Глава 3

Как выяснилось, у королевы Мэврис были свои очень особенные понятия о приятном пробуждении. Спасибо Шелтису, я проснулась до того, как постель превратилась в бассейн со льдом. Всего на несколько секунд, но чувствую, что дивные ощущения не оставят меня до самого вечера.

– Ты что-нибудь знаешь об этом? – требовательно спросила я у зеркального духа.

– У королев свои причуды, – снисходительно бросил тот в ответ.

– Ты обновился за ночь? Старая память слетела? – Мне стало дурно от одной мысли, что укрощение строптивого духа придется проводить заново.

– Да не знаю я, – обиделся дух. – Я же по шмоткам да по украшениям. Никто со мной особо и не разговаривал, вот, на тебе учусь общению. Могу только предположить, что это помогало Ее Величеству просыпаться. Она же ночами сидела в своем кабинетике – мне всегда было видно, как она под утро к постели выходит. И я же потом ей темные подглазья замазывал. Ну что, сушиться и одеваться?

– Зубы надо почистить, – вздохнула я и поднялась на ноги.

Утренний туалет у меня много времени не занял. Все же дух был очень полезным. А за то время, что я была в ванной комнате, он еще и подобрел. Или решил подлизаться, что прямо указывает на резко возросший уровень разумности. В любом случае он посоветовал осмотреть изголовье кровати – там может быть пластинка с изображением льда или воды. Мол, заколдовать кровать Мэврис не могла, значит, мастер изначально встроил такую освежающую фишку.

Так оно, кстати, и оказалось. Нашла я пластинку с изображением льда и, от греха подальше, сковырнула ее с постели. Фух, завтрашнее утро покажет, кто прав. Дух-то считал, что достаточно ее просто не трогать. Но я-то и не трогала!

– Будем выбирать платье? – Закинув пластинку в кабинет, я села перед духом.

– Ты уже поняла, что у королевы любимые оттенки небесного цвета. В редкие, крайне редкие дни она надевала платья в нежно-голубых тонах. Все остальное время Мэврис отдавала предпочтение сумрачно-грозовым цветам. Поэтому советую выбрать вот это серо-стальное платье. Оно хорошо тем, что к обеду переодеваться не нужно, достаточно добавить агатовый гарнитур.

Вероятно, свой любимый красный цвет я на себе увижу только на Земле. Что ж, подожду. В конце концов, что-что, а роскошные платья с корсетами мне в обычной жизни надеть некуда. Так что серый цвет – это нестрашно. Тем более что наряд идет мне. Как и сложная коса со скромной черной лентой. Кстати, о ленте:

– А это разве не траурный знак?

– В Редгене – нет, – отозвался дух. – У вас траурный цвет очень сложный. Вот знаешь, когда угли подергиваются серым пеплом, но краснота еще немного видна? Вот он самый.

– Но это платье близко к этому цвету, – напряглась я. – Кто-то умер?

– У королевы умерла сестра, но траур затянулся.

В задумчивости я поднялась и отошла к окну. Что же здесь происходило раньше? Мэврис «унаследовала» мужа сестры. Сестра умерла, пытаясь родить правильного или «удачного» ребенка. Думаю, что заменить Мэврис не мог никто. Ну не мазохист же король?! И не садист – имей он такие склонности, я бы это уже прочувствовала.

Кажется мне, что в этой ситуации все хороши. Но и продолжать войну я попросту боюсь. Вчера был мой бенефис – не каждая может дать пощечину королю. Больше того, не каждая вообще может отвесить кому-либо оплеуху. И я раньше никогда себе этого не позволяла. Не позволю и впредь. Умные люди понимают, что на удар когда-нибудь последует ответ. И королевский "ответ" я могу и не перенести. А значит, демонстративный траур пора прекращать. Постепенно налаживать отношения с королем и постараться провести время интересно и без скандалов. Что будет со всем этим делать Мэврис – не мои проблемы. Я, может, еще и сама себе глаз подобью перед обратным обменом.

– Ты можешь показать мне все платья, которые носила королева?

– В смысле, изображения? Я каждый раз создаю новое платье из запасов старых тканей и, – тут дух замялся, – скоро потребуется обновить запасы.

– Казна опустела?

– После замужества Мэврис потеряла доступ к деньгам своей семьи, а казной супруга пользоваться не пожелала. Она вскользь об этом обмолвилась своему брату, а мне было слышно.

– Ладно, показывай.

На экране появилась полноценная буря. Вот уж точно, все оттенки грозы и редкие нежно-голубые вкрапления чистого неба. Что ж, изменения не должны бить в глаз, а значит, выбирать нужно из старого.

– Так, верни первый вариант, траурный, – нахмурилась я. – И сделай розовый насыщенней. Чтобы получился розовый шелк со стальным отливом. Это же уже не траур?

– Такой цвет не носят, – отозвался дух.

– Запрещено? Суеверия? Нет? Вот и хорошо. Делай. Теперь посеребри ленту и укрась агатовой крошкой.

Со всеми этими переделками мы изрядно задержались, и на туфли времени не хватило. Что ж, меняя одежду, я оставляю временные привычки Мэврис нерушимыми.

Шелтис вновь провожал меня до малого обеденного зала. Ну как провожал – в этот раз он шел рядом и проверял, точно ли я запомнила дорогу. Это было приятно, и я даже начала себя готовить к тому, что он заговорит. Хотя искренне надеюсь, что этого не произойдет. Говорящий кот, да еще и с такой выразительной мордой – уверена, что ничего хорошего и доброго он не скажет.

Едва открылись двери и я шагнула в зал, там воцарилась мертвая тишина. Король шел ко мне и чуть ехидно усмехался.

– Доброе утро, Ваше Величество, – поприветствовала я супруга.

– Доброе утро, Ваше Величество, – отозвался Линед. – Только что состоялся отъезд не только трех отчужденных леди, но еще и семеро лордов решили покинуть нас.

– Какие проницательные лорды.

Лично мне эти самые лорды ничего плохого не сделали. Но раз они решили покинуть двор сразу после того, как королева пожаловалась мужу… Они третировали Мэврис? Почему же она молчала?

«А потому что она считала мужа врагом. И вполне могла решить, что все гонения происходят с его ведома и по его приказу», – пришла мне в голову неожиданная мысль. Пришла и осталась, поскольку на первый взгляд эта теория казалась очень логичной.

– Сегодня будет удивительно тихо, – хмыкнула я. – Помимо спешно убывших отсутствуют все прочие леди. Если глаза мне не изменяют.

Муж помог мне сесть и коротко усмехнулся:

– Леди сказались больными. На тот случай, если вы все еще сердиты. Никому не хочется лишиться всех вещей.

– Я так и не поняла, зачем вы желаете сжечь их вещи, – осторожно заметила я. – И заплатить за это деньги.

Все же если Мэврис так откровенно пренебрегала Траарном, она вполне могла этого не знать.

Король чуть поморщился и щелчком пальцев создал вокруг нас радужный купол:

– Старая традиция. Когда она зародилась, редгенцы еще не выходили за пределы Леса. У вас изучают историю Траарна?

С независимым видом я бросила:

– Вскользь, у нас очень много других дисциплин. Впрочем, вам это известно, Ваше Величество.

Линед слегка смутился и кивнул:

– Да, это верно. Кхм, что ж. На землях Траарна собралось огромное количество самых разных семей и колдунов-одиночек. Был собран Совет Магов, начал зарождаться королевский род, но проблемы оставались. С одной стороны, мы были обязаны принимать у себя беженцев с Дальних Земель, с другой стороны, они порой были жестоки и отвечали на приют черной неблагодарностью. Тогда и зародился обряд Отречения от дома. Этот обряд действует только на территории Траарна. Когда гость обижает хозяина дома, то последний вправе просить помощи и защиты у магии. Так обидчик лишается всей своей одежды, кроме той, что надета на нем, и изгоняется из приютившего его дома. И позднее он не может принимать участие в общественной жизни ровно до тех пор, пока сам не пошьет себе новую одежду и не придет просить прощения. Если же обидчик решит обмануть и закажет готовое платье у швеи, то магия растворит его вещи.

Я пораженно кивнула. Древние маги знали толк в наказаниях. С другой стороны, не думаю, что для благовоспитанных девушек это такая уж проблема – они ведь занимаются рукоделием. Должны заниматься, по идее.

Линед явно был благодушно настроен и даже немного склонен к разговору, и этим было необходимо воспользоваться. Вот только сейчас меня интересует мерцающий вокруг нас радужный купол – его видят все? Или только те, кто внутри? Или только маги, а если так, то почему вижу я? Но Мэврис была сильным магом, и нет никакой надежды, что такой вопрос получится обосновать. Высшие силы, пожалуйста, пошлите мне кого-нибудь для допроса!

Но вместо этого провидение послало завтрак, который весьма неприятно удивил – каша на воде без масла и сахара, тонкие сухие хлебцы и крошечная пиала с матово-черными ягодами. Причем эти ягодки достались только мне.

Никого из придворных такой завтрак не удивил, так что и я, мужественно преодолевая отвращение, съела гадостную кашу и немного похрустела хлебцами. Затем отодвинула от себя тарелку и воздала должное местной чернике. К слову, довольно вкусно, но наша сочнее. Знать бы еще, отчего Его Величество так подозрительно на меня косится.

– Вы хорошо себя чувствуете, Мэврис?

– Превосходно, – ответила я.

– Как вам тайлиндар?

Окинув взглядом стол, я сделала вывод, что это название ягод.

– Суховат, но неплох, – осторожно ответила я.

– Значит, я и с полсотни моих предков были правы – дар возвращается, – усмехнулся Линед. – И только вы, Мэврис, в своем упорстве предпочли ничего этого не замечать.

Мне оставалось только отвести глаза. Откуда мне знать, что замечала, а что нет прежняя Мэврис? Тем более что ее больше беспокоила чья-то смерть, а не потеря дара. То есть и потеря дара тоже, но…

– Скажите, Ваше Величество, вы видите щиты? Люди без дара их не видят, для одаренных же любой щит похож на стенки мыльного пузыря. – Голос лорда Эрсталя звучал нарочито спокойно, но я подспудно ощущала его напряжение.

Отвечать не хотелось. Мало ли им нужна еще парочка «удачных» детишек? Особенно учитывая, что принцесса тоже пойдет по категории «неудачных».

– Я так понимаю, лорд Эрсталь лишен вашего внимания, – вздохнул король. – Тогда ответьте мне.

– Я не уверена, – нашла удобоваримую отговорку. – Щиты я вижу только ваши, милорд, а ягоды… Они могли испортиться.

Последнее я добавила наугад, поскольку не видела связи между вкусом тайлиндара и наличием магии. Ничего, у меня до обеда много времени, и я знаю, что искать. Да и после обеда тоже – Мэврис выходила только к завтраку и ужину, что очень удобно, и менять это я не буду.

Больше мы не разговаривали. После завтрака Линед удалился в свой кабинет, придворные разошлись. Хотя про них будет правильней сказать, что они растворились в воздухе – настолько им было страшно оставаться с королевой. Вот так-то, ребята, теперь вы знаете, что король блюдет свой статус.

А я прошлась по залу, присмотрелась к хрустально-прозрачной воде и к ярким птицам. Одна из них – та, рядом с которой стоял король перед вчерашним ужином, – вздрогнула и уронила несколько перьев. Одно из них просочилось сквозь прутья клетки и, медленно кружась, опустилось на пол. Я следила за ним взглядом и отчетливо понимала: не желаю им зла. Совсем.

Линед Сехарейя Траарнский

Двадцать Седьмой Защитник Рубежей Траарна

Видя взаимную, искреннюю любовь отца и матери было сложно не позавидовать. Их брак, как и любой союз Защитника Рубежей, был династическим, договорным. Испокон веков отец брал в жены человеческую колдунью, их сын брал за себя эльфийку, ребенок от связи траарнца и дивной брал за себя редгенку. Наш с Мэврис сын начнет круг заново и женится на траарнке. Пусть Боги ниспошлют ему большее счастье, чем мне.

Отец нашел подход к эльфийке, считавшей свой брак чем-то вроде заключения. Леди Илзарриель собиралась прожить в Траарне двадцать-тридцать лет и вернуться в Лес. Привязываться к человеку не входило в ее планы. Но отец, в отличие от меня, смог расположить к себе свою супругу. И, глядя на них, я верил, что тоже справлюсь. Оборотни не настолько высокомерны, не настолько отличаются от людей. Они куда чаще заключают союзы с нами. Но боги от души посмеялись над моими детскими мечтами. Первая жена была тихой и неприметной. Она не жаждала моего общества и все свое время проводила на солнце в саду. Уже потом я узнал, что она имеет проблемы с собственным зверем, постоянно мерзнет и не хочет жить. Но для нее и наших детей это знание пришло слишком поздно.

Мэврис должна была стать истинным украшением Траарна – сильная, умная, волевая женщина. Картрис Редгена, что для оборотней нонсенс, их женщины редко ступают на эту стезю. Я знал, понимал, что для моей второй жены нет ничего дороже магии. Но здесь у нас обоих не было выбора – именно Мэврис больше всех подходила для рождения траарнского принца. И если можно было пренебречь расчетами, то печати проигнорировать было нельзя.

– Коньяк с утра? Хотя завтрак уже был. Так что и я не откажусь от глотка хорошего пойла.

Я не обернулся, только призвал второй стакан, наполнил и отправил другу.

– Иногда я жалею, – бросил в пустоту, и Эрсталь рассмеялся:

– Мой король сожалеет о своем Даре? Вера в Единого Бога набирает силу, люди вырезают всех, кто не подходит под заветы их больной религии. И только сила траарнских королей не позволяет фанатикам пересечь наши границы. Только твоя власть над колдовскими рубежами защищает Четыре Королевства. Дивные эльфы не гнушаются отдавать дочерей в ваш род. Проблема не в тебе, друг мой.

– Ты прав, – кивнул я, – как всегда, прав. Но иногда мне хочется быть кем-то другим. Боевым магом, например. Защищать границу огнем и мечом и знать, что где-то далеко есть Рубежник, который не допустит беды.

Было стыдно, но бороться с собой с каждым днем было все тяжелей. Магия давила на плечи, нашептывала безумные идеи, ломала волю. Не хотелось бы повторить судьбу Ильберила Седьмого Безумного. С другой стороны, и это не сломает Траарн. У меня есть сын и есть кому о нем позаботиться.

– Боевыми магами мечтают стать все мальчишки, – услышал я в ответ. – И я тоже. До сих пор.

– Сдается мне, друг мой Вердар, мы так и не повзрослели.

Отставив бокал, я отвернулся от окна. Друг, как и всегда, занял софу. Мне оставалось сесть на стол или приткнуться на узкую табуретку.

– Целый король, а почтения к нему – ноль, – проворчал я и сел на стол.

– Тебя разве в детстве не били розгой за расхлябанность и привычку сидеть не там, где надо? – поддел меня Вердар. – И потом, сам облюбовал этот закуток. То ли дело кабинет твоего отца – роту солдат усадить можно. И эхо гуляет от стены до стены.

– Моя матушка – дивная эльфийка, ей не были нужны розги. Одно движение бровью – и двор укрощен, муж вразумлен, а сын преисполнен почтения.

Вспоминать о родителях было приятно. Отец редко выходит на связь, он осознает себя заново, эльфом. Любовь матери дала ему шанс отрастить длинные уши и не менее длинный срок жизни. Я не в обиде. Если только немного – слишком тяжело было без подготовки удерживать рвущиеся рубежи. Но с моим сыном в свое время произойдет ровно то же самое – у Траарна может быть только один Рубежник.

– Мэврис как будто одумалась, – с сомнением произнес я. – Хотелось бы верить, что мы сможем наладить отношения.

– Ты все еще в это веришь? – скептически спросил Вердар. – Прости, но с женами тебе не повезло.

– Не соглашусь с тобой. Ведь тогда можно сказать, что и им со мной не повезло. И об этом я тоже хотел с тобой поговорить.

– О везении? – удивился Вердар.

– О произошедшем сегодня. Ты воспользовался лазейкой в печатях Мэврис и закрыл ей рот. Вердар, ты мой друг, мой советник, человек, на которого я могу опереться в трудную минуту. Но это, мать твою, не дает тебе права помыкать королевой. Твоей королевой, Вердар.

Лорд Эрсталь встал, поклонился и четко произнес:

– Ваше Величество вправе наказать меня, однако, вернувшись в прошлое, я поступил бы так же. Королева Мэврис стояла на границе ваших чар помех, и ее, в отличие от вас, могли услышать придворные. Если мне будет позволено, то я принесу свои извинения Ее Величеству лично.

– Ее Величество ниспослала мне право простить тебя от ее имени и даже поощрить, – криво усмехнулся я. – Сама же она прощать тебя не собирается. И ее можно понять. Эти печати влияют на нее не в лучшую сторону, но они были необходимы.

– На твоей матери их не было, – тихо напомнил Вердар и сел.

– Моя мать была эльфийкой, у нее не было второго облика. Их пришлось наложить на мою первую жену, у Иварис были проблемы с волчицей, как ты помнишь. Печати подчиняли ее, да. Но и защищали тоже. Просто представь, что во время беременности кто-то смог бы заставить ее обратиться. Или что она сама обратилась, не в силах удержать зверя в узде. Верд, не я это все придумал!

– Но ты можешь изменить, – уверенно произнес друг. – Особенно сейчас, когда у тебя уже есть наследники.

– Ты желаешь смерти моей жене? Она носила всю плеяду печатей подчинения больше трех лет, Верд, ей не выжить. Будь у нас вторая картрис, с той же специализацией, что и Мэврис… Можно было бы попробовать. Но, увы, среди редгенок больше нет картрис, а остальные мало разбираются в особенностях оборотней. Боюсь, что наш самый неразрешимый конфликт растет именно от этого – она потеряла возможность обращаться. Раньше такого не происходило ни разу, а Мэврис… Она замкнулась в себе, а потом начала чудить.

– Она стала ненавидеть тебя, – безжалостно уточнил Вердар, – и потому сейчас мне страшно интересно, с чего вдруг Ее Величество так благостно настроена. Ты бы попробовал убедить ее пройти обследование. Уже твой правнук вновь будет вынужден жениться на редгенке. Было б неплохо облегчить мальчику жизнь.

Мне оставалось только развести руками:

– Я не готов прилюдно, пусть и под чарами, обсуждать эти вещи – если мир узнает секрет рождения Рубежников, то мы рискуем потерять преимущество. А если не прилюдно… Ты же помнишь, после всех ритуалов и долгожданного зачатия Ее Величество одарила меня проклятьем и приказом не появляться в ее покоях до скончания веков. Хотя я и так там не был. А на людях обсуждать такие вещи смерти подобно – не хватало открыть миру секрет нашего рода.

– Даже не представляю, как ты справляешься, – смешивая сочувствие и насмешку, произнес Вердар.

– Дар того стоит, – уклончиво ответил я.

К чему рассказывать о жарких, душных снах, где Мэврис отвечает любовью на любовь? К чему вспоминать о безумных ночах, когда не утихающее возбуждение не дает уснуть? Каждый платит свою цену, и если моя такова – что ж, это еще не самое страшное. Каждый из нас, Защитников, в страшных снах видит одно и то же – разорванную ткань рубежной защиты и наступающего врага. Мы не можем допустить фанатиков в свои земли. А значит, должны платить.

– Прости, мне не стоило лезть, – повинился Вердар. – Тебе не кажется, что Мэврис не только взялась за ум, но и как-то подозрительно поумнела? Она испытывала твое терпение каждую секунду, а сейчас тишина.