Мокруха вышла из елок, хромая и почесывая поцарапанный нос. Вблизи она оказалась симпатичнее: нормальный рот, обычные, разве что кругловатые и желтоватые глаза, уши с острыми кончиками, серые взлохмаченные волосы. А что нос похож на коряжку – невелика беда. У Егорова из Алисиного класса нос вообще был огромной картошкой, и, на ее взгляд, длинноватый сучок смотрелся куда милее.

– Истинную правду говоришь, девочка, – закивала она. – Мне чужое ни к чему, и ищейки, прочесывающие мой лес, тоже даром не сдались, от них чем дальше, тем лучше. Я спрятала, я и отдам.

– Вот отдашь, да я проверю, все ли на месте, тогда и поверим тебе, – буркнул сокол, тоже выходя из-за кустов. – Веди нас, и не вздумай сбежать своими тайными тропами, знаю я ваше племя, все равно догоню потом.

Кикимора с обидой посмотрела на пугающего иномирца и махнула рукой. Затем подошла ближе к менее опасной девочке и протянула для приветствия замурзанную лапку. Кстати, вблизи она тоже оказалась не паучья, а почти человеческая, только с четырьмя пальцами, каждый из которых украшал коготок.

– Тебя Алиса зовут? А я Марыся, можно Маря. Я тебя видела два месяца назад, вы деревья садили с другими детьми у водохранилища городского.

– Приятно познакомиться, Маря, – девочка тут же протянула руку в ответ. – Садили, ага. Тридцать рябин и столько же березок. Интересно, прижились?

– Часть болеет, хотя я старалась их подлечить, – кикимора со вздохом понурила лохматую голову. – Те, которые подальше от воды посадили, выжили. А которые еще и полили потом водой из озера, тем сильно поплохело. Нехорошая эта вода, нашему брату из числа малых лесных народцев рядом даже находиться тяжко.

– Что ты знаешь об этой воде? – спросил Индра, наблюдавший за разговором. – Чем она отравлена?

Марыся с опаской взглянула на него, сморщив длинный нос, но все же ответила.

– Она не отравлена, сокол. Но для нас ядовита. А для людей… Физически она их здоровье никак не портит, если ты об этом. В остальном проще показать, сами все поймете. Но тебе нужно обернуть нос и рот какой-то тканью, сегодня на озере жарко, испарения от воды тоже будут губительны.

– А девочке?

– Девочка в безопасности, тем более, она эту воду пила наверняка много лет и даже не подозревала, что с ней что-то не то.

– Пила и не подозревала, – подтвердила Алиса. – Но дома мама запрещает пить из крана, мы ее через угольный фильтр пропускаем. А два дня назад Индра едва ею не отравился, при этом из очищающего кувшина спокойно пил…

– Мама у тебя умная, все правильно сделала, – кивнула Марыся. – Она потомок соколов, рожденный человеком? Тоже чувствует яды?

– Нет, мама потомок людей, рожденный человеком, – засмеялась Алиса. – Она просто в науку верит и в микробов, поэтому и сама не пьет воду из крана, и нам с папой не советует. И руки мы моем после улицы всегда, хотя, сейчас уже такое правило упразднили. Великие говорят, что в природе грязи нет, а кто болеет потом ротавирусными инфекциями, у того организм плохим питанием и дурными мыслями зашлакован. И чтобы исцелиться, надо провести антипаразитарную чистку тела и мыслей, а еще регулярно молиться в районном храме. А мама говорит, что микробам и бактериям все равно, где и сколько человек молится, потому что боятся они только чистоты.

– Ну, да, им все равно, какой организм поразить, лишь бы к живой клетке прилепиться, да оболочку ее проницаемой сделать, – кикимора задумчиво почесала всклоченный затылок. – А если за гигиеной не следить и не вакцинироваться, то вообще сказка, а не жизнь…

– Чего? – обалдел Индра. – Ты на каком языке говоришь?

– На здешнем, господин неуч, – фыркнула лесная нечисть. – Учебники по основам медицинских знаний и патологической анатомии в помощь.

Тут уже обалдела Алиса. Насколько странно было слышать подобные слова от неизвестного науке существа в грязных лохмотьях, ростом человеку по колено!

– Тут когда-то люди по всей округе книжки закапывали, а еще в болоте топили мешками, когда белобрысые к власти пришли. Вывозить было опасно, сжигать – жалко, – объясняла тем временем носатая Марыся. – Я горы учебников нашла, и по биологии, и по физике, и по всяким другим наукам. Все и прочитала за эти годы, делать-то нечего, высовываться из леса опасно. Медицина – лучше всего! Так интересно вы, люди, живете! И бактерии у вас есть, и вирусы, и даже грибы на вас заводятся!

– Фу! – скривилась Алиса. Вот уж сомнительный интерес, выращивать на своем теле грибы.

– А по этикету или субординации там ничего не было? – наконец, обрел дар речи Индра, опешивший от мокрухиной наглости. – Так лечебный можжевельник живо всему необходимому научит, без траты времени на чтение!

– Я – болотная кикимора, а не домовая, господин сокол, – с достоинством ответила маленькая нахалка. – Мы можжевельника не боимся. А еще можем превратиться не только в черную кошку, как домовухи, но и в лягушку, жабу, а еще в гуся и утку…

– Так превращайся и лети уже быстрее туда, где мои вещи, – Индра начал заводиться не на шутку. – А то возникает ощущение, что ты заговариваешь нам зубы и тянешь время.

– Не надо превращаться, так доведу. Спустимся в овраг и пойдем по краю болота, – Марыся сбросила с плеч грязные лохмотья, засунула под еловую поросль и выпрямилась, оставшись в пятнистом зелено-коричневом костюме и высоких ботинках на шнуровке. – Готовы?

Сомнений не было, хоть и глазам не верилось. Ни в одной сказке автору и в страшном сне бы не привиделась кикимора в берцах, военных камуфляжных штанах и куртке. Из кармана торчал клетчатый платок под названием «арафатка». Девочка точно помнила это название: папа до прихода Великих (и еще немного после, пока выговор на работе не получил за пропаганду войны) носил эти платки в холодную погоду вместо шарфа. Ему безумно шло, жаль, их запретили.

– Маря, а откуда одежда? До Великих в такой же солдаты ходили! У нас тогда воинская часть рядом была, я хорошо эти цвета помню, – Алиса обошла кикимору по кругу, присматриваясь.

– Жить хочется, пришлось привыкать, – пожала та плечами, доставая платок и повязывая на пиратский манер на голову, скрывая волосы. – В ней и по лесу, и по полю, и по реке можно, и никто не увидит издалека. Колдовать-то нельзя теперь. Я семь лет назад рискнула, когда нашла кучу этих тряпок в мешках за водохранилищем, и уменьшила под свои параметры. Потом ищейки белобрысых меня трое суток по всему болоту искали, всех лягушек в округе пожрали. С тех пор никакой магии здесь, только в животных превращаюсь и тропами скрытыми хожу, но это уже наше природное, без прямого колдовства…

– Я тоже такой костюм хочу! – заявил Индра. – Остались у тебя неуменьшенные?

Алиса не удержалась и фыркнула. Хоть что-то в эти дни остается неизменным. Война войной, а новый наряд для главного щеголя – по расписанию.

Кикимора промолчала, глядя на парня желтоватыми глазами и чуть насмешливо улыбаясь.

Тот соображал быстро.

– Само собой, сочтемся, – кивнул он. – Не верю, что ты в сумку свой длинный нос не сунула. Оружие, эликсиры и здешние деньги даже не проси. Насчет остального можем поговорить.

– Поговорим, – согласилась Марыся. – Ну, пошли, что ли?

В овраг спускались молча и почти без шума, правда, Алисе пришлось цепляться за ветки и корни растущих на склоне деревьев, чтобы не упасть. Остальные просто соскользнули вниз, едва касаясь травы. Одно слово – сказочные персонажи! Девочке вдруг стало стыдно за собственную неуклюжесть.

По узкому бережку вдоль кромки болот пробираться оказалось еще сложнее. Кроссовки так и норовили проскользнуть вбок по влажным, заросшим мхом камням, и угодить в мутную темную воду, сквозь которую было не видно дна. Зато Индра шел за кикиморой легко и ровно, выпрямив спину, как канатоходец в старинном цирке. И даже не сбил дыхания.

А у Алисы футболка начала прилипать к спине. Она быстро нагнулась, понюхала воздух около подмышки и успокоилась – пахло цветами, перед окружающими не стыдно. Да благословят Вселенная и всякие силы небесные химическую промышленность давних лет и маму, благоразумно скупившую в свое время в ближайшем магазине все дезодоранты и антиперспиранты! Отдавали их оптом всего за пару денег – потому что в составе соли алюминия, консерванты и яд, который в организме человека превращается в канцероген и убивает его потихоньку. Мама тогда сказала: «Зато буду лежать в гробу красивая и не вонючая» – и стратегический запас потенциальной запрещенки в доме пополнился еще на несколько десятков флакончиков. Почти восемь лет с той закупки прошло, а половина еще осталось. Срок годности, конечно, вышел, но свойства свои они сохраняли до сих пор. С тех пор Алиса зауважала химию прежней эпохи еще больше.

За всеми этими мыслями девочка не заметила, как приотстала. Марыся, шедшая впереди, оглянулась и что-то сказала Индре вполголоса, еще и руками всплеснула. Тот тоже обернулся, посмотрел на Алису и покраснел. Да что же это такое, сокол даже смущался красиво, щеки просто залились смугловатым румянцем.

Он в три прыжка вернулся назад и подхватил девочку на руки, та даже пискнуть не успела.

– Ты с ума сошел? – ахнула она. – Отпусти, уронишь!

– Не уроню, – Индра ободряюще улыбнулся. – Так быстрее будет, и ты не устанешь. А то мы тебя уже почти бросили.

– А я говорю, отпусти! – теперь девочка перепугалась не на шутку. – Тебе нельзя тяжести таскать, ты даже не выздоровел еще, надорвешься!

И тут же поняла – зря она это сказала.

Губы сокола раздвинулись еще шире, обнажая зубы, а брови при этом сдвинулись. Он принимал вызов.

– Держись за плечи, если страшно будет, – только и успела услышать Алиса.

А в следующую секунду Индра прыгнул.

Небо над головой, стена оврага с левой стороны, болота с правой, земля, снова небо – все закрутилось перед глазами. Где верх, а где низ? Парень из иного мира несся вперед огромными прыжками, отталкиваясь то одной ногой, то другой, будто взлетая. Вот он на долю секунды коснулся белой подошвой воды, Алиса взвизгнула и рефлекторно обвила руками жилистую мальчишескую шею. Ее щеки и пальцы заледенели от страха. Зато кожа сокола пылала огнем.

Марыся прямо на бегу оглянулась, заулюлюкала, захохотала, как настоящая лесная нежить из сказки, и засвистела, сунув пальцы в рот.

– Наперегонки! – взвизгнула она и помчалась вперед.

Лесная чаща с болотом слились в единый туннель всех оттенков коричневого и зеленого. Алиса от ужаса больше не могла смотреть по сторонам, и, уже ни капли не стесняясь (все эмоции отключил самый древний в мире инстинкт – выживания и самосохранения), уткнулась лбом соколу в шею. Леший с ним, пусть несет, если приспичило, только бы не уронил по дороге, голова же треснет пополам при падении!

Закончилось все также стремительно, как и началось. Кикимора проорала «Пришли», Индра просто остановился и аккуратно спустил Алису на землю, разжимая руки. Правда, тут же снова сжал – от волнения девочку трясло, и она едва не упала.

– Ты напугалась? – обеспокоенно спросил сокол, усаживая ее на землю и заглядывая в лицо. – Прости, я не подумал. Мы обычно так на заданиях и передвигаемся, чтобы время не терять, да и нести тебя было легко, у нас походные мешки тяжелее.

Больше всего в эти минуты хватающая ртом воздух Алиса хотела, чтобы они все провалились сквозь землю: и задания соколиной армии, и мешки, и сумка, за которой они идут, и водохранилище с ядовитой водой. Да и сами Индра с Марысей, чего греха таить.

Но вслух, как воспитанная девочка, она ничего не сказала. Наоборот, нашла в себе силы кивнуть головой.

– Н-н-ничего. Все в п-п-порядке. Неожиданно просто…

– Кончаем рассусоливать, время идет, – буркнула кикимора, снимая с головы арафатку и рассекая ее пополам острым когтем на указательном пальце, превращая в два тканых треугольника. Одну половину она протянула соколу.

– Она хотя бы чистая? – тот придирчиво осмотрел предложенное, как покупательница в магазине правильного питания – обычную гречку, которую нечестный торгаш попытался выдать за более дорогую «зеленую».

– Конечно, нет, я ее в туалетных делах вместо лопуха использую, а потом стираю, – с ядовитым сарказмом ответила Марыся. – Да надевай, водохранилище уже за теми елками. Надышишься, и как мы тебя с девчонкой потащим?

– Да ну тебя к лысому пню! – Индра отшатнулся от куска ткани, как от тряпья прокаженного. – Даже думать не хочу, шутка это была или нет, но я ее и в руки не возьму! Идем сначала за сумкой. У меня там есть, чем прикрыться.

– Как скажешь, – обиженная Марыся передернула острыми плечиками, убирая вторую половинку в карман. – Нам сюда.

И она показала себе под ноги.

– Предлагаешь провалиться сквозь землю? – прохрипела Алиса, пытаясь унять подлую дрожь в коленях. Вот почему сразу сбываются только гадкие мысли и пожелания?

– Именно, – хмыкнула кикимора. – Но с вами сложнее, конечно. Тогда придется в обход идти. Еще километра четыре, не меньше.

– Не пойду! – в ужасе вскочила девочка. – Это еще час туда, а потом обратно, мы в город не успеем маме помочь.

Она посмотрела на сокола и тут же добавила:

– И на руках не поеду. А потащишь без разрешения – наблюю тебе на спину, как человеческий младенец после еды. Все кишки перетрясло по дороге, жуть просто!

Тот проникся угрозой и на всякий случай сделал шаг в сторону от сумасбродной подруги.

– Ну, есть вариант, конечно, – Марыся снова почесала нос. – Вон там пятачок из осин, если аккуратно протиснуться, может, и не заметят. У меня сил не очень, но я вас по очереди протащу. Все ж лучше, чем ковылять туда-сюда. Или пусть девчонка здесь посидит, а мы быстро…

– Никто нигде сидеть не будет, – отрезал Индра. – Еще не хватало потеряться на болотах. Спустимся под землю, я тоже умею, и Алису проведу.

Место было, как по заказу: семь осинок росли вокруг пенька, старого и изъеденного жучками. Мокруха скомандовала «Просто вниз, там нормально» и исчезла. Алиса открыла рот от удивления и уже хотела повернуться и спросить у сокола, куда делась их проводница, и в эту же секунду он крепко обхватил девочку руками, одной за плечи, другой за талию, и прижал спиной к себе.

– Лучше не смотреть, – шепнул он в ухо. – В первый раз может быть немного страшно.

Мир вдруг резко поплыл перед глазами, вспыхнул непонятным фиолетовым огнем и осыпался.

И наступила кромешная тьма, пустая и страшная, без ощущения земли под ногами. Кажется, Алиса закричала от неожиданности и испуга, но никто не услышал – звуков вокруг тоже не было.

А затем вспыхнул свет.

Алиса проморгалась от выступивших слез и поняла, что горит всего лишь старая лампочка, висевшая на проводе, который спускался со страшного бетонного потолка. Когда-то его красили и даже белили, но со временем все осыпалось и превратилось в труху на полу. Откуда-то доносился звук капающей воды. Лампочка освещала небольшой круг под ногами, а дальше все проваливалось в густую и вязкую темноту.

– Где мы? – спросила девочка, стараясь унять дрожание в голосе. Чудеса и приключения сегодняшнего дня начали здорово напрягать. Хотелось домой, помыться и поспать. И блинчиков с вареньем. И чтобы никаких больше фокусов!

– Провалились сквозь землю, – ответил Индра, разжимая руки. Он тяжело и быстро дышал. – Точнее, телепортировались. Прости, что так долго, обычно процесс занимает долю секунды, но сил во мне сейчас не очень… Назад придется выбираться другим путем. Или ждать, пока я отдохну.

– Тут дверь неподалеку есть, – сказала кикимора, доставая из кармана старую газовую зажигалку и щелкая ею. – Сучок бы какой-нибудь… В общем, снаружи ее ничем не открыть, она запирается только изнутри, потому я и говорила про четыре километра. Отсюда можно попытаться выйти буквально за тем поворотом. Но замки за много лет могли проржаветь и разбухнуть. Если засовы заклинило, мы их с места не сдвинем.

– Сдвинем, – уверенно заявил сокол. – У меня в сумке хватает подходящих эликсиров и инструментов. Главное, чтобы ты мне ее вернула.

– Сумка тоже недалеко, за вторым поворотом.

Марыся нашла, наконец, длинную и сухую щепу в куче мусора на полу, и запалила кончик. Свет она почти не давала, но идти с огоньком все равно было не так страшно, как в полной темноте. Алиса была уверена, что здесь водятся крысы размером с ее ступню. А вдруг какая-нибудь серая тварь ее укусит?

Носатая не соврала, идти оказалось действительно недалеко. Но смотреть под ноги все равно приходилось – бетонный пол был завален старыми досками (хорошо, без гвоздей), осыпавшейся штукатуркой, какими-то бумажками и фантиками. Индра едва не порезал подошву об пустую консервную банку, валявшуюся на пути, и в сердцах пнул ее подальше. Жестянка громко задребезжала, подпрыгивая по полу, а затем стукнулась о стену и заглохла.

– Почему здесь так много всего навалено? – шепотом спросила Алиса, озираясь по сторонам. Вокруг углядывались очертания старых полок и шкафов, вдоль стены кое-где стояли заржавевшие от времени банки с акриловой краской для ремонта, ныне запрещенной за исключительную (с точки зрения новой власти) ядовитость.

– Военные катакомбы. Тут бункер до белобрысых раньше был, он почти на километр под землей простирается, – ответила Марыся. – Запасов осталось на триста лет вперед, еда испортилась, конечно, но остальное уцелело. Наверное, для того, чтобы кучу людей спрятать, если враги бомбу сбросят. В центральной части многое сохранилось, есть даже кровати с матрасами, вода проточная и туалет. Кстати, тут фильтры на воду мощнейшие стоят, от всего защитят – и от радиации, и от микробов, и от химической дряни, даже от той, что сейчас в озеро льют. Я их меняю периодически, хорошо, нашла в мусоре инструкцию, как это сделать. Здесь все строили так, будто к большой войне готовились. Но я далеко не хожу, очень уж тоскливо становится. Столько комнат – и я одна…

– Маря, ну а как же другие? Раз есть ты, наверняка существуют и всякие лешие, и водяные, и еще кто-то, разве нет? Жили бы все вместе здесь…

– Существовали, – кикимора резко остановилась. – Не успели мы. Наших лешего с водяным ищейки загнали и разодрали в первый же год. Лешему-то ничего, он ожившей колодой дубовой был, ею и возродится, надо только новую найти. Но не хочет, говорит, призрачным духом лучше. Так и мается, бесплотный да несчастный. А водяной почти как человек, только с хвостом, да жабрами, ну и голова на рыбью похожа. Так его сразу насмерть, да еще и в болоте моем, он их на себя отвлек, чтобы я ушла. Кровищи было море, все камни с правой стороны берега залило, я их потом тряпками терла-терла, а они не отмывались…

Голос ее дрогнул, и она беззвучно заплакала, размазывая маленькими кулачками грязь по лицу.

– Марыся, прости! – Алиса бросилась утирать ей щеки, сгорая от стыда за собственную бестактность. Дернул же непонятно кто за язык!

– Наших тоже кромсали, как капусту, – Индра не сдвинулся с места, но голос его отдавал горечью. – Девять тысяч лучших воинов только в первый год полегло. Дальше – меньше, мы стали осторожнее, но все равно, за все это время – двадцать тысяч убитых и зверски замученных. Говорят, они тут опыты ставят над нелюдьми, только что на этих опытах делают, непонятно.