– Как твои дела? Горлышко больше не болит? – обнял он хрупкие плечи ребенка и развернул ее лицо к свету. – Открой рот, скажи «а-а-а»! Я посмотрю все ли у тебя в порядке.

– У меня все хорошо! А-а-а! – открыла она рот.

– Теперь вижу, что все в порядке. Но все равно нужно беречься и босиком по лужам не ходить, – тихонько дотронулся Антонов пальцем за кончик ее носа. – Поняла?

– Ага! – кивнула девчушка.

– А мама где? – огляделся по сторонам он.

– Мама в поле ушла. А я тут за малышами приглядываю, – окинула она взглядом своих братишек. – Я теперь старшая! – одновременно с гордостью и горечью произнесла Лида.

– Знаешь я хотел у тебя спросить, – взял девочку за плечи и повел ее к скамейке у калитки Антонов. – Ты, когда болела, сестру свою Оксану звала. И твердила все, чтобы она не ходила куда-то, и не отдавала кому-то колечко. Расскажи куда не надо было ей ходить? – заглянул в ярко-голубые детские глаза Роман.

Девочка насторожилась, съежилась и резко засобиралась в дом.

– Не знаю я ни про какое колечко, и вообще я ничего не знаю, – заплакала она и начала загонять своих братишек в дом. – В хату идите! Не велено без матери по улице бродить! – Закрыла она двери за мальчишками.

Когда вышли на улицу Рябинин сказал:

– Она знает, но не говорит потому что до смерти напугана чем-то. Или кем-то, – добавил он спустя секунду.

Глава 15

«Мутный» продюсер

В пятницу вечером у Тихомирова зазвонил телефон.

– Андрей Владимирович, добрый вечер, вас беспокоит Востриков. Администратор выставки картин, помните? Вы мне свою визитку дали и просили меня вам позвонить если продюсер Салазкин захочет с вами связаться.

– Да, Сергей Игоревич, конечно помню, я с нетерпением ждал вашего звонка. Ну, как Салазкин, созрел? – вышел на кухню Тихомиров, чтобы не мешать Насте смотреть телевизор.

– И да, и нет, «мутный» он какой-то. Давайте с вами встретимся, а то всего по телефону не расскажешь, – предложил Востриков.

– Хорошо, могу через пол часа в кафе на углу в сквере Пушкина, – заверил его Тихомиров.

– Нет, лучше через час, а то я на другом конце города.

– Хорошо, буду через час.

Тихомирову не терпелось узнать новости и потому он вышел немного раньше назначенного времени. Кафе было полупустое, он сел за столик у окна, заказал кофе и стал вглядываться в вечерние сумерки.

– Добрый вечер! – раздалось за его спиной.

Тихомиров оглянулся и привстал.

– Давно ждете? – протянул ему руку Востриков.

– Нет, присаживайтесь Сергей Игоревич, – пожал ее Тихомиров. – Есть хотите? – Он махнул рукой подзывая официанта.

– Да, пожалуй, съем что-нибудь, я сегодня еще не обедал.

Сделав подошедшему официанту заказ, он сложил руки на стол и сплетя пальцы огляделся по сторонам.

Тихомиров улыбнулся, сейчас Востриков напоминал ему разведчика в тылу врага. А тот между тем стал докладывать полученную информацию.

– Художник этот, ходят слухи, – снизил он голос, – молод и неизвестен. Говорят, что он болен. Откуда он взялся никто не знает. По слухам, Салазкин нашел его в каком-то захолустном городке. А больше к сожалению, мне ничего узнать о нем не удалось.

– Ваш заказ, – подошел с подносом официант. – Еще что-нибудь желаете? – стал он выставлять на стол котлету по-киевски и салат.

– Еще кофе пожалуйста и сто грамм коньяка, – попросил официанта Тихомиров. – Ну, а Салазкин, что-нибудь говорил обо мне? Как он отнесся к моей просьбе?

– Да, спрашивал пару раз, кто вы такой? Чем занимаетесь? Как велик ваш заработок? – проглотил Востриков пишу, которая мешала ему разговаривать.

– И что? Надеюсь вы не выдали меня? – отставил пустую чашку Тихомиров.

– Ваш кофе, – выставил официант коньяк и два пузатых фужера. – Приятного аппетита.

– Спасибо, – поблагодарил того Тихомиров.

– Что вы?! – замахал Востриков руками. – Я сказал, как мы договаривались. Что вы меценат, что строите загородную виллу, что сказочно богаты и можете замолвить за него словечко в высших светских кругах.

– Ну, и как? Он поверил? – напрягся Тихомиров.

– Думаю, да, – кивнул тот. – Он у меня несколько раз интересовался, как же быть, что же делать? Вдруг он не сможет выполнить ваш заказ, не обидитесь ли вы?

– Хорошо. Передай ему, если он просто покажет мне этого художника, я не буду настаивать на своем заказе, а за него замолвлю словечко, как вы выражаетесь Сергей Игоревич, в светских кругах.

– Андрей Владимирович, обращайтесь ко мне просто по имени, какой я вам Сергей Игоревич? Для вас я просто Сергей.

– Хорошо, Сережа, ты меня тоже можешь просто по имени называть. Давай выпьем за благополучный исход дела? – предложил Тихомиров.

– Давайте, Андрей Владимирович, – чокнулись они бокалами. – Не обижайтесь, но я по-другому вас называть не могу.

Через неделю Востриков позвонил ему снова.

– Андрей Владимирович, «клиент созрел», – засмеялась трубка.

– Очень хорошо! Когда? – Тоже повеселел Тихомиров.

– В следующую среду вечером вы свободны?

– Постараюсь освободиться, но ты мне пожалуйста на кануне позвони, хорошо? – согласился Тихомиров, и стал вспоминать свой график. Операций в среду вроде бы не предвиделось.

– Договорились, – отключилась трубка.

Среда для Тихомирова выдалась трудной и напряженной, весь день он выбивался их графика и под вечер чувствовал себя уставшим и разбитым. Хотелось прийти домой, рухнуть на кровать и спать до утра, даже есть ему не хотелось, хотя с самого утра в него была влита только чашка кофе и съеден один тост с паштетом.

С утра поступила девочка лет двенадцати-тринадцати. Внезапная остановка сердца. Реаниматоры сердце завели, но девочка в сознание не приходила. Проводили полное обследование, брали анализы, но диагностировать Тихомирову причину остановки сердца пока не удавалось. Всё осложнялось тем, что девочку нашли на улице прохожие, и вызвали скорую помощь. Она была неопрятно одета, без документов и без сопровождения взрослых. В сопроводительных документах скорой помощи в графе «Ф.И.О. пациента» было написано размашистым почерком «Бродяжка». Потом, поступил пациент с инфарктом, после обеда привезли пожилую женщину с инсультом, и это были далеко не все пациенты, так как в отделении было четырнадцать заполненных больными палат, и самая маленькая при этом была двухместная, послеоперационная.

Ближе к вечеру позвонил Востриков, напомнил ему о встрече с Салазкиным и загадочным художником. Тихомиров хоть и разрывался, но встречу отменять не стал. Вдруг другого шанса повидаться с Витькой у него не будет. Андрею пришлось раньше вызвать дежурного врача, и пообещать тому, что он сам отдежурит ночь вместо него. Тем более, что случай с девочкой был сложным и не понятным.

– Как пижон, – выходя из кабинета окинул он себя взглядом в зеркале.

В назначенное время Тихомиров ждал Вострикова в условленном месте. Для конспирации, ему пришлось одолжить автомобиль и шофера у своего бывшего пациента бизнесмена. Одеть деловой костюм, который он терпеть не мог и завязать галстук, подаренный женой.

Выехали за город. По указанному адресу располагался дачный поселок. Долго плутали по узким улочкам, между высокими заборами, пока не оказались у большого двухэтажного деревянного дома.

На сигнал автомобиля вышел мужчина средних лет одетый в комбинезон и кепку, но на садовника он похож не был. Походка, манеры поведения и оценивающие взгляды выдавали в нем профессионального телохранителя. Удостоверившись, что гости прибыли одни, он подал незаметный знак хозяину, что тот может выйти.

– Здравствуйте, дорогой наш Андрей Владимирович! – вышел Салазкин на крыльцо и растопырил руки, как будто хотел схватить в охапку Тихомирова.

– Добрый вечер, Максим Петрович! – просто протянул он руку продюсеру.

– Прошу вас в дом! – пропустил Салазкин Андрея вперед.

В гостиной был накрыт стол из холодных закусок и нарезанных фруктов.

– Присаживайтесь, – указал хозяин на мягкое кресло стоящее ближе к камину. – Что предпочитаете? Коньяк? Виски? Бренди? Ром?

Тихомирову совсем не хотелось пить, но он должен был поддерживать свой имидж.

– Пожалуй коньяк, – вальяжно уселся он в кресло.

Салазкин разлил по бокалам золотисто-коричневую жидкость и подал один Тихомирову.

– Вы, знаете, мы люди искусства не в меру любопытны, – начал заискивать он перед гостем. – Уж простите нас, но мы так устроены, – отпил он из своего бокала и скосил глаза на Тихомирова. – Не буду скрывать, но я наводил справки о вас и представляете не нашел ничего кроме того, что вы первоклассный хирург-кардиолог. Извините если я вас обидел, но я все думаю, чем заинтересовал вас художник? Ведь таким занятым людям как вы, мягко говоря не до искусства.

Пока Салазкин произносил свой многозначительный диалог, Тихомиров застигнутый врасплох экстренно соображал, как выйти из этой глупой ситуации.

«Придурок», – ругал он себя. «В разведчика решил поиграть. Детский сад – «Казаки-разбойники»».

– Максим Петрович! Не буду от вас скрывать, что я, как вы заметили, человек далекий от искусства, – сделал маленький глоток коньяка Тихомиров. – И меня мало интересует вся эта живопись, – сделал он небрежный жест в сторону картин, висящих на стене в гостиной. – Но я к сожалению, извините, не имею полномочий разглашать чужие секреты. Могу сказать одно, я здесь по поручению моего друга и компаньона. Который, как вы понимаете, хочет остаться инкогнито. Поверьте, у него большие связи и еще большее желание заполучить картины, а возможно он имеет взгляды и на самого художника. Он может у вас его, как вам это сказать…, – специально замялся Андрей, подбирая слова, – перекупить, выкупить, оплатить услуги. Выберите пожалуйста сами, что вам ближе.

– Позвольте, что значит перекупить? – поднял в удивлении свои тонкие брови и покатые полные плечики продюсер. – Художник, это человек, он не продается, это не вещь! – пытался разыграть возмущение Салазкин.

– Ой, оставьте! – усмехнулся Тихомиров. – Вы же деловой человек. А это просто сделка. Художнику, да и вам продюсеру нужны средства. Искусству всегда нужны средства, чтобы его заметили, оценили, стимулировали…

– А зачем, извините вашему другу художник? Он связан с искусством? – перебил его Салазкин.

– В какой-то мере, да. Он коллекционер, – придумывал по ходу беседы Тихомиров.

– Он коллекционирует картины? – снова отхлебнул глоток коньяка продюсер.

– Не только, – сохранял интригу Андрей. – Он коллекционирует все необычное. И вообще он неординарный человек. Так что я могу увидеть художника? – наседал он на Салазкина.

– Нет, сегодня это невозможно. Он болен и ни с кем не хочет общаться, решил прекратить разговор продюсер.