Москва

Сильная, статная, гостеприимная, доброжелательная, широкая, сердечная. Она же заводная, неугомонная, стремительная, порой эгоистичная. Нередко по простоте характера напористая, случается даже вынужденно нахальная. Но при этом открыта всем. Знает себе цену, и не ошибается в этом: умна.

Не сказать, что в этой красивой и теперь современной столице удобно жить. Нет. Здесь многое неудобно, потому что мегаполис огромен и продолжает увеличиваться. Город перенаселён и перегружен машинами. Из конца в конец на городском транспорте добираться никак не менее полутора-двух часов, а на автомобиле вообще непредсказуемо долго. Но чем-то притягивает этот город… Может быть, способностью меняться, сохраняя стержень своей души неизменным. Может быть, готовностью принять всех, кто нуждается, и оказать содействие. Может быть, своей изначальной кольцевой структурой – ведь именно эта закольцованность, отсутствие острых углов и линий придаёт мягкость, даже запутывает живущих в ней: а пусть походят, поищут переулки в центре города. Москва ближе к женственной сущности, Петербург – к мужской. От Москвы иногда надо отдыхать, как от болтливой, хотя и любимой, женщины. Но уехав, так тянет обратно в домашний городской и привычный уже уют.

Приезжие рвутся на Красную площадь. Конечно, там Храм Василия Блаженного. Редко кто обходит его лабиринты внутри, чаще ограничиваются созерцанием экстерьера. Из моих знакомых, пожалуй, никто не расскажет детально об этом известнейшем храме, да и не часто ходят туда москвичи. Изначально построили восемь церквей вокруг центральной, девятой – там было непросто ориентироваться и надо бы помнить, какой придел посвящён какому святому или празднику. Позже пристроили ещё престолы, всего их, кажется, одиннадцать. Восемь церквей вокруг основной, девятой, на общем основании, фундаменты, цоколь и некоторые детали были построены из белого камня, тогда как весь храм из кирпича. Занятное сооружение и очень уж московским оно получилось, один декор чего стоит! Его надо разглядывать. Можно заметить элементы русских народных шкатулок, вышивки, росписи. Как улочки и переулки петляют, бегут то вверх, то вниз, так и храмовые детали то взбегают вверх быстренько, то уводят вас в сторону… Голова идёт кругом от разнообразия и переплетений множества деталей. Резные входы, арки, шатры, крыльца, площадки, разнообразная роспись. Похоже на сказку. Кто теперь вспоминает, что собор был сначала в основании белым?!

Трёхметровые стены общего для всего сооружения основания (подклета) прорезаны отверстиями – продухами. Хранили там казну, в подклете были сплошные тайники, даже спускающаяся сверху из основного храма лестница была тайной – её обнаружили уже в ХХ веке. Одна, общая для всех, обходная галерея и многочисленные переходы – много отличий этого храма от других.

Раньше все сравнивали Москву с Петербургом и считали её похожей на купчиху, в отличие от аристократичного Питера. Теперь и купчих нет, и Москва изменилась. Когда я пытаюсь в целом увидеть мой город и сравнить с образом колоритного человека, вижу, что многообразной Москве не уместиться в ограниченное подобие. Мне представляется собирательный образ. Москва – это, скорее, большая семья, где в просторном доме живут бабушки, дедушки, мать, отец, дети, внуки… В Москве живы ещё, слава Богу, прабабушки и прадедушки: их олицетворяют древний Кремль, древние соборы, старики-колокольни с горделивой всё ещё осанкой, и совсем маленькие старушки-церкви. Сохранились даже колокола, которые рассказывают о древних событиях, коим были свидетелями.

Старые бульвары, изящным пояском охватывающие талию красавицы Москвы, держат её в форме, не дают талии располнеть. Теперь и подумать нельзя, чтобы снять это раритетное украшение. Это память, с ним красавица сжилась и не мыслит жизни без золотого пояска. Пусть новые добавляются, а тот старинный пояс-украшение – самый ценный, памятный. Когда укрепительные сооружения перестали выполнять свою роль, то на месте стен Белого города появились один за другим десять бульваров. Они открыли новую эпоху в жизни Москвы и продемонстрировали её мирный характер. Восхитительны прогулки по Бульварному кольцу в любое время суток – это одно из живописных исторических, притом красивейших мест в городе. Дома, тянущиеся вдоль бульваров – почти все исторические памятники, о каждом из них можно найти удивительную быль. Здесь сохранилось немало старинных особняков, придающих городу его знаменитое своеобразие, ту самую московскую атмосферу.

Если продолжать игру и сравнивать город с семьёй, то бульвары – это, скорее всего, родители, с любовью обнимающие своих детей и племянников. Улицы, переулки, площади находятся в подкове, то есть в крепких объятиях Бульварного кольца. Уже позже на месте ещё одного (тоже оборонительного) Земляного вала было создано Садовое кольцо в виде променада для москвичей. Там жители обязаны были разводить сады, так появилась улица Садовая.

В самом центре города живут старые столпы рода – это и есть Кремль, Красная площадь. Как ни стареют, а остаются бодрыми, мудрыми и очень привлекательными.

Монастыри тоже в характере этой семьи – это воспитательные центры. Старики, словом. Имена стариков звучные, наполненные историями: Высоко-Петровский, Донской, Заиконоспасский, Зачатьевский, Новодевичий, Свято-Даниловский, Сретенский… Их молодёжь немного сторонится, не хочет попадать в строгость, непростой распорядок дня и обязательность выполнения устава – им охота всего этого избежать: вот бы насладиться жизнью среди своих ровесников!

А в Москве для досуга и веселья – полный простор. Только зарабатывай и трать – всё к твоим услугам. Открылось множество клубов, ресторанов и кафе на любой вкус, кинотеатры и театры, суперсовременные и традиционные музейные площадки, катки, парки, где можно и на роликах, и на велосипедах, и на скейтах… Теперь уже не сидят по домам за столом, не танцуют дома под магнитофонные записи, как когда-то, а встречаются компаниями вне домашнего уюта – так дети свободнее чувствуют себя.

Университеты, академии, научные центры – всё осталось и приумножилось. Семья растёт, взрослеет, не без этого. Ещё сохранились печатные издания (книги и журналы), даже библиотеки есть. Их читальнями продолжают называть, что навевает некие ассоциации, воспоминания о прошлой жизни. Они похожи на мам, они как тёти, которые всегда готовы принять молодых, попотчевать их традиционным и очень вкусным обедом. Иногда за этот пир приходится расплачиваться и слушать нравоучения и бесконечные рассказы: чем они жили и какими были в молодые годы… Ну что поделать? Это дань семейным московским традициям, того не избежать. Зато много можно получить от таких вот посиделок, всё сложить в копилку, ведь со временем точно это пригодится, но не сегодня, позже. Книги, журналы, читальни – куда вы уходите? Погодите…

Нередко улицы и переулки ведут себя как отцы: то прямолинейны и длинны – тогда идёшь, идёшь, смотришь по сторонам и открывается много интересного, нового, чего раньше не знал. А то вдруг переулки начинают петлять и заметать от кого-то (?!) следы, тогда воочию представляешь себе характер и ситуацию – наблюдай и помалкивай. Таких запутанных, сложносочинённых переулков в центре Питера не найти, а здесь – пожалуйста, сколько хочешь. И всё там является неожиданно, вдруг, как из-под земли – тоже отличие от иных городов.

Новые районы иногда не так безлики, как кажутся поначалу. И всё же воспринимаю их как соседей моей Москвы. Они другие, несмотря на многие удобства: метро, спортивные сооружения и даже зелень. Не имея в основе своей московского древнего стержня, они принадлежат иному роду, не московскому, без прошедших испытания временем традиций и устоев, они не похожи на московских родственников – это соседи.

Растёт город-семья, меняется. Но характеров-то много, не один. Город не скучный – всем найдётся место и занятие по вкусу, по душе. А любить этот город – наслаждение!

Москва. Октябрь 2014 г.

Сила. Истоки

Ксеня

Дом, который мне снится до сих пор, вот уже… нет, не скажу, сколько.

Дом на улице Карья в Пярну – приморском, курортном, зелёном, чудесном городке с аккуратными домиками прибалтийского стиля, с кинотеатрами, ресторанами, курзалом, эстрадой под открытым небом у моря. Это дом двоюродной бабушки. Мне странно видеть написанным слово «бабушка». Ксеня была мне просто другом, моей любимой, с которой я всегда хотела быть рядом, смеяться, делиться историями и слушать её рассказы о прошлой жизни.

О, эта жизнь, как из романа Мопассана: там и влюблённости, и страсти, и трагедии, благополучие и богатство, счастье в семейной жизни, великолепие светских гостиных, изысканность интерьеров, и потом – полный крах всего…

Фотографии Ксени

На фото конец XIX – начало XX века. Что за мир открывается, оттуда нет желания возвращаться. Погружаешься в иную жизнь.

Ксеня-гимназистка, стоит картинно, с прекрасной осанкой, взявшись за спинку наклонённого венского стула. Будто стихи свои читает. Юная красавица.

А здесь она в профиль с красивейшей и модной по тому времени причёской.

Она, но уже мама и супруга. С дочерью Ксенией и мужем Антоном в своей гостиной в Пярну на фоне изящных консолей, изысканной мебели, японских картин, вышитых шёлком. Члены семьи со вкусом, очень красиво одеты, по моде конца двадцатых годов ХХ века. Это счастливая и благополучная семья.

Вот она же в шляпке со страусиным пером (фото в три четверти) – своевольно приподнятая голова, большие карие глаза, красивый прямой нос, не улыбается, гордится статью.

Сохранилось и фото Екатерины Второй – это тоже Ксеня, в роли императрицы – не профессиональный, любительский спектакль. Роль для неё, потому что Ксеня по сути – царица. Высокая, темноволосая, умные глаза, соболиные брови (так издавна на Руси называли густые, шелковистые брови), красивая фигура, не худая, от неё исходит мощная жизненная сила, уверенность в себе, глубина чувств и самоконтроль. Это она – Ксения Леонтьевна Нымм.

На последних фото она осталась тоже царственной, но уже старой, ушла из жизни в 97, хотя уходить не хотела, желала жить.

Предки по материнской линии

Я любила расспрашивать Ксеню о «старине». Мои бабушки и дедушки рано ушли из жизни, вот Ксеня и заменила их всех. И она рассказывала.

Родились мои бабушки (Александра – родная, а Ксения – двоюродная) в Орше, в тогдашней черте оседлости. Семья обедневших русских дворян. В роду были шведы Калиниусы, поляки Томашевичи, французы Ордо. Наш предок Иван Меллер-Закомельский служил у Павла Первого, который в благодарность одарил своего любимца платиновым перстнем с алмазом и маленькими гранатами. Также подарил ему карманные часы с эмалью. Одна из прапрабабушек была фрейлиной, кажется, Марии Фёдоровны (второй супруги Павла I). Давно прошедшие времена…

Семейство жило в поместье на высоком берегу Днепра, куда из красивейшего сада, созданного руками моей трудолюбивой прапрабабушки Александры Станиславовны Калениус на месте бывшего «сметища», вела живописная тропа к Днепру и открывался изумительный вид на реку. Александра Станиславовна рано овдовела, потом похоронила свою дочь и воспитывала одна семерых внуков. Их отец, будучи уже вдовцом, сошелся с гувернанткой и бросил детей. Жили бедно, девочки-гимназистки давали уроки музыки, их бабушка сдавала дом, чтобы прокормить всех, сами жили во флигеле.

Моя бабушка – Александра – старшая из семерых. По свидетельству знавших её – необычайно одарённая пианистка, тонкой душевной структуры человек, романтичная, добрейшая и умнейшая женщина. Всю жизнь болела, была физически слабой, но очень сильной духом своим.

Ксеня – её младшая сестра, год разница – о ней пойдёт речь в рассказе.

Лена, Лида, Володя, Оля – умерли юными. Николай был младше Ксени, его я знала хорошо. Бывший белогвардеец, кавалерист. Потом был юристом в Академии им. Жуковского в Москве. Он подарил мне свои шпоры и сапоги (великоваты были!), когда я занималась конным спортом в 12 лет. Я его запомнила уже пенсионером, статным, высоким, интересным старцем.

А потом, когда я повзрослела, я стала Ксеню расспрашивать о 15 годах, проведённых ею в ссылке в Сибири в Красном Яру. Вот этого она не любила вспоминать. Но кое-что я запомнила. Хотя здесь – не об этом страшном времени. Много о нём написали очевидцы – не мне выписывать детали их судеб.

Плакучая и кудрявая берёзки. Портреты Крамского

По нашей семейной традиции, при рождении детей высаживали деревце, а потом смотрели, как растёт, каким становится. Так вот посадили две берёзки: для Шуры и для Ксени. Шурочкина стала плакучей, а Ксенина – кудрявой. Похоже, что жизнь старшей сестры напоминала всегда плакучую берёзку, а вот жизнь младшей – часто была кудрявой, хотя, далеко не всегда. По сути, обе жизни трагичны, виной чему – кровавая история России.

В семье часто видели сходство двух портретов Крамского с сёстрами: дама в белом на скамейке на картине «Лунная ночь» – копия Александры, а «Неизвестная» – это Ксеня. Точно уловлены характеры сестёр (прототипы иные). У нас дома висела копия «Лунной ночи» – мама видела в той даме свою маму. Разными были дружившие и очень близкие друг другу сёстры.

Ещё немного о сёстрах – 1914-1920-е годы

Моя бабушка и мой дедушка, поженившись, сначала жили в Орше, где дедушка инспектировал гимназии, потом переехали в Юрьев (Тарту), где он учился в университете.

Ксеня вышла замуж за немца, известного хирурга Асмута, который был старше её. Человек талантливый, многогранный, играл на виолончели, был богат и интересен как внешне, так и внутренне. Жили в Могилёве.

Туда как-то приехали в гости Александра с Владимиром. Начался еврейский погром. Это так страшно бывало в тех местах, что редко кто решался выглянуть из дома. Ксеня, Александра и Владимир – втроём – взяли икону и встали перед разъярённой, жаждавшей крови, толпой вооружённых дубинами, ломами, лопатами и пр. Не страшась, просто встали, и дед сказал (от природы оратор) что-то такое, что эта толпа остановилась! Всё. Закончился погром. В семье этим случаем гордились. Родные мои, бесстрашные, любящие всех людей, стоявшие насмерть за справедливость, вечная вам память! Молодцы.

Бабушку Александру Станиславовну приглашали к себе обе молодые семьи, но ей не нравилась ни немецкая атмосфера у Ксени, ни эстонский дух города Юрьева. Она так и жила в Орше, ей по душе был уклад русской дворянской жизни.

Флигель в революцию сожгли, сад, дом разрушили. Бабушки Калениус не стало.