В глазах Дмитриева мелькнула тревога.

– О чём он говорит? – спросила Элиза дрожащим голосом.

– Позже, – отрезал Дмитриев. – Сейчас нужно убираться отсюда.

Но Поглатитель был быстрее. Он взмахнул рукой, и черные нити протянулись к подросткам. Одна коснулась Элизы – девочка закричала и упала на колени, глаза её закатились.

– Элиза! – Лина кинулась к ней, но Максим удержал её.

– Это ловушка! Он хочет, чтобы мы подошли ближе!

Дмитриев направил жезл на Поглатителя, и луч света ударил в тёмную фигуру. Существо зашипело и отступило на шаг, но не исчезло.

– Слишком слабо, Дмитриев, – прорычал он. – Вы потеряли большую часть силы, когда выбрали путь наставника. А я становлюсь сильнее с каждой поглощённой душой.

Элиза всё ещё лежала без сознания, её тело дёргалось в конвульсиях. Лина видела, как над девочкой поднимается светящаяся дымка – её воспоминания, которые тянулись к Поглатителю.

– Я не позволю! – крикнула Лина и, вырвавшись из рук Максима, кинулась к Элизе.

В тот момент, когда она коснулась девочки, мир взорвался болью и светом. Лина оказалась не в зале порталов, а в горящем средневековом городе. Повсюду лежали тела, а по улицам бродили чёрные фигуры, собирая над мёртвыми светящиеся сферы.

– Добро пожаловать в мои воспоминания, – раздался голос Поглатителя. – Флоренция, 1348 год. Один из моих лучших пиршеств.

Лина обернулась и увидела себя саму – Беатриче, в рваном платье, бредущую по мёртвому городу. Девушка искала что-то, кого-то среди тел.

– Энрико, – прошептала та Беатриче, её голос разрывался от горя. – Где ты, любимый?

– Он уже мёртв, – ответил Поглатитель, материализуясь рядом с ней. – Как и ты скоро будешь. Но сначала я наслажусь твоим отчаянием.

Настоящая Лина смотрела на эту сцену с ужасом и яростью. Она помнила ту ночь – как сбежала из замка, когда поняла, что Энрико мёртв, как искала его тело среди груд трупов на городской площади.

– Довольно! – крикнула она, и её голос эхом прокатился по мёртвому городу. – Это прошлое! Оно больше не имеет надо мной власти!

Видение задрожало, стены домов поплыли, как мираж.

– О, оно имеет, – прошипел Поглатитель. – Вина имеет. Боль имеет. Ты так и не простила себе, что выжила дольше его на целых три дня.

Слова ударили точно в цель. Лина действительно всегда чувствовала вину – почему она умерла не одновременно с мужем? Почему Бог заставил её страдать эти дополнительные дни?

– Потому что у тебя была миссия, – раздался новый голос.

Лина обернулась и увидела Максима – но не современного Максима, а Энрико в рыцарских доспехах. Он был полупрозрачным, но его серые глаза смотрели с той же любовью, что и семьсот лет назад.

– Энрико? Но ты же мёртв…

– Тело умерло. Но любовь – никогда. Ты жила эти три дня не зря. Ты помогала умирающим, хоронила детей, молилась за души погибших. Это была твоя миссия Хранительницы, даже если тогда ты этого не понимала.

Поглатитель зарычал.

– Какая трогательная встреча! Но этого недостаточно, чтобы спасти новых друзей.

Видение рассеялось, и Лина снова оказалась в зале порталов. Элиза всё ещё лежала без сознания, над ней клубилась дымка воспоминаний. Максим и Дмитриев пытались сдерживать Поглатителя, но тот явно побеждал.

Лина посмотрела на порталы вокруг – они вели в разные времена её жизней. Внезапно она поняла, что нужно делать.

– Максим! – крикнула она. – Помнишь, что сказал Дмитриев про связь между воплощениями?

– Что все они одновременны! – отозвался он, уворачиваясь от чёрного щупальца.

– Тогда мои прошлые Я тоже здесь! Сейчас!

Лина закрыла глаза и сосредоточилась. Где-то в глубине сознания она чувствовала их всех – римскую торговку, новгородскую боярыню, итальянскую аристократку. Одна за другой они откликнулись на её зов, и зал наполнился полупрозрачными фигурами.

– Невозможно,– прошипел Поглатитель, отступая назад. – Вы только новичок! Вы не можете…

– Она не одна, – раздался голос за его спиной.

Это был Максим, но рядом с ним стояли его прошлые воплощения – русский офицер, римский легионер, скандинавский воин. Все они смотрели на Поглатителя с одинаковой решимостью.

– А я тоже не одна! – Элиза резко открыла глаза и села. Вокруг неё появились другие девочки – викторианская Элизабет, древнеегипетская жрица, средневековая монахиня.

Дмитриев изумлённо смотрел на происходящее.

– Такое возможно только при глубочайшей связи душ, – пробормотал он. – Они резонируют друг с другом…

Поглатитель попятился к порталам, но путей к отступлению не было – каждый проход охраняли множественные воплощения трёх подростков.

– Вы думаете, что победили? – зарычал он. – Но я не один! У меня есть братья, и они найдут вас!

– Пусть попробуют, – спокойно сказала Лина. – Мы будем готовы.

Она протянула руки к Максиму и Элизе. Как только их пальцы соприкоснулись, по залу прошла волна чистого света. Поглатитель закричал – звук был похож на треск ломающегося льда – и рассыпался тёмной пылью.

Все призрачные воплощения медленно растворились в воздухе, но перед исчезновением каждое из них кивнуло своим нынешним версиям с одобрением.

– Неплохо для первого дня, – сказал Дмитриев, убирая жезл в мантию. – Хотя и крайне опасно. Обычно студенты осваивают призыв прошлых Я только на третьем курсе.

– А что с нами не так? – спросила Элиза, всё ещё дрожащая после атаки.

– Ничего. Вы просто… исключительные. Такая синхронизация между тремя душами встречается раз в несколько веков.

Лина посмотрела на Максима – он смотрел на неё с выражением, которое заставило её сердце биться быстрее. В его глазах она видела не только современного студента, но и отголоски всех их встреч через века.

– Значит, мы останемся? – спросил он.

– После того, что сейчас произошло? – Дмитриев усмехнулся. – У вас просто нет выбора. Поглатители почувствовали вас. Теперь только обучение в Академии может вас защитить.

Элиза встала, смахивая пыль с одежды.

– А я и не собиралась уходить. Впервые в жизни я чувствую, что нахожусь там, где должна быть.

Лина кивнула. Да, здесь она была дома. Но когда её взгляд снова встретился с взглядом Максима, в воздухе между ними словно пробежала искра. Большинство их прошлых встреч заканчивались трагически. Что ждёт их в этой жизни?

Следующие дни пролетели в водовороте невероятных открытий. Лина поселилась в комнате с Элизой в одной из башен Академии. Окно их спальни выходило не на привычный пейзаж, а на переливающиеся потоки времени – иногда там можно было увидеть фрагменты разных эпох, накладывающиеся друг на друга как двойная экспозиция на фотографии.

Максим жил в мужской половине того же этажа. Лина часто встречала его в коридорах, и каждый раз их взгляды задерживались чуть дольше необходимого. Между ними висело напряжение прошлых жизней – слишком много любви, слишком много потерь.

– Ты избегаешь его, – заметила Элиза, когда Лина в третий раз за утро сменила маршрут, чтобы не столкнуться с Максимом.

– Не избегаю. Просто… это сложно.

– Любовь всегда сложна, – философски заметила рыжеволосая девочка. – Особенно если она длится несколько веков.

Лина бросила на неё острый взгляд.

– Откуда такая мудрость? Тебе пятнадцать лет.

– Мне пятнадцать в этом воплощении. А в сумме мне уже лет двести, и я многое повидала.

Элиза оказалась права. На занятиях по истории временных потоков профессор Венцель – худощавая женщина неопределённого возраста с проницательными глазами – рассказывала о том, как души путешествуют через века, накапливая опыт.

– Каждое воплощение добавляет новый слой к вашей истинной сущности, – объясняла она. – Представьте душу как луковицу. Снимите один слой – найдёте прошлую жизнь. Ещё один – ещё более давнюю. В центре находится ваше изначальное Я, которое существовало до первого воплощения и будет существовать после последнего.

– А что происходит с людьми, которые не помнят прошлых жизней? – спросил студент постарше.

– Они тоже развиваются, но медленнее. Представьте, что вы изучаете математику, но каждый день забываете всё, что выучили вчера. Вы в конце концов поймёте основы, но это займёт намного больше времени.

Лина подняла руку.

– А почему некоторые души воплощаются вместе снова и снова?

Профессор Венцель внимательно посмотрела на неё.

– Родственные души притягиваются друг к другу через время. Иногда это любовь, иногда – незавершённые задачи. Но будьте осторожны, мисс Волкова. Привязанность к определённой душе может стать препятствием для роста. Если вы всегда концентрируетесь на поиске одного человека, то можете упустить уроки, которые должны выучить самостоятельно.

После лекции Лина задержалась, чтобы задать вопрос наедине.

– Профессор, что если… что если в каждой жизни всё заканчивается трагически? Стоит ли вообще пытаться?

Венцель долго молчала, перебирая бумаги на столе.

– А что если не стоит вопрос о том, стоит ли пытаться? – наконец ответила она. – Что если суть не в том, чтобы избежать трагедии, а в том, чтобы прожить любовь полностью, независимо от исхода? Смерть – не поражение, мисс Волкова. Поражение – это прожить жизнь, не позволив себе чувствовать.

Лина покинула аудиторию в глубокой задумчивости. В коридоре её ждал Максим, прислонившийся к стене с невинным видом.

– Случайно, – сказал он на её вопросительный взгляд. – У нас следующая пара в соседней аудитории.

– Практическая магия времени, – кивнула Лина. – Профессор Дмитриев обещал научить нас базовым техникам перемещения.

Они шли рядом по коридору, их шаги эхом отдавались от каменных стен. Лина чувствовала тепло его тела, слышала размеренное дыхание. Всё в нём было знакомо – и это пугало её больше всего.

– Лина, – тихо сказал он, останавливаясь. – Мы не можем вечно делать вид, что между нами ничего нет.

Она тоже остановилась, но не обернулась.

– Между нами ничего нет. Между Беатриче и Энрико было. Мы – другие люди.

– Тогда почему ты краснеешь каждый раз, когда я подхожу близко?

Лина повернулась к нему, глаза сверкали.

– Потому что это условный рефлекс! Мышечная память! Она не имеет отношения к тому, кто я есть сейчас!

– Хорошо, – он шагнул ближе, и между ними оставалось всего несколько сантиметров. – Тогда скажи мне прямо в глаза, что ты ничего не чувствуешь. Скажи, что когда я рядом, у тебя не перехватывает дыхание. Скажи, что ты не просыпаешься по ночам, вспоминая наши прошлые жизни.

Лина открыла рот, чтобы соврать, но слова не шли. Потому что он был прав – она просыпалась по ночам, её преследовали сны о замке в Италии, о последних днях вместе, о том, как они умирали, крепко держась за руки. И каждый раз, просыпаясь, она хотела бежать к нему, убедиться, что в этой жизни он жив, что в этот раз всё может быть по-другому.

– Это не важно, – прошептала она. – Важно то, что я не хочу опять проходить через это. Я не хочу любить тебя и снова потерять.

Максим мягко коснулся её щеки.

– А что если в этот раз мы не потеряем друг друга?

– Что если потеряем? Что если это наша карма – любить и терять, снова и снова?

– Тогда пусть будет так. Но я не проживу ещё одну жизнь, не попытавшись.

Он наклонился к ней, и Лина почувствовала, как всё её сопротивление тает. Его губы коснулись её губ, и мир вокруг исчез. Поцелуй был мягкий, осторожный, полный нежности и тоски сразу нескольких жизней. В нём смешались вкус средневекового вина и запах пороха с Бородинского поля, викторианские свидания под дождём и современная неуверенность подростков.

– Лина! Максим!

Они резко отступили друг от друга. В конце коридора стояла растерянная Элиза.

– Дмитриев спрашивает, где вы. Занятие уже началось.

Щёки Лины пылали, сердце колотилось как бешеное. Максим тоже выглядел потрясённым – словно поцелуй затронул в нём что-то очень глубокое.

– Идём, – сказала Лина, старательно избегая его взгляда.

В аудитории для практических занятий их ждало ещё одно открытие. На чёрной доске профессор Дмитриев нарисовал схему, больше похожую на паутину, чем на что-то понятное.

– Время не река, текущая в одном направлении, – объяснял он. – Время – это сеть. Каждая ваша жизнь – одна нить в этой сети. Нити пересекаются, влияют друг на друга, иногда рвутся. Хранители учатся перемещаться по этим нитям и чинить разрывы.

– А что происходит, если нить окончательно порвётся? – спросила Элиза.

– Воплощение исчезнет из истории. Если это критически важная нить – может рухнуть целый временной сегмент.

Он повернулся к классу.

– Сегодня мы попробуем простейшее упражнение – перемещение сознания в своё детство этой жизни. Никаких других воплощений, только текущая жизнь. Сядьте удобно и закройте глаза.

Лина устроилась в кресле и последовала инструкции. Дмитриев мягким голосом вёл их через медитацию, помогая найти нить собственной жизни и проследить её назад.

– Теперь выберите любой момент из детства. Не пытайтесь его изменить – просто наблюдайте.

Лина очутилась в квартире родителей, ей было лет семь. Она сидела на полу в гостиной, рисуя цветными карандашами. На листе бумаги был изображён большой замок с высокими башнями, а рядом – принцесса в белом платье и рыцарь на коне.

– Что это, Линочка? – спросила мама, заглядывая через плечо.

– Это моя семья, – серьёзно ответила маленькая Лина. – Я была принцессой, а мой муж – рыцарем. Мы жили в красивом замке, но потом нас убила болезнь.

Мама посмотрела озадаченно.

– Откуда такие мрачные истории, малышка?

– Это не история. Это правда. Я помню.

Взрослая Лина наблюдала за сценой с удивлением. Значит, воспоминания о прошлых жизнях были у неё всегда, но она научилась их подавлять, считая детскими фантазиями.

– А теперь вернитесь в настоящее, – раздался голос Дмитриева. – Медленно, не торопясь.

Лина открыла глаза и обнаружила, что щёки её мокрые от слёз. Вокруг другие студенты тоже приходили в себя – кто-то улыбался, кто-то выглядел потрясённым.

– Что вы увидели? – спросил профессор.

– Я помню, как в пять лет рассказывал родителям, что раньше был солдатом, – поделился Максим. – Они решили, что я насмотрелся военных фильмов.

– Это типично, – кивнул Дмитриев. – Дети часто помнят прошлые жизни, но взрослые их переубеждают. К подростковому возрасту большинство забывает. У вас память сохранилась на подсознательном уровне.

Элиза подняла руку.

– А можем ли мы изменить что-то в прошлом этой жизни?

– Теоретически – да. Но это крайне опасно. Любое изменение в прошлом создаёт волновой эффект, который может повлиять на настоящее. Были случаи, когда студенты пытались исправить детские травмы и в результате перестали существовать вовсе.

– То есть мы должны принимать прошлое таким, какое оно есть? – в голосе Лины звучало разочарование.

– Не принимать – понимать. Каждый опыт, даже болезненный, формирует вашу душу. Уберите боль – и вы уберёте часть себя.

После занятия Максим догнал Лину в коридоре.

– Что ты видела? В детстве?

Она рассказала ему про рисунок с замком. Максим слушал, становясь всё бледнее.

– Я тоже рисовал, – сказал он тихо. – Принцессу в белом платье. Родители подумали, что я просто мечтаю о сказке.

Они остановились у большого окна, за которым переливались огни временных потоков. В их отражении на стекле прошлое и настоящее смешивались в одно лицо.

– Максим, – Лина повернулась к нему. – А что, если это не любовь? Что, если это просто… привычка души? Мы так долго были вместе, что не умеем по-другому.

Он взял её за руки.

– Тогда проверим. Дай нам шанс узнать друг друга заново. Не как Беатриче и Энрико, а как Лина и Максим. Современные подростки, которые учатся в магической академии.

– А если ничего не получится?

– Тогда мы останемся друзьями. Хорошими друзьями, которые прошли вместе через несколько веков.