А Алессандро… Лукреция обвела взглядом залу и не нашла его. Она чуть нахмурилась, краем кубка коснувшись губ, но едва ли ощущая вкус вина, и задалась вопросом, где он. Он только что был здесь, стоял у стола и с видимой учтивостью разговаривал с синьором Реццонико, представителем одной из патрицианских семей Венеции. Но теперь его нигде не было. Лукреция подошла к окну, ловя отражения города в чёрной воде канала. Глаза смотрели вдаль, а уши старались уловить всё, что происходило за её спиной – смех Бьянки, немного басовитый голос хозяина, блистательное, отличающееся гибкостью и выразительностью сопрано Анны Ренци³², Джованни, обсуждающий с кем-то цены на шёлк и кружево…

И несмотря на то, что во дворце всё еще была праздничная атмосфера, и кифара³³ мягко переливалась древнеримскими мелодиями, для Лукреции вечер уже начал тускнеть, и ей ужасно захотелось домой. Она повернулась к жениху, сообщить о своём решение. Джованни с чашей в руке, разговаривая, стоял к ней спиной, его тон был учтив и ровен. Лукреция готова была к нему подойти, пока одно слово, одна фраза, не заставила её замереть.

– …разумеется, ей будет легко привыкнуть, – говорил он, с лёгкой улыбкой, обращаясь к мужчинам- собеседникам. – Женщины быстро находят своё место, особенно если их направить правильно.

Мужчины рассмеялись

Лукреция медленно перевела на жениха взгляд.

«Легко привыкнуть? Направить?»

Внутри от таких речей что-то сжалось.

Она не знала, был ли в голосе Джованни оттенок пренебрежения или это просто отражение его спокойной уверенности. Но это было как удар – неожиданный, почти незаметный для остальных, но непростительный для неё. Она поняла, что больше не должна оставаться в этом месте. Уверенным шагом она направилась к выходу.

Но, не успев дойти до двери, она услышала за своей спиной голос Алессандро.

– Ночная Венеция коварна, синьорина, – его тон был ровным, но в глубине слов чувствовалось мягкость и забота. – Особенно для нашей семьи, когда в памяти ещё то, что случилось с Витторио.

Лукреция подняла на него глаза. Взгляд Алессандро не выражал явного беспокойства, но в нём было напряжение, словно он не просто напоминал о произошедшем, а видел в этой ночи новую опасность.

– Вы считаете, что мне стоит бояться? – спросила она тихо.

– Я считаю, что вы должны быть осторожны, – ответил он, медленно протягивая ей руку, явно давая ей понять, что готов сопровождать её.

Лукреция колебалась. Остаться означало терпеть снисходительные взгляды собеседников Джованни. Уйти – признать, что что-то внутри неё заставляло бежать из этого дворца. Но она всё-таки протянула свою руку, и Алессандро сжал её пальцы, мягко, но уверенно, и прошептал на ухо:

– Обещая, то, что однажды произошло в вашей спальне, не повторится.

И не проронив больше ни слова, он направился к выходу, ведя её за собой.

Ночь была тёмной, но не безмолвной. Венеция дышала приглушёнными звуками воды, далёким смехом в другой части набережной, редкими шагами на мостах, откуда-то доносившимися отголосками разговоров. Алессандро и Лукреция двигались вдоль канала, их шаги глухо отдавались в камне. Они шли молча, лицо мужчины было напряжено, и он настороженно вглядывался в темноту.

Тень выскользнула из переулка так быстро, что Лукреция даже не успела сообразить, что произошло. Лезвие блеснуло в слабом свете фонаря…

Алессандро резко оттолкнул Лукрецию, заставляя её отступить, прежде чем удар мог достичь цели.

– Беги! – короткий приказ, но она не двинулась.

Человек в маске не говорил, но его движения были точными, уверенными, как у того, кто привык к подобным нападениям. Алессандро уклонился, шагнув в сторону,

– Я сказал – беги! – прикрикнул он на девушку.

Лукреция рванулась прочь, её шаги гулко отдавались на каменных плитах узкой набережной. Воздух был холодным, но она почти не чувствовала его – в ушах шумело от внезапно охватившего её ужаса и от страха за Алессандро. Она слышала звуки борьбы – резкие шаги, глухие удары, напряжённые крики. Но она не обернулась, не позволила себе остановиться. Тени домов мелькали перед глазами и переулки казались бесконечными, но она знала город, знала, куда свернуть, чтобы исчезнуть.

Наконец, она остановилась, переводя дыхание и ловя взглядом блики от факелов, дрожащие на поверхности воды. Воздух пах сыростью камня и пряным дымом ночных фонарей. Тёмный угол набережной был скрыт от посторонних глаз, но словно интуитивно чувствуя присутствие кого-то ещё, Лукреция машинально сжала в руке холодный и гладкий веер. Она не двигалась, прислушиваясь. Она чуть повернула веер, ощущая скрытый механизм под пальцами. Этот предмет был не просто украшением. Это было элегантное и скрытное оружие. Сделанный из слоновой кости и шёлка, украшенный золотом и драгоценными камнями, он имел достаточно острые рёбра в металлических пластинах, чтобы нанести удар. В ручке было спрятано лезвие, в нужный момент превращающее дамскую безделицу в опасный кинжал, а в одном из декоративных элементов была спрятана небольшая игла с ядом, который действовал при малейшем уколе.

Голос раздался прежде, чем она увидела обладателя его. Приглушённый, но бархатный и с лёгкой усмешкой.

– Вы слишком прекрасны, мечта моя, чтобы гулять в одиночестве перед свадьбой.

Лукреция резко обернулась и увидела тень возле угла дома. Лунный свет скользил по краю маски, выхватывая полутон улыбки. «Пьеро» стоял расслабленно, но в его позе было нечто хищное, и Лукреция нисколько не сомневалась, что это не случайность, он не просто оказался здесь. Он её ждал или даже преследовал. В голове мелькнула мысль, что это он напал на Алессандро.

– Какое у вас странное увлечение, – немного с вызовом ответила она, но её голос едва уловимо дрожал. – Ожидать женщин в темноте.

«Пьеро» сделал несколько шагов, но не приблизился к ней, будто наслаждался созерцанием женского образа.

– Не женщин, синьорина Лукреция. Вас.

Ночная тишина сгущалась, погружая город в сон. Вдалеке еще слышался скрип гондол, всплеск воды от вёсел, но здесь, на этой узкой набережной, всё замерло. Лукреция вскинула подбородок, стараясь скрыть волнение. Она хотела задать вопрос, но мужчина поднял руку, останавливая её.

– Не надо слов, прошу вас.

«Пьеро» сделал еще шаг, и Лукреция могла разглядеть на его лице чёрную матерчатую полумаску, не характерную для венецианцев. Она плотно прилегала к лицу, закрывая его верхнюю часть, оставляя открытыми глаза, рот и подбородок. Девушка стояла как зачарованная, ловя на себе выразительный, пронзительный и загадочный мужской взгляд.

– Ваш брак… он ошибка, – наконец проговорил «Пьеро». – Вы достойны большего, – его голос был тихим, но в каждом слове чувствовалась неприкрытая горечь. Лукреция в удивлении отшатнулась. Это были те самые слова, которые она прятала в глубине своей души. И сейчас они вырвались наружу чужими устами, обжигая её, словно пламя. Но она лишь грустно усмехнулась.

– Вы говорите как персонаж дешевой пьесы, мой друг. Мой брак – это сделка, выгодная для обеих сторон.

«Пьеро» рассмеялся, и этот звук эхом разнесся по набережной.

– Возможно, но я вижу страх в ваших глазах, синьорина. Страх перед жизнью, в которой нет места мечтам и страсти. – Он приблизился еще на шаг, и теперь между ними было расстояние вытянутой руки. – Я предлагаю вам другую жизнь, Лукреция. Жизнь, полную приключений и любви. Жизнь, в которой вы будете сами решать свою судьбу.

Лукреция молчала, ее сердце бешено колотилось в груди. Она знала, что «Пьеро» говорит правду. Она всегда мечтала о другой жизни. Но что, если он действительно предлагает ей шанс на счастье? Что, если она осмелится рискнуть всем ради любви? Мгновение колебания выдало ее. «Пьеро» это заметил. Он протянул к ней руку, словно предлагая не просто бегство, а спасение.

Лукреция смотрела на протянутую руку, но не спешила принять её. «Пьеро» ждал – без давления, без слов, словно знал, что решение должно родиться внутри неё самой.

– Вы слишком много предлагаете, – наконец тихо произнесла она.

Его губы дрогнули – едва заметная улыбка, как у человека, который слышал подобные слова прежде и знал, что они всегда скрывают нечто большее.

– Возможно, – легко согласился он. Но вы пока не отказали мне, синьорина.

Между ними висела пауза. Она могла сделать шаг назад, уйти, раствориться в ночи и забыть этот момент. Но она шагнула вперёд, касаясь своими пальцами чужой ладони в кожаной перчатке. Кожа перчатки была гладкой и прохладной, но под ней Лукреция чувствовала тепло живой руки.

– Вы сделали шаг, – немного лукаво произнёс он.

Лукреция медлила с ответом. Её сердце всё ещё бешено стучало, но она не отводила взгляда.

– А вы ждёте, что я сделаю следующий?

– Нет, – «Пьеро» чуть улыбнулся. – Я жду, когда вы сами решите, каким будет ваш следующий шаг.

– Пусть это будет наша ночь, а после я решу, каким будет мой следующий шаг, – с обворожительной и соблазнительной полуулыбкой решительно ответила Лукреция.

– Тогда пусть ночь принадлежит нам!

И с этими словами «Пьеро» нежно обнял её за талию и, приблизив к себе, дотронулся до её губ своими. Поцелуй был лёгким, почти невесомым, словно прикосновение бабочки, но он мгновенно воспламенил ее кровь. Лукреция ответила на поцелуй, забыв обо всем на свете. О долге, о Джованни, о свадьбе. Сейчас ей важна была только эта ночь, только она и «Пьеро». Она знала, что утро принесёт ответы, но пока ночь принадлежала только им – без обещаний, без прошлого, без будущего, лишь одно мгновение, в котором решение ещё не было окончательным.

Его губы стали более настойчивыми, требовательными. Он углубил поцелуй, и Лукреция почувствовала, как все ее тело охватывает дрожь. Она обвила руками его шею, желая раствориться в нем и слиться с ним в единое целое.

– За углом стоит гондола, – услышала она хрипловатый от возбуждения голос «Пьеро».

Лукреция отстранилась, тяжело дыша. В голове царил сумбур. Одна часть её разума кричала об опасности, о недопустимости такого поступка, другая же – жаждала продолжения, жаждала забыть обо всем и отдаться во власть чувств. Она посмотрела в глаза «Пьеро», полные страсти и мольбы.

– Гондола? – переспросила она, стараясь вернуть себе самообладание. – Но я же не приняла еще решение сбежать с вами.

– А кто говорит о побеге? – томно, немного насмешливо, еле касаясь её губ, ответил «Пьеро». – Если это наша ночь, почему бы лодку не использовать не совсем по назначению?!

Лукреция вздрогнула от его слов. Он играл с ней, дразнил, распалял ее чувства до предела. Ее разум протестовал, твердил о благоразумии, о последствиях, но тело уже не повиновалось. Оно жаждало его, каждой его ласки, каждого его поцелуя. Она молча смотрела на него, не в силах оторваться от его глаз. В них плясали чертенята, отражались блики уличных фонарей и таились обещания наслаждения. Она знала, что если сейчас поддастся, то пути назад уже не будет. Но разве она этого не хотела?! Медленно, словно в трансе, она кивнула, давая ему понять, что согласна. «Пьеро» довольно улыбнулся и, не теряя ни секунды, подхватил её на руки и завернул за угол, где, действительно, покачиваясь на волнах, стояла гондола.

Он, оставаясь в одной блузе, сбросил черный плащ на дно лодки и положил на него свою драгоценную ношу. Он осыпал ее лицо поцелуями, спускаясь к шее и к плечам. Лукреция стонала, запрокидывая голову, позволяя ему делать все, что он пожелает. Его руки скользили по её телу, лаская каждый изгиб. «Пьеро» смотрел на нее так, словно она была самым драгоценным сокровищем, которое он когда-либо находил. Его взгляд был полон обожания и желания. Шёлковая туника Лукреции поднималась всё выше, а поцелуи «Пьеро» спускались всё ниже. Страсть, словно огонь, охватила их обоих, сжигая все сомнения и страхи. Они слились воедино в танце любви, в ритме, который диктовала блудливая, порочная, но такая прекрасная Венеция…

… Город еще был окутан тихой, призрачной красотой ночи. Он еще спал, но вода в каналах уже нашёптывала предрассветные звуки и отражала первые проблески света. Фонари, догорающие в ночи, отбрасывали длинные тени, воздух был пропитан солью и влажностью. Гондолы, привязанные к деревянным сваям, слегка покачивались в такт течению. Где-то вдалеке слышался одинокий приглушённый голос – может, ранний торговец, или, может, прохожий, который не спешил покидать ночную Венецию. Еще немного, и рассвет начнёт окрашивать небо в нежные пастельные тона. А пока город лишь готовился к пробуждению.

Они спали под меховыми покрывалами, обессиленные, в объятиях друг друга. Их ночь еще продолжалась, и только им было известно, что произошло в этой гондоле под покровом безлунной венецианской ночи. Лукреция, просыпаясь, потянулась. Она вдохнула солёную свежесть, принесённую лёгким ветерком, и вместе с ней пришло осознание происходящего. Она не хотела думать о принятии какого-то решения, в этот момент ей было все равно. Она провела ночь, полную безумия и наслаждения, с мужчиной, о котором не знала ничего – ни его настоящего имени, ни откуда он, ни его лица, остающегося в маске.

Его рука все еще покоилась на ее талии, теплая и тяжелая. Лукреция осторожно высвободилась, стараясь не разбудить его. Дыхание «Пьеро» было ровным и спокойным. Лукреция позволила себе секунду разглядывать его – расслабленную линию губ, тёмные волосы, выбивающиеся из-под платка-маски. И вдруг её глаза тронула хитринка, и пальцы коснулись маски. «Пьеро» не шевельнулся, но его дыхание изменилось – едва заметно, но достаточно, чтобы она почувствовала, что он проснулся.