* * *

Астральный полёт оказался совсем не похожим на полёт птичий. Я не успел насладиться видом с высоты – мы, кажется, вообще не отрывались от поверхности. Просто привычные декорации, на которых был нарисован интерьер моей комнаты, вдруг упали, сложились, как карточный домик, и на их месте появились другие. Всё произошло за долю секунды. Следом за Мариной я пронзил пространство и время с головокружительной, космической скоростью и, разумеется, тут же растерялся, не понимая, где нахожусь. Молниеносная быстрота перемещения полностью меня дезориентировала. Единственное, что я сразу отчётливо ощутил – здесь было очень холодно.

Оглядываясь по сторонам в попытках узнать, куда меня занесло, я не видел ничего, кроме снега – чистого, нетронутого следами человека или зверя. Небо было безоблачным и настолько светлым, что сливалось с белоснежной, переливающейся яркими бликами, землёй. Линия горизонта терялась в этом искрящемся сиянии, и глаз с трудом мог её различить. Высоко над нашими головами светило солнце – лимонно-жёлтое, окружённое бледным туманным ореолом.

Я ступил вперёд. Идти было очень трудно, сугробы морозили и сковывали ноги, но всё же я сделал ещё несколько шагов, прежде чем без сил упасть на эту хрустящую, мерцающую белую перину. Моё лицо зарылось в снег, я приподнялся на оледеневших руках, которых уже почти не чувствовал, и понял, что через считанные секунды, если ничего не предпринять, мы замёрзнем здесь заживо. И, что самое интересное, никто не придёт нам на выручку, потому что это место необитаемо. Здесь никогда не ступала нога ни одного живого существа.

Моё сердце, скованное льдом, едва билось.

– Марина?..

В следующую секунду девушка упала со мной рядом, она тоже была похожа на одну большую ледышку. Её рыжие волосы, разметавшиеся по корке плотного наста, моментально покрылись снежинками.

– М-марин, – мои зубы стучали. – Тут хол-лодновато. З-зачем мы сюда п-пришли?

Если уж и путешествовать в астрале, – отметил я про себя, – то куда-нибудь в жаркую страну, но не на Северный же полюс!..

– Мы на Южном, – поправила меня девушка, и я к своему ужасу понял, что она прекрасно слышит мои мысли. – Извини, я забыла тебя предупредить. Духовное очищение всегда происходит только через катарсис.

– Катарсис?!

– Тебе придётся дойти до высшей точки страдания, чтобы раскрыть свою внутреннюю силу.

– Откуда ты знаешь, что во мне есть какая-то сила? Я же совершенно обычный человек…

– Сила есть в каждом человеке, Макс, просто до определённого времени она дремлет. Это место поможет тебе пробудить свой внутренний огонь. Расслабься и доверься ему. Позволь ему согреть тебя и очистить.

– А что если у меня не получится?

– Ну, тогда ты замёрзнешь здесь насмерть, – без сюсюканий ответила Марина и добавила, поясняя. – Как и всегда никто не сможет помочь тебе, кроме твоей собственной души.

Пока мы говорили, моё тело совсем окаменело от холода. Я уже не мог пошевелиться и напоминал самому себе гипсовую статую, застывшую в комичной, неестественной позе. Моё дыхание остановилось, воздух больше не шёл в лёгкие. Веки покрылись инеем, губы потрескались. Сердце в груди болезненно сжалось и замерло. В моих глазах потемнело, я потерял сознание и вскоре, кажется, скончался.

Хм, постойте-ка, а разве я могу вот так взять и умереть? – вдруг пришла ко мне в голову здравая мысль. – Я же просто сплю. Да и физического тела у меня здесь нет, а это значит, что мне не страшен никакой холод.

Как только я так подумал, из самого центра моей груди вспыхнуло и разрослось белоснежное пламя. Мне стало не просто тепло, а даже жарко. Пульсируя, огонь поглощал меня, сжигая на своём пути все преграды – весь тот энергетический хлам, который я накапливал в себе годами. Тёмные места моей ауры светлели и постепенно исчезали под натиском этой искрящейся внутренней силы. Разрушались все привязки, блоки, недобрые пожелания, брошенные мне в спину. Разбежались врассыпную все сущности, которые повадились питаться моими эмоциями и которых я по неосознанности сам кормил. Теперь в этом сверкающем своей чистотой месте не осталось больше ничего несовершенного – по цвету я слился со снегом, с небом, с невидимой линией горизонта, с кристально-белыми звёздами. Горячий как огонь и одновременно холодный как лёд, я был полностью неуязвим.

Мысли в моей голове иссякли. Закончились, сгорели вместе с остальным мусором. Постепенно я всё сильнее растворялся в пламени, теряя память о том, кем был, когда пришёл сюда. И, утрачивая себя, я приобретал нечто большее. Я испытывал неописуемое, растущее с каждой секундой, удовольствие.

Наверное, я мог бы навечно остаться здесь, но в какой-то момент волшебница мягко дотронулась до моего плеча и шепнула:

– Макс, пора возвращаться. Хорошего понемножку. Я провожу тебя.

Моё собственное имя неприятно порезало слух. Сейчас оно казалось мне чем-то не имеющим абсолютно никакой связи со мной настоящим. Оно вносило суету в тотальную безмятежность и непоколебимое спокойствие, с которыми я не хотел прощаться. Однако Марина была непреклонна. Взяв меня за руку, она, будто маленького ребёнка, отвела меня домой.

Когда мы вернулись в хорошо знакомую мне комнату, белый огонь погас, осталось только туманно-молочное мерцание, очерчивающее контур моей астральной оболочки. После ослепительной Антарктики ориентироваться в глубокой, кромешной темноте реального мира было очень сложно, я даже не сразу смог найти своё утопающее в черноте ночи физическое тело. Обернувшись на Марину, я задал ей немой вопрос. Девушка кивнула и подбадривающе подтолкнула меня к кровати.

Я ещё не решил, собираюсь ли просыпаться, но всё же сделал шаг навстречу себе. Потом ещё один. И ещё. Вгляделся в черты своего спящего лица, наклонился над ним, поднёс к нему ладонь, проверяя дыхание. Я почувствовал слабый выдох, а следом за ним вдох, и вдруг какая-то неведомая сила втянула меня через ноздри в мои же собственные лёгкие. Сопротивляться ей я не мог, выбраться тоже – словно песчинка, я оказался прочно заперт внутри гигантского пылесоса. Всё произошло так неожиданно и быстро, что я даже не успел попрощаться.

Я знал, что Марина ещё некоторое время продолжала стоять рядом с моей постелью, но обратиться к ней уже не мог. У меня не получалось даже взглянуть на неё, потому что мои глаза оказались закрыты, и, как бы я ни силился разлепить свинцовые веки, они мне не подчинялись. Тяжело гудящее тело, похоже, вообще не торопилось передавать мне бразды правления. Прошло несколько долгих, абсолютно беспомощных секунд, в течение которых я был полностью парализован, вынужденно наблюдая уже знакомый мне пёстрый «снежок», а потом всё внезапно погрузилось во мрак. Плотная вибрация, сотрясавшая мои обездвиженные конечности, прекратилась.

«Семь ноль две, Макс, – её тихий мелодичный голос прозвучал откуда-то сверху. – Береги себя».

Я вскочил на кровати и поспешно включил ночник. В комнате, помимо меня, никого не было.

Глава 7. Смертельно опасно

Утром я ехал на работу с большой охапкой цветов.

– Вот я на тебя смотрю, – незамедлительно хихикнул Алекс, – и всё думаю: когда же ты наконец поймёшь, что неправильно с бабами обращаешься?

– В смысле? – удивился я. Нет, я конечно не отрицал, что в который раз обошёлся с Танечкой неправильно, но Коршунов-то об этом пока ещё не знал.

– Ты цветы постоянно даришь после секса, – подметил друг.

– Ну да, так получается. А как надо?

– А надо, разумеется, до. Ладно, давай-ка лучше колись, чем на этот раз провинился?

Вздохнув, я пересказал товарищу события прошлой ночи.

– Ага, сабдроп⁷ с ней, значит, приключился – со знанием дела резюмировал Саша, выслушав мой рассказ об интимных играх с Танечкой. – Ничего, у новичков это бывает. Оклемается. А вы, мистер Грей, в следующий раз силу-то рассчитывайте. Нижняя может и не сообщить, что ей плохо. Если притихла – это как минимум повод обеспокоиться.

– Я и правда переборщил. Когда она замолчала, я подумал, что ей стало скучно… Хотел её хорошенько припугнуть, чтобы больше не просила меня заниматься такой ерундой.

– Ну и как, припугнул? – на губах Коршунова играла ироничная ухмылка.

– Угу, а заодно и себя. Теперь следующего раза точно не будет, – пробурчал я. – Погоди, а ты что, тоже этим занимаешься?!

– Сейчас уже нет, но раньше бывало. Так, для общего развития.

Я искоса взглянул на товарища. Я всё ещё не терял надежды узреть, какие пятьдесят оттенков прячутся в его невидимой ауре. Мне всегда казалось, что он утаивает от меня гораздо больше фактов из своей биографии, чем раскрывает – ведь несмотря на то, что я был его лучшим другом, я толком не знал о нём никаких личных подробностей. Поэтому иногда я с трудом мог понять, серьёзно он говорит или шутит. Вот и сейчас, как обычно, я ничего не смог прочитать ни в выражении его лица, ни в энергетике, будто бы её вообще не было. Пусто, ни единого намёка на какой-либо цвет. Разве такое возможно?..

Войдя в бухгалтерию, я с облегчением отметил, что девушка выглядела чуть бодрее, чем ночью, правда она всё равно поприветствовала меня как-то безрадостно и была немногословной. Тихо поблагодарив за цветы, которые смотрелись чересчур яркими на фоне её тёмной блузки, она поставила их в вазу, а потом сослалась на большое количество работы и выставила меня из кабинета.

Сев за рабочий стол, я никак не мог собраться с духом, чтобы приступить к делам. Из головы у меня не выходил образ Танечки – погасшие глаза, отсутствие каких-либо эмоций на лице, тусклая одежда и не менее тусклая светло-серая аура. И хотя Алекс был уверен, что через пару дней её «отпустит», я всё равно переживал, чувствуя себя причастным к её депрессии.

Говорил же я Сашке: рано меня с кем-то знакомить, ничего хорошего из этого не получится. Подумаешь, год без секса. Надо было ещё немного подождать, до тех пор, пока окончательно забудутся мои предыдущие отношения…

Я держал в руках нашу общую фотографию, ту самую, в розовой рамочке, и чем дольше я смотрел на неё, тем больше погружался в свои невесёлые мысли. Я настолько глубоко утонул в размышлениях о том, как теперь можно всё исправить, и можно ли вообще, что совсем не заметил приближающегося начальника отдела. Я непреднамеренно продолжал его игнорировать даже когда он подошёл вплотную ко мне. Немного подождав, он привлёк моё внимание голосом:

– Васильев в больнице, займись его делами, – и бросил мне на стол толстую папку.

Только дел Васильева мне для полного счастья не хватало.

Пока я прикидывал как бы покорректнее ответить, Анатолий, испытывая острый дефицит моего внимания, моментально распалился. Выхватив у меня из рук рамку с фото, он со всей силы швырнул её на пол.

Тонкое стекло хрустнуло, из центра по нему расползлось несколько витиеватых трещин. Большие Танечкины глаза, теперь смотрели на меня снизу вверх сквозь паутину осколков. Я похолодел, одновременно и от ужаса, и от негодования.

– Своей личной жизнью занимайся по ночам, а днём в офисе изволь работать! – ничуть не смутившись, изрыгнул босс и для усиления эффекта прикрикнул. – И вообще, встань, когда с тобой разговаривают!

Дважды упрашивать меня не пришлось. Я моментально очнулся и поднялся с кресла. А в следующую секунду я молча взял его за грудки и, едва отдавая себе отчёт в своих действиях, ударил плотно сжатым кулаком в искривлённую от злости физиономию.

Левый глаз начальника моментально покраснел и опух буквально за пару секунд, веко налилось насыщенно-багряным цветом. Прикрываясь рукой, он отвернулся от меня и попытался обратиться в бегство, но я схватил его за загривок, снова развернул и приложил лицом к столешнице, разбив вдобавок ещё и бровь. На этом, к счастью, меня остановили вовремя подоспевшие коллеги, за что я им впоследствии был очень благодарен.

Без сомнения, причина драки заключалась вовсе не в хамских поступках Анатолия Викторовича, к которым я давно уже привык. Поколотил я его скорее по своим субъективным мотивам: из-за невыносимого чувства безысходности. Я понимал, что наши отношения с Танечкой давно дали трещину, а стекло, разлетевшееся на мелкие кусочки, в который раз мне об этом напомнило. Я разозлился даже не на Анатолия, а на саму Вселенную за то, что она указала мне на моё слабое место. Анатолий просто не вовремя попался под руку.

Однако так легко смириться с его произволом я не мог. Что-то лопнуло у меня внутри – наверное, это было терпение – и теперь пульсирующий ярко-жёлтый свет, исходящий из моего живота, волнами растекался по пространству. Он распространялся во все стороны как минимум метра на полтора, я буквально тонул в нём. Раньше за своей аурой я такого не замечал. Наоборот, до этого дня моё солнечное сплетение инстинктивно сжималось при виде босса, сейчас же там бурлила неугомонная, огненная, бунтарская сила. Именно она подстегнула меня продолжить бой, даже когда Анатолий трусливо убежал в свой кабинет.

С неподдельным чувством того, что поступаю справедливо, я позвонил Алексу.

– Саш, – забыв поприветствовать друга, проговорил я в трубку, стараясь унять злобу в голосе, – помнишь наш разговор про руководство отделом? Так вот, я готов.

Коршунов, разумеется, тотчас заподозрил что-то неладное (такая решительность ранее мне была вовсе не свойственна). А уж когда он, прилетев в наш кабинет, узрел яркий фингал под глазом Анатолия, то ему сразу стала понятна вся суть дела. Внимательно всмотревшись в моё лицо и изучив его на предмет повреждений, он легко вычислил нападающую сторону и лаконично заключил:

– Максим Олегович, приведите себя в порядок, успокойтесь и зайдите ко мне.

Коллеги, только сейчас очнувшиеся от шока, тут же начали что-то хором тараторить, перебивая друг друга. Они пытались рассказать о причинах драки, чтобы отмазать меня от возможного наказания, но Саша делал вид, что не слышит их. Он присел и спокойно поднял с пола разбитую рамку. Ничуть не боясь порезаться, щёлкнул замочками, вытащил фотокарточку, отряхнул её и с заметной аккуратностью поставил обратно ко мне на стол.

– Анатолий Викторович, а вы себя приведёте в порядок уже дома. Вы уволены. Да, и вызовите уборщицу, пусть подметёт здесь, – невозмутимо добавил он и покинул помещение.

Получасом позже, ходя туда-сюда по своему длинному кабинету, Алекс, будто бы оправдываясь, размышлял вслух:

– Я, конечно, твой друг. И я всегда буду на твоей стороне. Но, пойми, я по совместительству ещё и владелец компании. Я должен уметь беспристрастно оценивать любую нештатную ситуацию. Поэтому я пришёл к выводу, что сейчас не время повышать тебя до начальника отдела. Ты ничего хорошего за сегодня, мягко говоря, не сделал, чтобы я тебя повышал. Даже наоборот. И, к тому же, меня в последнее время серьёзно смущают эти твои рассказы про ауру, чакры и прочую шизофрению. Тебе нужно разобраться с текущими проблемами, а не брать на себя новые обязанности. Так что, Макс, без обид, ладно?

– Я всё понимаю, Саш. Какие могут быть обиды.

Не сказать, чтобы я сильно расстроился, а обижаться и вовсе не видел нужды. Напротив, я стал ещё больше уважать товарища за его способность рассуждать хладнокровно и трезво. Тем более, что он постарался учесть в том числе и мои интересы – Анатолия всё же уволил, а гору дел Васильева, который накануне неудачно сломал ногу, справедливо поделил поровну между всеми сотрудниками.

Заметив, что я утихомирился, Коршунов, видимо, решил подкрепить успокоительный эффект от нашего разговора, поэтому спросил:

– Ну ладно, раз ты больше не злишься, тогда скажи мне, кого поставить над тобой в руководство? Что если Руслана?

– Хорошая идея, – откликнулся я примирительно. – Правда. Ничего против него не имею.

– Вот и отлично. Может, выпьем чайку? – он занёс руку над переговорным устройством, чтобы связаться с секретарём, но я жестом его остановил:

– Мне надо ехать. Спасибо, Сашка!..

Намереваясь побыстрее расправиться со свалившимися мне на голову рабочими задачами, я снова мотался по столице до позднего вечера. Как назло, клиенты находились на разных концах города, а их внезапно созрело целых пять.

Путешествуя от одного покупателя к другому, я колёсами своего «пежо» начертил на улицах Москвы невидимую пентаграмму⁸, причём под конец дня ещё и обвёл её в круг – из-за пробок в центре прокатил немало десятков километров по МКАДу в надежде попасть домой до полуночи. Правда, это всё равно мне не удалось. Когда я переступил порог квартиры, часы в прихожей показывали 0:50.