Когда я подошла к тяжеленной двери, кот исчез, хотя деваться ему, казалось, некуда: лестница была узкой, без площадок и боковых коридоров.

Я толкнула дверь, отворившуюся, несмотря на кажущуюся мощь, удивительно легко. И очутилась в узком помещении. Пространство вытянулось длинным туннелем, сходство с которым придавал и арочный потолок. Голые лампочки, свисающие с каменного потолка прямо на проводах, освещали «туннель» тусклым светом, словно кто-то заранее, ожидая меня, зажег их. Вдоль грубых стен стояли деревянные стеллажи, похожие на соты. В каждой ячейке лежала винная бутылка. Я провела пальцем по донышку одной из них, оставив темную борозду на сером налете многолетней пыли. Винный погреб! Как зачарованная, совершенно забыв о том, что пришла сюда за котом, я рассматривала многочисленные донышки. Вытащила из любопытства одну бутылку и стерла ладонью пыль с этикетки. Резерв оказался 1970 года. Вино было старше меня почти на половину моей жизни. Я с уважением положила бутылку обратно в «гнездо» и пошла дальше. Стеллажи сменились двумя рядами стоявших у стен бочек из старого дерева, с массивными кольцами, плотно пригнанными крышками и с темными, похожими на впитавшуюся в дерево застарелую кровь, подтеками на выпуклых боках.

Впереди оказалась дверь из толстых металлических прутьев, за ней виднелось помещение поменьше со всяким хламом. Я разглядела кресло, похожее на те, что стояли в гостиной, старый фонарь «летучая мышь» с разбитым стеклом, чугунную кочергу, валявшуюся поперек прохода. Рассмотреть что-либо еще я не успела, потому что вдруг увидела одинокую женскую фигуру, сидевшую на одной из бочек. Лицо девушки заслоняли длинные волосы. Ссутуленные плечи подрагивали, будто от немых рыданий, и от тонкой фигурки веяло отчаянием и горем.

– Эй! – тихонько позвала я плачущую, делая к ней шаг. И отшатнулась, почувствовав на лице налипшую паутину. Я брезгливо стряхнула ее рукой, но по шее с неприятной щекоткой пробежали чьи-то лапки. Паук! Паук, который залез мне за шиворот. Я завизжала и запрыгала, пытаясь его стряхнуть. Потревоженная моим визгом девушка подняла голову. Увидев ее лицо, я мгновенно забыла о пауке и закричала теперь уже не от омерзения, а от ужаса. И потому что узнала это лицо. И потому, что по нему расползались жирные черные пауки. И потому что глаза девушки были такими же белыми, как у Булки…

Мой крик слился с грохотом, взорвавшим тишину подобно праздничному салюту. Кто-то рядом вздрогнул и скользнул по моему плечу, убирая с него руку.

– Козлы! – пробормотал знакомый голос, который только чудом не перекрывала эта какофония из скрежещущих и гремящих звуков.

Я открыла глаза и не сразу поняла, что на самом деле нахожусь не в винном погребе, а в постели, рядом с Раулем, который уже сидел на кровати и торопливо натягивал джинсы.

– Убью! – прорычал он, вскакивая на ноги и направляясь к двери, из-за которой доносились эти ужасные звуки – грохот, скрежет, металлическое лязганье и завывания. Я поспешно натянула на себя одеяло, представать в пижаме перед неизвестно кем не хотелось.

– У-у-у-у! – раздались радостные завывания, сопровождаемые усиленным грохотом, стоило Раулю открыть дверь. На пороге стояли три фигуры разного роста в накинутых на головы простынях. В руках, выглядывающих из-под «саванов» они держали кастрюли и отчаянно колотили по ним кто металлической крышкой, кто половником, кто большой суповой ложкой.

– Дурни, – засмеялся Рауль.

Я тоже не сдержала улыбки. Хоть нас и разбудили так жестко, но это был лучший способ забыть о приснившемся кошмаре.

– Это привиде-е-ения-я, – провыла средняя фигура, размахивая кастрюлей и половником. И, стянув с головы простыню, уже нормальным голосом сказала: – Хватит дрыхнуть! Завтрак на столе!

Этим «привидением» оказался Давид. Высоким «призраком» был Чави, а низкорослым – Марк.

– Сейчас спустимся, – сказал Рауль, захлопывая дверь. – Ваше выступление оценили. И, будьте спокойны, мы вам ответим чем-нибудь в том же духе.

За закрытой дверью вновь раздалось завывание, сопровождаемое грохотом. И затем – громкие удаляющиеся шаги.

– Как тебе? – с улыбкой спросил Рауль, плюхаясь со мной рядом на кровать. – Забыл предупредить, что тут такие шуточки в ходу.

Мы привели себя в порядок и вместе спустились в столовую. За накрытым к завтраку столом, действительно, собрались уже все. Наше появление встретили радостными возгласами и подшучиваниями на тему встречи с «привидениями».

– Кто раньше встает, тот меньше «попадается», – назидательно сказал Давид. – Ибо пока вы дрыхнете, у скучающих в ожидании вас есть время придумать что-то эдакое.

– Давид, ты обречен каждое утро вставать спозаранку, – указал на друга пальцем Рауль. – Потому что пока я не верну тебе «долг», не успокоюсь.

– А при чем тут я? – округлил парень глаза. – Может, идея была Марка. Или Чави. Или вообще Моники, Сары, Нурии…

Рауль, усаживаясь за стол, усмехнулся с таким видом, что стало понятно, что он ни капли не сомневается в авторстве Давида.

За завтраком, с тостами, нарезкой сыра и ветчины, кексами, кофе и какао, все оживленно болтали. Делились впечатлениями, кому как спалось, строили планы на день.

– Так, что тут предлагают? – пробормотал Давид, составляя с буфета на убранный совместными усилиями после завтрака стол картонную коробку с рекламными листовками.

– Скукотища полная… – прокомментировал он, быстро перебрав пальцами буклеты, словно библиотечные формуляры. – Прогулка по поселку и вокруг озера… Оставим для пенсионеров. Экскурсия на винную фабрику. Это уже интересней, но, увы, сегодня фабрика закрыта. Дорога к старым развалинам замка… Хм… Что-то меня ничто не впечатляет… Если не озеро, то гора, если не гора, то какие-нибудь развалины. Как всегда.

– А что бы тебя впечатлило, дорогой Давид? – вкрадчивым голосом осведомилась Моника.

– Ну не знаю. Что-нибудь более занятное, не такое скучное! Вообще-то нам обещали привидений, так ни одно за ночь не показалось!

– Они тебя, Давид, испугались. Завернулись в саваны и сбежали, гремя цепями, – оживилась Лаура, не проронившая за завтраком ни слова. – Зачем привидения, если ты приехал? Даже Фредди Крюгер рядом с тобой милашкой кажется.

Давид метнул на девушку ледяной взгляд, но ничего не ответил – не потому, что ему не нашлось, что сказать, а из желания показать Лауре, что ее шпильки для него – все равно, что уколы иголкой для танковой брони.

– А что плохого в прогулке к озеру? – вмешалась Нурия. – Мне бы, например, хотелось пройтись вокруг него. Это озеро известное и, по слухам, невероятно красивое. И поселок можно посмотреть…

– Ну тогда, Нурия, эта прогулка как раз для тебя, – не дал договорить подруге Давид. И хоть он перебил девушку, это прозвучало как-то не обидно, без ноток презрения и высокомерия, которые слышались при его обращении к сестре Рауля.

– Помнится, в доме, где мы останавливались в прошлый раз, предлагались экскурсии на лошадях, – мечтательно прикрыл глаза Марк, и я удивленно глянула на него. Облик Марка не вязался с интересом к «адреналиновым» развлечениям. – Хорошо мы тогда время провели…

– Да, поскакать на лошадках было бы замечательно, – согласился Давид. – Но тут ничего подобного нет. Скукота! Опять придется рядиться в привидения, чтобы нарушить интимное уединение какой-нибудь парочки. Хоть так развлекусь.

Он метнул в нашу с Раулем сторону насмешливый взгляд. Но ответить мы не успели, так как в этот момент вернулся со двора куривший на улице Чави.

– А как насчет велосипедной прогулки? – спросил он, застав окончание разговора. – Я только что обнаружил в сарае четыре отличных горных велосипеда.

– Ты уже и в сарае побывал? – оживился Марк.

– Конечно! Если мы сегодня будем делать барбекю, то…

– Чави, не отвлекайся. Барбекю потом, а сейчас – велосипеды, – перебил друга Давид. – Так что там с ними?

– Говорю же, стоят себе четыре отличные машины. Если тебе хочется хлебнуть адреналинового коктейля, можно с ветерком промчаться хоть по горе, что за лесом, хоть по лесным тропам – тут тоже неплохие спуски и подъемы.

– Значит, четыре, – оживился Давид, обводя собравшихся внимательным взглядом и определяя, кто составит ему компанию на экстремальной прогулке.

– Сеньориты пусть меня простят, но это развлечение для мужчин, – вынес он вердикт.

– Мог бы из вежливости и сеньоритам предложить, – ехидно заметила Моника.

– Дорогая моя, неужели ты поедешь с нами? – хмыкнул Давид. – Я тебе не предлагаю, знаю, что откажешься.

– Откажусь. Не хочу свернуть себе шею на отдыхе, – согласилась Моника. – Но правильней было бы предложить всем, а не исключать женщин. Это попахивает мачизмом!

Судя по тому, что и Рауль, и Чави страдальчески закатили глаза, такие заявления были в духе Моники.

– Боже упаси! – испуганно поднял руки вверх Давид. – Боже упаси, Моника! Виноват, дорогая моя феминистка. Забыл, что в твоем обществе нужно следить за тем, что говоришь, иначе это может быть неправильно истолковано. Сокровище мое, послушай совета доброго дядюшки Давида: мы сейчас находимся на отдыхе, о работе тут разрешается вспоминать только мне, и то потому, чтобы снять с вас, девушек, обязанность стоять у плиты. Моника, небо, давай о правах человека, защите обездоленных котиков и помощи голодающим чайкам будем разговаривать в другой обстановке, в твоей адвокатской конторе, например. Кушай завтрак, обед и ужин, приготовляемый для сеньорит «мачистом» Давидом, и расслабляйся.

Говорил это он с такой подкупающей улыбкой, что Моника, напрягшаяся в начале его монолога, вполне миролюбиво проворчала:

– Делать вам нечего – велосипеды… Не сверните шеи только!

– Не доставим тебе такого удовольствия, дорогая, – сладким голосом пропел Давид. – Ну, кто едет? Чави? Марк?..

Марк, робко глянув на свою воинственно сверкавшую глазами подругу, вздохнул и… решительно кивнул. Давид расплылся в одобрительной улыбке. Затем повернулся к Раулю:

– Оренсе, даже не знаю, предлагать ли тебе после того, как ты докатался «с ветерком» до больничной койки… Как тебе такая поездка, уже по силам?

Я с беспокойством посмотрела на Рауля, и по тому, как заблестели его глаза, поняла, что он бы в первых рядах отправился покорять горные спуски и подъемы. Почувствовав мой встревоженный взгляд, Рауль, все поняв, усмехнулся.

– Нет, Давид, пока воздержусь от подобных развлечений, – уверенно ответил он. – К тому же кому-то надо и девушек сопроводить.

– Ладно, – согласился Давид. – Значит, поедем втроем.

– Вчетвером, – раздался вдруг голос Лауры. Она, будто не заметив изумленных взглядов, направленных на нее, тряхнула длинными волосами и решительно заявила, обращаясь к молодым людям:

– Я с вами.

– Еще чего! – от удивления, смешанного с возмущением, глаза Давида округлились. – Тебе место вон в том кружке для вышивания!

– Сам иди… вышивать крестиком! – не осталась в долгу Лаура.

– Давид, как ты разговариваешь с Лаурой! – возмутилась Моника.

– А как с ней еще разговаривать? Куда она собралась?!

– Туда же, куда и вы – кататься на велосипеде, – невозмутимо повторила девушка. – А что тут такого? Меня тоже не прельщает прогулка вокруг озера.

– Чтобы ты себе шею сломала? Или, в лучшем случае, руку или ногу? – нехорошим голосом, в котором явно слышалось плохо сдерживаемое раздражение, произнес Давид. Но в то же время некоторые, еле уловимые ноты в его тоне заставили меня с интересом посмотреть на парня. Если раньше реплики, отпускаемые в адрес Лауры, звучали хоть и издевательски, но несерьезно – так задирают мальчишки девчонок в классе, – то сейчас в голосе Давида мне послышалось… беспокойство.

– Ты думаешь, что раз я девчонка и младшая по возрасту, то, значит, ловкости у меня меньше, чем у тебя? – вскидывая подбородок, надменно произнесла Лаура.

– Именно, дорогая моя, именно.

– Забыл, что я росла среди вас, пацанов, и с раннего детства лазала и по деревьям, и по…

– Как же, красавица, забыть такое! – с гаденькой улыбкой перебил ее Давид. – Мое воображение до сих пор волнует воспоминание о твоей попе в розовых трусах, сверкавшей из ветвей какого-то низкорослого дерева, и твой ангельский голосочек, которым ты трубила на три пуэбло в надежде, что кто-нибудь тебя, мартышку в задравшейся юбке, снимет с дерева. Вспоминаем дальше?

– Козел, – буркнула Лаура, заливаясь краской. И дрожащим от злости голосом произнесла: – Я отправлюсь кататься на велосипеде и точка!

– Опять за свое, – страдальчески поднял глаза к потолку Рауль. – Лаура, ты каждый раз пытаешься доказать, что уже взрослая, совершенно детскими способами.

– Я ничего не пытаюсь доказать! Мне хочется поехать, потому что… хочется! Потому что я люблю ездить на велосипеде! – развернулась она к брату.

– Лаура, речь идет не о простом велосипеде и не о гладкой дорожке, по которой ты можешь себе кататься взад-вперед, сколько вздумается, а о горных подъемах и спусках, – делано терпеливым тоном, словно объясняя непослушному ребенку в третий раз, почему он не должен так поступать, ответил ей Рауль.

– И что? Не вижу большой разницы! Я хорошо езжу на велосипеде, катаюсь не только по ровным дорогам!

– Лаура, Рауль тоже уверенно водит мотоцикл, – вкрадчиво напомнил Давид. – Однако это не уберегло его от падения и переломов.

– Велосипед – не мотоцикл. И я – не Рауль. То, что упал он, не значит, что упаду и я.

– Боже, какая ты невыносимая и упрямая! – взорвался Давид. – Я не собираюсь тащить тебя на руках, если ты свалишься и сломаешь ногу!

– А почему ты так уверен в том, что я упаду?! И кто даст гарантии, что не свалишься ты?! Вот тебя-то я уж точно не потащу на себе!

Нурия испуганным и умоляющим взглядом посмотрела на Давида, но тот даже не заметил ее беспокойства. Все его внимание было направлено на Лауру. Взгляд темных глаз искрил, ноздри раздувались. Похоже, парень еле сдерживался. Взгляд Лауры, направленный на Давида, был ничуть не мягче. Казалось, эти двое затеяли игру, только соревновались не в том, кто кого переглядит, а кто испепелит другого взглядом.

– Ого! – присвистнул Чави, и его подруга неодобрительно покачала головой.

– Давид, – Нурия робко тронула своего спутника за локоть, но парень только дернул рукой, стряхивая пальцы девушки, словно насекомое.

– Прекратите. Оба, – произнес Рауль тихо, но с таким металлом в голосе, что и Давид, и Лаура, и собиравшаяся вмешаться в спор Моника разом оглянулись на него. Я всегда удивлялась, почему в школе лучшей дисциплины удавалось добиться учителям не с громогласными крикливыми голосами, а педагогам, никогда не срывающимся на истеричный фальцет. – Давид, не видишь, что ты ее только провоцируешь? Убавь звук, а лучше вообще его выключи. Лаура, а ты, если хочешь, езжай! Ради бога! Никто тебе не запрещает. Ты девочка большая, и если чужие примеры тебя не заставляют одуматься, так, может, собственные ошибки чему-то научат. Я тебя очень люблю, поэтому, если что, в беде не оставлю. Буду всячески тебе помогать: носить в больницу сладости и книжки, поправлять подушки, чтобы тебе лежалось удобно, подставлять плечо, чтобы ты могла с комфортом доскакать до туалета. Даже буду терпеливо выслушивать твои жалобы на то, что гипс весит три тонны, а кожа под ним нестерпимо чешется. Хотя, возможно, лежать в гипсе зимой, а не в самую жару, окажется не так уж мучительно. Даже тепло.

Рауль говорил это все таким серьезным и спокойным тоном, что напряжение, сконцентрировавшееся в этой комнате и грозящее разразиться бурей, стало потихоньку спадать.

– О боли не беспокойся, – продолжал он, как ни в чем не бывало, и голос его теперь напитывался теплотой и проникновенностью. – Пара уколов – и на несколько часов о ней забудешь. Знаю, что ты боишься уколов, но я буду тебе их делать лично: говорят, у меня рука легкая. А так поваляться со сломанной ногой – вовсе не плохо, поверь мне! Все на работу спешат, а тебе никуда торопиться не надо. Спи себе, отдыхай, как в отпуске, книжки читай, телевизор смотри! Правда, о дискотеках, спорте и долгих прогулках придется забыть. Как и о пляже. Но какой пляж зимой? А к лету уже и поправишься. И чтобы ты не скучала, я тебя развлекать буду: петь под гитару. Прямо у постели. Каждый день, включая и выходные. Пригласим твоих подружек, я и для них спою, мне не жалко. А они – станцуют.

Я, слушая Рауля, не смогла сдержать улыбки. Отвернувшись, чтобы не испортить эффект от «педагогического внушения», я заметила, что и Моника, и Марк тоже украдкой улыбаются, а Давид и вовсе, не стесняясь, ухмыляется, не сводя взгляда с Лауры. Нурия, Сара и Чави, занявшие места в партере, переводят взгляд то на Давида, то на Рауля. И только Лаура смотрит на брата волчонком, почти не моргая и все крепче сжимая губы.

Сара не выдержала и прыснула в кулачок. Лаура метнула на нее острый, как нож, взгляд, но промолчала.

– Единственное, что может сильно омрачить жизнь – это рубцы… – сокрушенно вздохнул Рауль. – Я-то из-за них не переживал, юбок все равно не ношу. К тому же Анна мне сказала, что шрамы мужчин украшают, так что я только радуюсь тому, что любимая не видит во мне чудовище Франкенштейна. А вот для такой красивой молодой девушки, как ты, шрам на полноги или руки может стать настоящей трагедией. Впрочем, ты сама сказала, что велосипед – это не мотоцикл, скорость другая. И если свалишься на мягкую земляную дорожку, не обдерешься так, как об асфальтное покрытие. А если еще и перелом аккуратный, то и операция не понадобится. Так что, сестренка, развлекись сегодня как следует! Не обращай ни на кого внимания! Мы тут все – старые зануды. Накатайся от души, потому что потом, возможно, о велосипеде придется забыть надолго.

– Ха-ха-ха! – раздельно, без улыбки, произнесла Лаура. Затем, бросив на всех насмешливый взгляд, развернулась и вышла, гордо вскинув голову.

– Браво, Рауль, я насладилась! – воскликнула Моника, когда за Лаурой закрылась дверь.

– Она не обиделась? – тревожно спросила я, оглядываясь. Не слишком ли увлекся Рауль? Лаура мне была очень симпатична и восхищала своим бунтарством. Мне очень не хватало в характере такой черты. Я даже переходный период пережила как-то мягко, без бурь, протестов и желания отстоять свободу личности. В возрасте Лауры я была старше себя сегодняшней, двадцатисемилетней. Окружение все же накладывает отпечаток не только на поведение, но и корректирует «под себя» твое ощущение возраста. Тогда, в двадцать пять, я искренне считала, что муж, занудный, сухой, как буква закона, лишенный чувства юмора Костик – мужчина моей мечты. Он был старше всего на два года, но очень старался, чтобы у людей складывалось впечатление о нем как о зрелом мужчине. Положение, как говорится, обязывало: в его юридическом мире к молодым отношение несерьезное. И я, находясь с Костиком рядом, общаясь с его зрелыми друзьями и коллегами, невольно «старела».

– Ха, обиделась! – ответил за Рауля Давид. – Думаешь, она переживать пошла? Спорю, что в данный момент переодевается для прогулки на велосипеде! Если уж его сестрице пришла в голову какая-то идея, то убедить Лауру одуматься – все равно что пытаться грудью остановить мчащийся паровоз. Уж лучше отойти в сторону.

– Я уже начинаю жалеть о том, что ее пригласил, – пробормотал Рауль.