Чара собиралась забраться в фургон, когда это случилось. Раздался оглушительный треск, и впереди, ломая ветви и роняя листья, над дорогой накренилось большое дерево. Атто что-то прокричал, изо всех сил натягивая вожжи, но лошади рванули, обезумев от страха, задрав головы и хрипя. Дерево падало. Чара, словно во сне, смотрела, как оно медленно-медленно коснулось гнедой спины Бодряка, и он исчез, исторгнув леденящий душу смертный вскрик. Мигом раньше Лентюх дёрнулся вправо, обрывая постромки, и тоже исчез за густой кроной.

Фургон натолкнулся на обломок дышла, просел передом, подбросив задок, и завалился набок, в глубокую канаву на обочине. Чару выбросило с козел ещё при ударе. Её полёт продолжался так долго, что она успела услышать чей-то отчаянный крик. Потом последовал тяжёлый удар о землю, и голова взорвалась болью, растаявшей в темноте.

Первым вернулся слух. Грубые голоса… Бранная речь… Протяжный, словно вой, стон.

«Разве может человек издавать такие звуки?» – вяло подумала Чара и попыталась открыть глаза.

Прямо над ней торопливо спускал штаны грязный мужик, заросший чёрной бородищей по самые глаза. Он отчаянно пыхтел над завязками.

Чара открыла рот для крика, повернула голову и захлебнулась от ужаса – зрение милосердно двоилось, скрывая детали. Карик, распластавшийся в шаге от неё с разбитой головой, был, несомненно, мёртв. Она лежала на краю дороги, а прямо над головой торчал из канавы грязный обод колеса фургона. Руки не слушались, и попытка дотянуться до ножен ни к чему не привела.

В тот самый миг, когда Чара собиралась обречённо закрыть глаза, на землю упала тень.

С неба свалился человек, прямо на бородатого. Падая, он увлёк его за собой.

Воздух наполнился криками, топотом и чудовищным храпом. Бородатый и тот, другой, шумно возились у её ног. Чара сцепила зубы и, преодолевая головокружение, с огромным трудом приподнялась. Её сразу стошнило, но зато получилось сесть, опираясь на руки.

Бородатый, связанный по рукам и ногам, лежал в дорожной пыли, неприлично показывая небесам голый зад. Над ним, крепко упираясь ногами в землю, озирался Страж. Светлые волосы торчком, в грязной куртке. Над дорогой носились Крылатые кони. Поодаль ещё два Стража пинками сгоняли в кучку ошарашенных оборванцев.

Чара поднялась на ноги. Перед глазами поплыло, она покачнулась и не упала только потому, что её подхватила твёрдая рука Стража. Боль грохотала в мозгу кузнечным молотом, и она не смогла поднять голову, чтобы увидеть лицо своего спасителя, взгляд остановился на одной из деревянных пуговиц его куртки, где-то в районе груди.

– Всё хорошо, – глухо сказал он, продолжая её поддерживать.

– Где… все? – прошептала Чара, разлепив губы.

– Сейчас. Мы всех найдём.

Он медленно тронулся прочь, уводя её от Карика, от его искажённого лица и ужасной раны на затылке. Так, словно думал, что она могла этого не заметить.

На противоположной стороне дороги канавы не было, и Страж усадил Чару на пригорок за обочиной, заросший пыльной, пожухшей травой. Он отстегнул от широкого ремня флягу и присел на корточки, заглядывая ей в лицо. Глаза у него оказались тёплыми, светло-карими и смотрели сочувственно.

Пока она пила, подошли ещё двое Стражей. Они принесли и положили рядом с Чарой Лорда Всезнайку. Он был бледен, словно неживой, но тихо стонал в беспамятстве.

– Ноги перебиты. Из-под повозки вытащили.

– Ещё кто-нибудь? – тихо спросил товарищей её спаситель.

Чара посмотрела вверх. Один из Стражей хмуро покачал головой.

– Пусть роют могилу. И дерево с дороги надо убрать, – коротко распорядился кареглазый. – Юну отправь к лорду Анариа, пусть забирают, – мотнул он головой в сторону связанных оборванцев, – этих…

– Рикон, – обратился к нему третий Страж, смуглый и широкоплечий, – там конь уцелел. Но подойти не даёт, бьётся… Что делать с ним?

– Не… не… – Чара сползла с пригорка.

Тот, кого назвали Риконом, снова подхватил её, помогая встать.

– К-конь. Г-де? – с трудом выдавливая из себя бьющие болью слова, она беспомощно оглянулась на Лорда Всезнайку. – Ю-г-горь… Помогите?

Стражи отвели глаза. Чара сгорбилась, пробормотала: «К-конь…» – и, пошатываясь, неуверенно пошла туда, где густая крона упавшего дерева перегораживала дорогу. Страж двинулся следом.

Лентюх запутался в обрывках упряжи и стоял под самыми деревьями, мелко дрожа, с головой, прижатой к груди, весь в пене. Добрый глаз его закатился, отсвечивая белком. Меринок хрипел и начинал биться, потом замирал снова.

Чара покачнулась. Ухватилась за рукав куртки Стража и закрыла глаза, собираясь с силами. И вдруг услышала, очень отчётливо, как бешено молотит сердце несчастного Лентюха. Она поймала этот сумасшедший ритм и, шагая к коню, задышала с ним в такт, постепенно выравнивая дыхание. Когда её ладонь коснулась горячей шеи, мерин успокоился и перестал хрипеть. А у неё внезапно перестала кружится голова…

– Лентюх, толстячок, – ласково приговаривала девочка, выпутывая бедолагу.

Меринок прекратил трястись и покорно позволил ей ползать у себя под брюхом.

Рикон озадаченно наблюдал за ней. Уцелевшая в бойне худенькая девчонка пришла в себя на удивление быстро, но она ещё не знала, что сталось с женщиной. Возможно – её матерью…

Чара сняла уздечку, освободив разодранные в кровь губы Лентюха, и оставила его, стреноженного, но почти спокойного.

– Он боится ваших Крылатых, – с укоризной сообщила она Стражу. Помедлила и продолжила, уставившись ему в лицо прозрачными зелёными глазами:

– Спасибо, что спас. Что с нами будет теперь? – Её голос звенел напряжением.

– Скоро прибудут люди лорда Анариа. Это его земли, они обязаны помочь вам.

– А вы? Просто улетите? И всё?

Рикон нахмурился:

– Мы похороним твою семью. Передадим лихих людей охране лорда и улетим. Да. – Он поймал взгляд девочки и продолжил:

– Дорога – длинная. Вы на ней не одни. И это – не единственная шайка в здешних местах.

Девочка опустила голову и пробормотала:

– Извини…

– Не надо, – Страж поморщился. – Всё в порядке. Как твоё имя?

– Чара. – Она снова подняла на него глаза.

– Рикон-Страж, – представился он. – Мне жаль, что вас заметили так поздно. Мы пол-Луны вычищаем эти леса от лихих людей, не думали, что они уйдут так далеко…

– Значит, Стражи занимаются и этим?

– Чем? – опешил от неожиданности Рикон.

– Охраной дорог.

– Иногда, – неохотно согласился он, откинув назад светлую чёлку, свесившуюся на глаза. – Если местные не справляются, они зовут нас.

– Вас можно позвать? – Её голос упал до благоговейного шёпота.

Такая интонация в устах деревенской девчонки была ему куда понятнее, чем то, как свободно она говорила прежде, но он испытал разочарование. И ответил сухо, назидательно:

– Лорд-хозяин Земли может позвать нас в случае крайней нужды или прямой угрозы его народу. Лекари могут позвать нас при угрозе мора людей или скота.

– Я поняла, – резко прервала его Чара, возвращаясь на дорогу. – Деревенская девчонка не может позвать Стража.

Она посмотрела на него с горечью и продолжила уже тише:

– Даже если она в крайней нужде и её семье грозит смерть, Стражи спасут её, только если заметят…

– Эй, Чара, так тебя зовут? – Рикон шагнул за ней следом. – Стражи не могут и не должны дежурить возле каждой девчонки! Есть вещи… – он помолчал, подбирая слова, – от которых Стражи защищают всех девчонок сразу. И их родителей. И весь мир Трёх Лун!

– Да-да, – равнодушно отмахнулась от него растрёпанная белобрысая спутница. – Вы караулите Переходы… Знаю.

Она даже не оглянулась, направляясь к своему товарищу. Лишь украдкой подняла глаза к узкой полоске неба, зажатого между жёлтых стен осеннего леса. Там, высоко, кружил Рок и остальные Крылатые его отряда.

Рикон вдруг рассердился и сам удивился этому – он чувствовал, что девчонка в чём-то права.

– Ты можешь позвать меня, – неожиданно произнёс он, с изумлением слушая собственный голос.

Девчонка замерла, её спина напряглась под тонкой тканью перепачканной рубашки. Она медленно обернулась и спросила:

– Как?

– Лекари. Они есть в любом городке или замке. Моё имя Рикон-Страж, помнишь? Мне передадут через Гонцов, где бы я ни был. Только имей в виду…

– Что я могу оторвать тебя от спасения мира? Я не позову тебя просто так. – Теперь она стала необычайно серьёзной. Бледное от природы лицо побелело ещё сильнее, лишь горела непонятная страсть в глазах да глубокая ссадина на лбу пламенела отчётливо. – Но однажды я позову тебя, Рикон-Страж. И ты тоже запомни моё имя. Чара.

Она отвернулась и решительно зашагала к своему попутчику. Рикон-Страж остался стоять столбом возле перевёрнутой повозки.

– Что происходит? – вкрадчиво полюбопытствовал с неба Рок.

– Отстань! Потом расскажу, – мысленно отрезал Рикон и присоединился к своим товарищам, которые пинками и окриками заставляли пленных копать глубокую яму в стороне от дороги.

Тела убитых уже лежали рядом. На женщину было страшно смотреть. Толстяк, тело которого вытащили из-под телеги, отделался легче всех – он просто сломал шею. Второго мужчину зарубили топором, и тоже – сзади. И мальчишка… Он явно бросился защищать Чару, но не добежал.

Рикон обречённо вздохнул:

– Плохо, что они все в одной могиле… Этих, – он указал на тела двух разбойников, с которыми разобрался кто-то из пассажиров повозки, – вниз, и землей присыпьте, потом – остальных. Я позову девочку.

Тоов-Страж молча кивнул в ответ.

Чара приложила ладонь ко лбу Лорда Всезнайки, покрытому холодной испариной. Закрыла глаза. Поискала в памяти слово, способное помочь, и не нашла. Её охватили отчаяние и гнев. Она зажмурилась изо всех сил и взмолилась низкому небу, этой пустой дороге, шумящему лесу вокруг – о помощи. «Ткэндоирэ», – прошелестело у неё в голове и мелькнула изящная вязь. «Ткэндоирэ», – шёпотом повторила Чара, вспоминая нелепую, дёрганую походку Югоря. Как смешно он косолапит, выворачивая длинные ступни. Какие острые у него колени, когда он сидит.

Лорд Всезнайка дёрнулся всем телом и громко, мучительно застонал, а потом затих. Чара посмотрела на его ноги. Они больше не были неестественно вывернуты. Лежали ровно и прямо. Лоб под её рукой подсыхал, на бледное лицо возвращались краски.

Она метнулась к канаве и вытянула из-под груды рассыпанных вещей пёстрое покрывало Триш. Прижалась к нему лицом, вдыхая родной запах, опомнилась и выскочила обратно на дорогу…

Когда появился Рикон-Страж, Лорд Всезнайка лежал в прежней позе, по самый подбородок укутанный в мягкую ткань.

– Пора? – подняла Чара голову. Её глаза сухо блестели. – Скажи, – спросила вдруг она, спускаясь к дороге, – а как Крылатые кони узнают, кто станет их всадником?

– Не знаю, – пожал плечами Рикон, – не спрашивал.

Она стояла на краю ямы. На дне, в густеющих сумерках, белели лица. «Триш, Атто, Фонен, Карик. Карик, Фонен, Атто, Триш», – беззвучно повторяла Чара, едва шевеля губами.

Слёз не было. Боль потери оказалась так велика, что никакие слёзы не могли её облегчить. Она знала, что чёрная пасть этой сырой ямы никогда не сотрётся из памяти.

«Дитё!» – вспомнила она и прикусила губу.

«Нож – продолжение твоей руки. Отпускай его и лети, лети вместе с ним», – вспомнила она и сжала зубы.

«Не морочь девочке голову! На, детка, фрукту скушай, а этого смутьяна – не слушай!» – вспомнила она. Подбородок защекотала тёплая струйка.

«Не будь дурой, Чара! Жить, как по канату ходить – опасно, но весело! Хоп-хоп!» – вспомнила она и отступила от края могилы.

Угрюмые пленники быстро забросали яму землёй и закатили на свежий холмик круглый камень, а потом покорно позволили суровым Стражам снова себя связать.

– Люди лорда Анариа должны появиться к утру. Мы втроём останемся здесь на ночь. Одна ты не будешь, – сообщил Рикон, провожая её обратно.

– Можно покопаться в наших вещах, там было много еды. – Голос девочки звучал ровно и отстранённо. – Я не хочу трогать с места Югоря, чтобы не причинять ему лишнюю боль.

– А мы разожжём костёр к вам поближе, а пленников привяжем к телеге – будут на виду. Может, среди вещей у тебя есть какой-нибудь бурдюк? Я слетал бы за водой…

– Слетал бы… – повторила Чара почти мечтательно. – Не страшно это – летать?

– Нисколько. Только не проси… – договорить она ему не дала, гневно сверкнув глазами:

– Что я, настолько глупая, по-твоему? Всё я понимаю, – опять сникла Чара. – Пошли, Рикон-Страж, поищем тебе «бурдюк».

Рикон только хмыкнул, сползая вниз по взрытому краю канавы. Он не понимал, отчего ему так легко с этой пигалицей, словно он знает её лучше, чем собственных друзей. Отчего её нелепая независимость не раздражает, а вместо того чтобы вызывать жалость, она заставляет его испытывать чувство, похожее на уважение?

Чара вручила высокому Стражу лампу, потерявшую все стёкла, но не способность давать свет. Он послушно держал её в поднятой руке, пока Чара копалась в мешанине разбросанного скарба, стараясь не думать, не думать, не думать.

Утром на дороге появился целый отряд бравых вояк лорда. Они деловито затолкали пленников за деревянные решётки своего фургона и предложили Чаре подвезти и её. Получив вежливый отказ, настаивать не стали и бодро порысили прочь. Не успела улечься пыль из-под копыт их лошадей, как на дорогу опустились Крылатые кони.

Чара крепко сжимала сцепленные за спиной руки, разглядывая крылатых гигантов с расстояния в пару шагов. Когда двое из них унесли своих всадников в небо, к ней подошёл проститься и Рикон.

Его Крылатый – тёмно-гнедой, лоснящийся на солнце, вытянул длинную шею и свесил голову Стражу через плечо, раздувая ноздри и с любопытством разглядывая девочку умными, немного шальными глазами. Она не шевелилась, не отрывая от коня зачарованного взгляда.

– Прощай, Чара. – Рикон стоял так близко, что говорил, скорее, с её макушкой, где в светлых, не слишком чистых волосах запуталась тонкая веточка. – Ты справишься?

Она подняла голову.

– Прощай, Рикон-Страж, спаситель мира. Не беспокойся, у нас есть Лентюх, мы выберемся.

Девочка неожиданно улыбнулась. Эта улыбка, с задорными ямочками на щеках, совершенно преобразила её.

Рикон шагнул к приопущенному крылу своего коня, и через миг Чара осталась на дороге одна.