул обувь и вернулся на кухню.

– Жрать будешь? – хозяйка квартиры разлила по кружкам кипяток и высыпала на клеёнку стола ассорти из конфет, сушек и печенья.

«Уже поздновато, а если сейчас перекушу, то можно дома не готовить. И.. не стоит, наверное, из вежливости первый раз отказываться. Уговаривать не станет».

– Буду.

– Садись.

Сел. Чай без каких-либо ароматических добавок. И даже без добавок сахара. Эвальд ел печенье и запивал обжигающим напитком. Девушка делала то же самое. Оба смотрели друга на друга. Опять? Парню показалось, что на тонком лице девушки вновь промелькнула тень, отчего оно на миг показалось мертвенно усталым, вкрай измученным.

– И как тебя зовут, молчаливый водила? – он назвался, девушка деланно подозрительно подняла бровь, – чего? Игровой ник, чтоль? За эльфов рубишься?

– Нет, не эльф. Немец.

– Если немец, то почему не Ганс или Карл?

– Родители мои – протестанты. Сохранение традиции.

Девушка дёрнула плечами.

– И это что-то объясняет?

– Не знаю.

Она разочарованно вздохнула и хотела откинуться на спинку стула, но вовремя вспомнила, что сидит на табурете.

– Красивый ты, только скучный. Сок хочешь? – достала из холодильника пакет и протянула гостю, – из горла пей, если не брезгливый.

Эвальд брезгливым не был. Отпил немного тёплого сока.

«Ну да, холодильник-то не запитан…»

Парень расслабился и облокотился на шаткий стол. Накатила лёгкая усталость и сонливость. Так, не очень сильно накатила, но за руль лучше в таком состоянии не садиться. Спуститься вниз, отогнать машину в какую-нибудь подворотню и вздремнуть пару часиков.

Дракон на стене повернул голову, по чешуйкам шеи пробежала перекатывающаяся волна. Вертикальный зрачок уставился на гостя квартиры, несколько раз моргнул и отвернулся. Змей поплыл по стене, но резко остановился. Зажатый неподвижной фигурой хвост не пускал дальше. Дракон заметался, рванул в противоположную сторону, но, наткнувшись на роковой трафарет, тут же застрял в нём ещё и лапой, затем крылом. Чёрное поглощало всё, что до него дотрагивалось, растворяло в себе, но при этом оставалось таким же неподвижным. Слишком неподвижным. До предела напряжённым, как в постановке, где нужно изобразить неодушевлённый предмет, но всё же знаешь – придёт время, и он точно сойдёт с места. Вся стена пришла в движение, ожила, и всё без исключения пыталось держаться как можно дальше от силуэта и умирающего змея.

Девушка забрала из рук Эвальда пакет и сказала:

– А я Ира.

Эвальд резко сел на кровати. Только что спал – и вот уже нет, в голове роем кружат мысли, а кожа на голом торсе покрылась крупными мурашками от морозного сквозняка. В открытую дверь робко заглядывал свет, горящий в другой комнате. Парень сжал зубы и, стараясь не скрипеть, слез с кровати. Ощупал джинсы – мелочь, ключи от дома, какой-то бумажный мусор – всё на месте. На цыпочках подошёл к двери и…

– Чего не спишь? – поинтересовался из кухни знакомый уже голос.

Выйдя на свет, Эвальд обнаружил, что верхняя часть его тела измазана разноцветными красками. Встал в дверях, прислонился к косяку. Мебель уже была на своих местах. За столом в центре комнаты сидела к нему спиной Ира, с подбритой головой, всё в той же джинсовой курточке и шароварах. Ветер врывался в приоткрытую дверь балкона и трепал лёгкую занавеску. Особо сильные его порывы заметали на линолеум снег и дотягивались до сбритых волос девушки, которые теперь красовались на пятаке привезённой накануне свиньи. Та сидела за столом с чашкой чая меж копыт, морда уставлена в потолок, из выпотрошенного брюха торчат новогодние гирлянды, на толстую шею намотан тот самый длинный шарф, а вся кожа выкрашена, наподобие самого Эвальда.

– С чем компот? – непринуждённо поинтересовался парень.

– С кубинскими марками.

– Ясно…

«Чёрт, неужели не отпустило ещё? Хорошо, что всё на месте…» – встрепенулся, схватился рукой за поясницу – да, всё на месте.

Девушка ногой выдвинула из-под стола табурет.

– Садись.

Предварительно закрыв дверь на балкон, парень принял предложение и сел.

«Не, всё же отпустило, иначе бы свинья заговорила или хотя бы повернула голову» – забрал у хрюши чашку и отхлебнул остывший терпкий чай. Теперь при взгляде на девушку не оставалось никаких сомнений – не показалось, ни тогда, ни сейчас. Лицо осунулось, выступили широкие мешки под глазами, уголки губ опущены, веки устало прикрыты. На голом виске застыла капля крови от пореза.

– Будешь? – Ира протянула гостю папиросу.

– Не курю.

– Отчего же? – изумлённо-разочарованно поинтересовалась девушка, – вера не позволяет?

– Жадность. Не имею привычки платить за то, что меня убивает.

– Ты, наверно, и не пьёшь тоже? – в голосе прозвучало практически искреннее сочувствие.

– Почему же? Воду, молоко, сок.

– Сок? – встрепенулась девушка,– хочешь сок?

Эвальд поиргал нижней челюстью.

– Можно воспользоваться ванной?

– Валяй.

Смыв с себя порошкообразную краску, парень насухо вытерся и пошёл в комнату, искать свои вещи. Полностью одевшись и обувшись, ещё раз проверил – всё ли в карманах на месте? Зашёл на кухню попрощаться.

– Удачного… утра.

– Угу.

– Я пойду.

– Вали, фриц.

Трусцой сбегая по лестничным пролётам, Эвальд всё старался привести в порядок мысли.

«Что это вообще было? Допустим, накачала. Зачем? Деньги на месте, органы – тьфу-тьфу – тоже. Раздела, накрасила… и рисунки на стенах, свинья эта за столом… художница? Наглоталась кислоты и решила устроить инсталляцию? Похоже на правду. Ладно, Бог с ним, с искусством, надо ещё машину отогнать к торговому центру и на работу ехать».

Спустившись до второго этажа, невольно сбавил шаг. Под тускло горящей лампочкой стоял какой-то тип в дутой куртке с накинутым на голову капюшоном. Смотрит не на лифт, не на двери, а именно на ведущую вверх лестницу.

«Ждёт кого-то, в такой-то час? Гоп?» – вынул руки из карманов и, стараясь не упустить и малейшего движения любителя постоять ночью в коридоре, прошёл мимо. Всё же смог разглядеть, что тип под капюшоном не очень-то похож на рецидивиста: лет тридцати, худощавое, но здоровое лицо, без характерных признаков злоупотребления алкоголем или другой отравой. Взгляд отстранённый, на мгновение даже показался таким же, как у странной девушки, от которой Эвальд только что вышел, но этот взгляд точно не предвещал нападения.

«Ну и ладно, просто ещё один чудак» – мысленно пожал плечами немец, выходя на улицу. Метель продолжалась, «пирожок» порядком занесло, но снег не успел слежаться, и стоило тронуться с места, как пушистая белая шапка слетела сама.