Часть седьмая

Дверь в гостинице не выглядела особо прочной, но когда Тиур толкнул её, то не смог даже пошевелить. Он налёг плечом, думая решить проблему сугубо по-мужски. С тем же успехом можно было давить на гору Лан-Лан, побуждая её передвинуться в сторону моря. Сильная магия затворила все входы в дом, не впуская посторонних и не выпуская ни единого звука.

– Хитра кошка, – усмехнулся ведьмак, – да на её премудрости свой мешок найдётся.

Он устроился поудобнее напротив двери, вытянул длинные ноги и стал слушать, благо его способности позволяли ему миновать любые заслоны. Сначала доносился женский плач, потом затрещал огонь на свечах. Повисло долгое молчание. И наконец Тиур ясно разобрал грудной, влекущий голос Нельвы.

– Не плачь, сударыня, – мягко сказала ведьма. – Лишние слёзы – делу помеха. Так сколько ты со своим мужем прожила?

– Семь лет, – прозвучал ответ, скомканный, словно носовой платок.

– И за семь лет ты ни разу не зачинала в себе новую жизнь?

– Нет. Муж сначала терпел, ждал, когда я ему наследника рожу. Каждую ночь надо мной корпел, силы свои тратил. Потом стал намекать на мою неспособность забеременеть. А в последнее время моё утро начинается с того, что он брякает: «Ты как бездонная бочка! Сколько в неё ни лей, всё пусто». На днях слух до меня дошёл, что хочет он со мной развестись и жениться на дочке купца Кирклена. Я понимаю – она молоденькая, всего шестнадцать годков, сможет ему ребёнка дать. А я – старая глупая кошёлка, которой самое место в чулане, рядом с раздёрганным веником!

– Ага! – странным гортанным голосом ответила Нельва. – И сколько же тебе, старушка, лет?

– Двадцать три, голубушка.

– А мужу сколько?

– В канун святого Привта ему стукнуло пятьдесят пять.

– Ох! – расхохоталась ведьма. – И этот пень от сгнившего тополя утверждает, что на тебе вина?

– А как же, милая?! – растерянно ответила гостья. – Испокон веков всем известно, что, ежели женщина пустоту внутри себя носит, то ни одному мужчине не удастся наградить её дитём.

– Глупости! – рокотнула Нельва. – Один слабак болтанул так однажды, чтобы оправдать своё бессилие, и айда – поставили печать на женский род. Вот и ходят «клеймёные», порицаемые, стыдящиеся, замученные только из-за того, что чьё-то семя не может дать полноценного урожая.

Тиур усмехнулся и продолжил подслушивать.

– По чести, я бы с таким мужем и жить не стала, – уже спокойнее сказала ведьма. – Но ты не я, и посему мы поступим так. Слушай внимательно, госпожа Линла! Я помогу тебе обрести ребёнка, притяну к тебе его душу. Возьми булавку, да не суй её в карман. Она – заговорённая! Выйдешь отсюда, повернёшь налево и иди, пока не повстречаешь первого попавшегося мужчину. Заговори с ним и как бы нечаянно уколи булавкой, чтобы на острие кровь его осталась.

– Как же я заговорю с незнакомым? – визгливо выкрикнула гостья. – Я женщина замужняя, приличная! Обо мне же слухи дурные пойти могут!

– Прости за резкое слово, но и глупа же ты! Если не сделаешь так, как я сказала, муженёк тебя из дому выставит, как бесполезную в хозяйстве рухлядь. Тоже мне – замужняя!

Женщина сникла и прошептала:

– Прости меня. Уколю незнакомца, а дальше что?

– После этого отправляйся домой. Там подбери себе одежду, с которой возни меньше. С камзола мужа оторви пуговицу, самую верхнюю, да постарайся, чтобы «с мясом» выдралась, чтобы нитки на ушке болтались. На кухне возьми нож, самый острый и самый длинный. Заверни их в красную шаль, которая у тебя в комоде лежит, ты её ни разу не накинула себе на плечи. Поздно вечером, когда подаёшь мужу обязательный бокал вина, добавь в него три капли из этого флакона. Не бойся! Он просто уснёт и не будет мешать тебе раздобыть младенца. Когда на городских часах пробьёт полночь, ты должна стоять на пороге моего дома. А дальше уже моё дело!

Послышался звон монет и резкий голос Нельвы:

– Убери гроеры! Как душа ребёнка соединится с твоей, тогда и о деньгах поговорим. А сейчас – ступай! И будь храбрее комнатной собачонки, которую твой муженёк отшвыривает ногой.

Дверь начала раскрываться, и тут Тиур сообразил, что может оказаться тем самым первым попавшимся на пути госпожи Линлы. Времени, чтобы сбежать, не оставалось, и он, замерцав, стал невидимым. Мимо него, шурша юбками, прошла заплаканная невысокая женщина, зажавшая в кулаке колдовскую булавку. Выждав немного, ведьмак вернул себе облик, долго стучал сапогами у порога, изображая чистку оных от грязи, и вновь надавил на дверь. Чуть скрипнув, та подалась и распахнулась. За столом сидела ласковая ведьма и пропускала сквозь пальцы свои роскошные волосы. Тиур, не говоря ни слова, уселся напротив неё и стал смотреть, как рыжие искры пробегают по каштановым кудрям, падают на пол, чтобы на короткий миг напомнить вечности о красоте Нельвы.

Часть восьмая

Воздух в комнате пошёл толчками, когда дверь, мягко качнувшись, распахнулась. Несмотря на солидную порцию макового зелья, добавленного доброй хозяйкой в вино, Тиур не спал. За ужином он не стал отказываться от чаши с кретольским красным, чтобы не насторожить Нельву. И теперь ведьмак изображал спящего, успокоив дыхание и расслабив мышцы. Ведьма что-то прошептала, и от её ладоней разлился свет, похожий на сто светлячков, собравшихся дружной компанией под кустом жимолости. Она неслышно придвинулась к гостю и стала всматриваться в его лицо.

– Хэнно-ра, саари-ра, угди-да, – прошелестели слова заклинания, и лёгкая волна скользнула по телу Тиура.

Нестерпимо захотелось спать, но ведьмак не мог позволить себе провалиться в небытие. Если он пойдёт на поводу у слабости, то никогда не узнает, зачем ведьме души детей. Свет погас, и Нельва, закутавшись в длинную мантию, вышла. Скрипнули ступеньки лестницы, хлопнула входная дверь. На городских часах пробило полночь. Тиур осторожно посмотрел в окно и увидел у дома троих.

«Ага, – подумал он. – Моя ласковая хозяйка, дамочка с булавкой, а третий… Неужто так быстро себе мужика нашла? Лихо дела творятся: укол заговорённой хреновиной – и ты, как кобель за сучкой, бежишь, слюни пуская!»

Луна выглянула из-за тучи, и Тиур опознал третьего. Им оказался мнимый «малахольный».

– А дело-то у них налажено да маслом смазано, – буркнул он, быстро одеваясь. – Не зря брат Иорадий, когда принимал «на грудь» чрезмерное количество пива, твердил: «Не доверяй бабе просто потому, что она – баба! Не доверяй вдвойне, ежели она красива, – будешь тогда думать только тем, что между ног у тебя болтается! Не доверяй втройне, ежели она умна, – тогда твою же силу обернёт против тебя! А ежели она ещё и колдовка, то прими мои поздравления – висеть тебе на суку, высунув язык на плечо, чтобы в земле от твоей мочи и спермы выросла мандрагора и ведьма её, орущую, выкопала».

Троица уже подходила к началу улицы, когда Тиур серой тенью устремился за ними. «Зелёный камзол» нёс факел, держась немного впереди. Женщины переговаривались, и вскоре ведьмак расслышал тихие голоса.

– Ой, боязно мне, сударыня Нельва, – дрожащим голосом поделилась Линла, кутаясь в тёмный плащ. – Ну как прознают в городе, что я по ночам на шабаши хожу?

– А ты ответь – хорошо, что ты на шабаши не летаешь. На метле! – засмеялась ведьма. – Да не робей! Никаких бесовских оргий не будет, никто тебя за титьки хватать не собирается.

– Ох, – выдохнула с облегчением наивная горожанка. – А я-то уж решила…

– Ну, ну!

– Когда я от тебя пошла домой, то первым встречным оказался чужак – молодой купец из Пекуэланда. Такой справный, сильный, и…

Она засмущалась и прикрыла губы ладошкой.

– И тебя к нему повлекло, – прямо сказала Нельва.

– Ой, срам какой! – залепетала Линла. – От таких желаний мне потом нужно будет целую седмицу молиться и каяться, каяться и молиться.

– От таких желаний нужно целую седмицу, а то и поболе из постели не вылезать, мужика стоящего в себя вбирать да орать от удовольствия! – бархатным голосом ответила ведьма. – Где уж тебе об этом знать, если твой муженёк над тобой членом слабым махал, как куриным пером?

Городская стена выросла перед ними, но провожатый зазвенел связкой ключей и отпер небольшую калитку. Свежий ветер дохнул в лицо. Луна, тягуче улыбаясь красным ртом, покрывала дорогу рассеянным, словно пыль, светом. Они уходили в летние луга, насквозь промокшие от росы.

Издалека послышались звуки, словно кто-то шлёпал по голому телу.

«Река», – понял Тиур и, став тенью собственной Тени, заскользил над травами.

Едва не столкнувшись с «малахольным», повернувшим обратно, он быстрым шагом добрался до реки. На берегу пылал костёр, возле которого на подставке стоял медный котёл и лежали связки растений. Нельва протянула руку, и Линла вложила в неё булавку и пуговицу.

– Нож, – потребовала ведьма, и длинное, тонкое лезвие тут же оказалось у неё. – Сиди пока тихо, смотри, слушай. О себе прошлой забывай, о себе настоящей вспоминай.

Она щёлкнула пальцами, и в котле вспыхнул белый огонь. Нельва погрузила в него руки до плеч, застонала от радости и потом стала волшбу творить.

 
Ты гори, вода, закипай ключом
Да смывай бельмо с бабьей «худобы».
Что уйдёт сейчас – будет ни при чём,
То пойдёт ко дну от дурной судьбы!
 
 
Ты прими мой дар – золотой наряд
И поющий нож колдовских утех.
Пусть исторгнут стыд и стесненья яд,
Пусть построят мост из кленовых вех!
 
 
Кровь тебе даю от семян отца,
Кровь тебе даю женской наготы.
Хоть и нет на них клятвы и венца,
Пусть родят дитя вместо пустоты.
 

Нельва сбросила с себя мантию, и её белоснежное тело засияло, возликовало, взметнулось навстречу пламени. Она стащила с Линлы плащ и короткую размахайку, поставила рядом с собой, и яростный огонь растёкся вокруг них, щёлкая, задираясь, озоруя. Чародейка уколола ножом левую грудь женщины, выпустив немного крови, вытерла порез шалью и бросила её в котёл.

 
Пусть цветёт в тебе жёлтый зверобой,
Пусть кричат в тебе рожь и спорынья.
Сколько детских душ привела с собой,
Знает только Кхол – властелин зверья!
 

Её глаза стали похожи на два факела. Тиур, скрывающийся в густых кустах, почувствовал, как волосы на его голове становятся дыбом от сильного жара и жгучей энергии, исходящей от обнажённого тела Нельвы. Он сжал в ладони ведьмовской амулет в виде серебряного сокола, но это мало помогло. Голос ведьмы нарастал, заставляя Линлу корчиться на земле в муках неутолимого желания, выгибать спину, широко раздвигать ноги, согнутые в коленях, дрожать и погибать в блаженстве.

 
Пусть дитя войдёт искрой кочевой
И заполнит тьму розовой звездой.
Затихай, огонь! Завершён твой бой!
Стань в котле опять чистою водой.
 

После этих слов пламя мгновенно исчезло. Нельва положила три ветки полыни на остывшие уголья, полила сверху гранатовым соком и воткнула в пепел два скрещенных ножа. Линла слабо ворочалась в темноте, не понимая, что с нею произошло. Чародейка накинула на себя мантию, помогла одеться спутнице и подтолкнула её к «зелёному камзолу», незаметно подошедшему по мысленному зову госпожи.

– Иди, сударыня, с ним, – устало сказала Нельва. – Твоё лоно приняло юную душу. Помни, что с этой ночи твоя жизнь изменится. Невозможно прикоснуться к магии и остаться прежней.

Линла поклонилась чародейке и ушла. А в глазах Нельвы возникло видение: счастливая женщина ласково гладит округлившийся живот, а перед ней стоит на коленях молодой мужчина и целует обиталище новой жизни.