Мне б оторваться от земли,
Мне б вытряхнуть себя и – полетели…
И шипр, и шутку, и мои качели,
Когда умру, хочу, чтобы сожгли.
 
 
Не пейте за столом за упокой,
А пойте репчик, чтобы мат на мате.
Меня не приголубит Божья Матерь,
И мой последний выдох – холостой.
 
 
Да позовите  падчерицу ту,
Что  знает, где подснежники зимуют.
Пусть на минутку души потоскуют,
Идите греться к жаркому костру.
 
 
Мне жаль себя. И вас немного жаль.
Мы вляпались  в промежность глуповато,
Завернутое завтра в стекловату,
На шляпке модной рваная вуаль.
 
 
А искры мечет, пыхает костер.
Они летят и лепятся на небе.
И счастлив тот, кто никогда здесь не был,
Нет у меня ни братьев, ни сестер.
 
 
Летела мимо. Любопытства для
Сложила крылья. Плюхнулась на ветки.
Откуда взяли мы про плод заветный,
Мы не были там рядом даже дня.
 
 
В просторной клетке  жордочки, еда,
Чирикают смешные попугаи.
Да я сама  такая же, т а к а я,
Но че то пыжусь, строю из себя.
 
 
А если в зеркало могу уткнуть свой клюв,
То  нафига мне глупые соседи?
На тренажерном пру велосипеде,
За обоняние принимаю нюх.
 
 
И шипр, и шутку, ржавые качели,
Когда умру, хочу чтобы сожгли.
Мне б оторваться  с корнем от земли.
Мне б в искорки  себя и… Полетели!
 

 
Я уйду, когда настанет осень
В доме на окраине моей.
В срок, по расписанию и точен
Будет каждый  взгляд поверх ничьей.
 
 
Я сама с собой играю в прятки
Подбираю буквы и слова
Подглядеть попробую украдкой,
Что здесь приключится без меня
 
 
В детстве, помню, часто так хотелось —
Притвориться мёртвой, чтобы все
Пожалели и прижали тело
Хрупкое мое к своей душе.
 
 
Да качали бережно и нежно,
Плакали: вернись и нас прости,
Как твоё решение поспешно
Мало дали мы тебе любви.
 
 
Детство моё  кончилось, осталась
Горькая рябинки кутерьма.
Коньяка не выпитая жалость
Да желание сказать – я умерла.
 

 
Лавочка. Фонарь.
И снег не тронут.
Ждёт  кого-то?
Может быть  меня?
 
 
Расстреляла я свои патроны.
Но один остался- для  себя.
 
 
Отниму рассвет – не будет утра.
Зацелую до смерти луну.
И пойду. И не была как будто.
Быстро. Незаметно
Почему…
 
 
Я какая есть – такая буду,
Можешь закопать  и сжечь меня,
Я тебя приравниваю к чуду,
Любят потому что, а не для.
 

 
Маленькие районные центры.
Серые. Унылые. Тоскливые.
Вытягивают, высасывают  меня.
Делают это нудно, безразлично. Буднично.
Не меняя выражения  своего тусклого,
облупленного лица.
Вечером  улицы пусты.
Жалкие домишки,
двух-трёх  этажные  здания.
Ленин на площади.
Не чищенные тротуары
Заброшенные  парки.
 
 
Но я их люблю.
Как-то по-особенному.
Через боль и грусть.
 
 
Они бывают большими  по размеру,
Но не по сути.
 
 
Там, где живу сейчас я,
Нет даже этого.
 

 
Вот и вечер выбивает пробки.
По стаканам кто вино кто воду.
Из цветной потасканной коробки
Глянцевую достаю свободу.
 
 
По краям улыбку глажу взглядом
Да считаю длинные реснички.
Я прощаюсь..
Не скучай,
не надо
Всё  прошло.
И поджигаю спичку.
 

 
Песчинка в часах песочных
Жилка височная
седина выстрочена
нитками прочными
Что же ещё хочешь ты?
 
 
Выбелена кожа
солью слёз ветра
Выстирана до
голубизны синькой
неба
 
 
Коркой запеклось
нежное
обезболенное
обездоленное
счастье
 
 
по ночам-
здравствуй.
когда умирает луна —
пока…
 
 
Обласканы облака,
изнежены,
и сирень и яблони —
снежные.
 
 
баюкаю подснежники
любви покалеченной.
но вечной.
 
 
Живу бессердечной.
Тебе подарила —
Зачем мне сердце,
если оно нездешнее.
 

 
Купить какую-нибудь безделушку,
Наврать себе – твой подарок.
Фотографию под подушку.
В сердце – жало.
 
 
На тумбочке в спальне оставить чашку
Немытую, из-под кофе
На кресло небрежно рубашку
И твой профиль
По запотевшему  зеркалу от  поцелуев
Нарисовать.
Я тоскую…
 

 
Мы закроемся здесь вдвоём
И начнём  убивать друг друга
Я не знаю, сколько пройдёт,
Может круг, может четверть круга.
 
 
Или бешеная спираль
Нас обеих в себя заглотит.
Так и так, всё  одно не жаль,
Пропадать, так уж не в болоте.
 
 
А когда откроются двери
И одна из нас победит…
Понимаешь, ведь я не верю,
Что способна её  убить.
 

 
День держался за подол весны,
Шлепал босиком по бездорожью,
Разбивая  снега   колтуны.
Было одиноко и безбожно.
 
 
Мальчик мой, (ты мальчик для меня).
Время рассчитало  по – иному.
У меня под краской седина.
Мой хребет на части переломан.
 
 
Врос платок и въелась чернота,
Выполоскал  ветер всё до грамма,
Лишь черта и больше  н и  ч е р т а —
Ни рубца, ни боли нет ни шрама.
 
 
Гулко. Бросишь камень – не стучит.
Говорят врачи – тяжёлый случай.
Глупые    бездарные    врачи
Прост диагноз – я дошла до ручки.
 
 
Всё. Осталось только потянуть
Или пнуть, собрав всю злость и жалость.
 
 
Тихо так… и хочется уснуть,
Натянув повыше одеяло.
 

 
Утро выгибало спину кошкой,
Когти поточило об меня,
Дряхлая луна разбитой плошкой
Выброшена на помойку дня.
 
 
Вылизаны лужи звёзд глазами.
Выпустила на цепи тоску
Пегая и тощая борзая.
Грустно ковырял апрель в носу.
 
 
Лысины блестели и потели,
Вытирались облаком-платком.
Тело вынимали из постели,
Забивали душу молотком,
 
 
Чтобы не сбежала раньше срока.
Топали тела вершить дела.
От порога шли и до порока,
Закусив усердно удила.
 
 
Серой массой закишело утро.
Снова тараканов ждут бега.
Головой кивали дурни мудро,
Руки пожимали и рога.
 
 
Калачом хвосты в штанах потёртых.
На копытах новые шузы.
За чертой и у черты – до чёрта
Раздают дешёвые  призы.
 
 
Поломают стрелки в полночь время.
Жёлтым глюком подмигнут – пора.
Расстояние на глазок отмерив,
Выбьют душу только до утра.
 

 
Ах, ты, улица моя нервная,
Все столбы стоят пьяные,
Пялят избы глаза фанерные.
Колдо@бины с колдоямами
 
 
Искусали, изматерщинили,
Изгорбатили спины чёрные,
Морды пропитые морщинами
Безобразными поисчёртаны.
 
 
Тычет небо журавль высохший.
Виновато висит смородина.
Отбывает свой срок пожизненный
Моя малая птаха – родина.
 

 
Руки грею в пустых карманах,
Криво стоптаны башмаки.
В джинсах вышерканных и рваных
Я выгуливаю шаги
 
 
По проспектам и по бульварам,
По трущобам, по свалкам дней,
По заросшим, сухим бурьянам
Недостроенных площадей.
 
 
Совершаю я ежедневно
Увлекательный моцион.
Нервы вздрагивают манерно,
Ноздри трепетно жрут озон.
 
 
Благодать-то кругом какая.
Можно плюнуть и растереть.
Широка ты, страна родная,
Лечь бы в поле да помереть.
 
 
Чтоб никто не закрыл мне очи,
Чтобы небушко разглядеть,
Ах, как птицы смешно лопочут,
Как же хочется пить и петь.
 
 
Или грызть стебелёк ромашки,
Лепестки обрывать с неё.
Босиком по горячей пашне
Бродят галки да вороньё.
 
 
По дорогам пылят машины,
И цветы. И трава. И ты…
Небо – словно кусок овчины
Да разодранный в лоскуты.
 

 
Кто последним ударит, кто?
Под рёбрами или снаружи?
Пинжачок попортит, пальто
Или платок надушенный.
 
 
Что там у тебя за пазухой,
 в кармане  чего во внутреннем,
За что ж мы с тобой наказаны
Прыжками беспарашютными?
 
 
Давай, первый пошёл, пошёл,
в спину ногой подначивай,
да посильней (ножом),
Так чтоб насквозь выворачивало.
 
 
Внутренности мои высушены гербарием.
Здесь умирают орлы, а тварь подыхает с тварями.
 

 
Погасли фонари.
Побитая луна
Поджала хвост,
Оскалилась на утро.
 
 
Так холодно внутри.
Пуста моя рука.
Разобран мост.
И ты не жил как-будто.
 
 
Все на моем столе
Лежат календари.
Помечены крестом
Отброшенные цифры.
 
 
Их взгляды солоней.
Маячат впереди
Обуглившийся дом,
Обветренные рифмы.
 
 
Покается волна
В скитаниях своих.
Изменчивые дни,
Порушенные ночи,
 
 
Коробочка полна,
Да коробейник сник.
Одни вдвоём, одни.
И непонятны строчки.
 

 
Нет у моря твоих глаз.
Утонули взгляды мои.
Необдуманно напоказ
Фонтанировали киты.
 
 
Стерся цвет. Стала серой гладь.
Я такую могу и в лужах,
Всё  закончилось и опять
Ветер с мусором нежно дружит.
 
 
По шагам перессчитан день.
По глоткам перемерен воздух.
Расплывается светотень,
Умирает в нелепых позах.
 
 
Я дозирую, как сироп,
Добавляю в сырую воду
Всесезонный больной озноб
И обманываю погоду.
 

 
Стропы моего парашюта
Вырваны с мясом —
Чья-то  дурацкая шутка
сделала меня асом.
 
 
В падениях мне нет равной —
Отпрыгиваю как мячик,
Когда разбиваюсь (правда).
И кажется не маячит
 
 
За горизонтом солнце,
Севшее временно в лужу.
Свет ты в моём оконце?
Нет. Мне никто не нужен.
 
 
Мечты мои приземлённые —
Выспаться да заткнуться,
Лежать на траве зелёной,
Коньяк. Сигареты. Унции
 
 
Тройские конвертировать
В граммы. И глаз прищурив
Кого-нибудь эксплуатировать
Как  и положено дуре.
 

 
шлёпаю по лужам вонючим,
ловлю дождевые струи.
хочу стащить черные тучи
и выбросить к х@ям.
 
 
солнце вытащить из каморки
ленивого папы Карло.
нечего на задворках
прохлаждаться. Достало.
 
 
свети коли светило,
грей меня – я замёрзла,
ты целую зиму
торчало занозой,
 
 
дразнило помятым боком,
кислым лимоном стыло
было  ведь невдомёк нам,
что ты просто косило.
 
 
теперь – то весна, родное,
тебе и не отболтаться.
дождь почти сутки моет
изауровы плантации.
 
 
так что давай – за дело,
времени у нас мало,
надо чтоб загорело
тело до Ивана Купалы
 

 
Это обычный эффект предела,
Бессмысленность – аксиома.
Многозначительность пробела
Приемлема и знакома.
 
 
Всё уничтожено монотонно
Выскоблены света стенки
Микеланджеловская Мадонна
Всё-таки сидит на ступеньке.
 
 
Выбриты до синевы щёки неба
Ободрана оболочка.
Через прорехи сквозит холод склепа.
Точка.