Хозяева вошли в переднюю гурьбой. Из своего угла затаившаяся, боящаяся дышать Алька не могла их видеть – но озадаченные голоса было слышно прекрасно.
– Эй, а кто это пил из моей кружки? – голос был густой, низкий.
– И ел из моей тарелки… – еще один голос, вполне себе приятный даже. Может, все-таки не разбойники? Наверняка у разбойников должны быть мерзкие голоса.
– И на лавке сидел, кажется – вон, отодвинута!
«Нет, ну что за жадность такая! – мысленно начала уже вскипать Алька. – Что им, лавки жалко? Не сломала же я ее! Или корки хлеба?»
– И на моей постели, кажется, спал! – этот голос, самый изумленный, был и самым молодым. Тут же послышался звук мягкого удара, будто кому-то дали подзатыльник – не серьезный, а так, для острастки. Мужчины расхохотались.
– Так-то ты хозяйничаешь, что вор у тебя на постели даже выспаться успевает! – под еще один взрыв хохота добродушно произнес самый первый голос.
– Да я на минутку только…
Договорить оправдывающийся не успел, потому что тут уж царевна стерпеть не могла. Так ее еще никто не оскорблял! Да еще кто! От негодования она забыла даже про ножик – так и выскочила из своего закута, отчаянно краснея и сжав кулаки.
– Я вам никакая не воровка! Сами-то! В лесу живете, знать, разбойничаете, людей добрых грабите, а царевне своей горелой корки пожалели!
Вдохнув, чтобы продолжить кричать, Алька наконец моргнула и рассмотрела хозяев. И рот почему-то сразу закрыла. И сглотнула. Хозяева стояли перед ней гурьбой – все семеро. Все, как на подбор, высокие, плечистые – чисто шкапы платяные. Одеты все одинаково – в просторные рубахи и штаны, на ногах не лапти – сапоги.
…Помнится, ей когда для нарядов отдельную горенку отвели, плотник заместо сундуков несколько новомодных шкапов смастерил, высоких таких, широких, и с одинаковой резьбой по дверцам. А посол из Тридесятого словечко еще подсказал: гар-ни-тур…
Гарнитур смотрел на нее изумленно и весело. То есть – тьфу! – разбойники смотрели.
– Царееееевна, значит? – с добродушной насмешкой переспросил самый старший из разбойников – чуть ниже прочих ростом, коренастый, ширококостный и крепко сбитый, с короткой, слегка седеющей уже бородой.
– Алевтина Игнатьевна вообще-то! – Алька подбоченилась. – Единственная законная правительница и будущая царица Тридевятого!
– Ну раз раз цареееевна!..
Разбойники дружно расхохотались. И Алька вдруг с ужасом осознала, что ей просто не верят. И еще – что она не имеет никакого представления, как ей доказывать, что она – это она.
Честно говоря, Алевтине никогда в жизни не приходилось не то что объяснять или доказывать, кто она, а даже просто представляться. На всякого рода официальных приемах ее официально же и представляли слуги. А при выступлениях перед народом – глашатаи. Если доводилось куда-то выезжать – ее всегда ждали. И тоже объявляли громко и во всеуслышание.
Но на самом деле и это-то делали просто потому что так положено. Всю Алькину жизнь все вокруг – вообще все, кого она когда-либо встречала, совершенно точно знали, кто она такая. Даже если сама она видела их впервые и никогда не слышала их имен.
Да и как не признать царевну, если и наряд на ней всегда соответственный случаю, но обязательно роскошный и богатый – даже на верховых прогулках, и свита с охраной всегда при ней. И ей действительно никогда попросту в голову не приходило, что кто-то может и не узнавать ее в лицо.
Вспомнилось отчего-то, что и монеты в Тридевятом по сегодня еще печатались старого образца: с матушкиным профилем на одной стороне и батюшкиным – на другой. Это когда она замуж выйдет да на престол взойдет, тогда и новые монеты чеканить начнут, с ней и Елисеем.
Сейчас при царевне не было свиты. А наряд на ней был грязный и изодранный в клочья. Щеки и руки расцарапаны… на что похожи волосы, даже думать не хотелось. По дороге распустила растрепавшуюся до невозможности прическу и заплела в простую косу, как у крестьянки – только и та сейчас похожа была на старое мочало, усеянное вдобавок репьями и сором.
А хотя… может, оно и к лучшему? Не знают, кто она, – значит, и не выдадут Наинке. Ну кому, в самом деле, в голову придет, что сама наследница престола, как побирушка какая, по домам ходит? Вот только если Алька вроде как простая девка, то выходит, что она и впрямь просто так забралась в чужой дом… даже, может, разбойничий…
– Да ты не боись, девица, – уже серьезно сказал мужчина, заприметив, видимо, смену выражений на ее лице. – Не обидим! Как же ты к разбойникам-то в логово залезть не побоялась?
Алька приободрилась.
– Так устала очень, дяденька, – затараторила она, – пить так хотелось, аж желудок от голода свело и переночевать-то негде стало, я и смотрю – полянка, на полянке – избушка, думаю, люди добрые живут, уж наверное, цар… красной девице в приюте не откажут!
– Не полянка, – деланно-укоризненно вздохнул мужчина, – а тренировочный лагерь. Не избушка, а точка дислокации. Не люди добрые, а особый царский отряд богатырей специального назначения…
Аля вытаращила глаза, впервые не находясь, что сказать. Богатыри, надо же! А вот хорошо это для нее или плохо?.. С одной стороны, они ее как наследницу престола оберегать должны. И зла никак причинить не могут. А с другой – выходит, Наинке-то они присягали…
– А отчего ж Алевтина Игнатьевна, а не Наина Гавриловна сразу-то, раз… правительница? – это спросил тот из богатырей, что стоял чуть в стороне от всех – высокий, худощавый, чернявый, нос клювом – галка и галка. А бороды не носит, выбрит гладко, по заграничной моде. И голос у него оказался под стать внешности – резкий, хрипловатый, будто не говорит – каркает. Этот не смеется – смотрит черными своими глазами-кинжалами, будто мысленно царевну уже разрезал и потроха ее разглядывает превнимательно. – Помнится мне, царь-батюшка Игнат Станиславович личным указом своим повелел назначить регентом, сиречь правительницей…
Мысли о том, что раскрывать себя, может, пока и не стоит, мгновенно снова выветрились из Алькиной головы. Потому что из-за этого самого указа все так и случилось, да этот указ ей всю жизнь, можно сказать, поломал!
– До моего венчания! – запальчиво перебила она. – Она должна была хранить престол, пока я замуж не выйду по древнему закону нашему, с благословения семьи! И вообще она батюшку околдовала, а то бы ни за что он со мной так не мог поступить! Все знают, что ведьма она!
– Так, – обронил вдруг самый высокий из богатырей, все время стоявший, сложив руки на груди. И от одного того, как веско прозвучало это единственное слово, стало вдруг совершенно ясно, что главный здесь – не тот, что старше всех по возрасту, а именно вот этот, молчаливый, с курчавой темно-русой бородкой и серыми внимательными глазами. И разом все замолчали, стерлись усмешки с лиц. – Ратмир, слетай-ка, выясни.
Чернявый молча кивнул и вышел.
– Девица… – главный смерил ее тяжелым взглядом, – отдыхай пока. Ежели голодна – накормим. А то поспала бы, коли всю ночь шла. Чай, не обидим…
Облегчение от того, что ее не собираются вроде бы ни убивать, ни возвращать домой прямо сейчас, навалилось тяжелым одеялом вместе с усталостью. Алька покосилась задумчиво на по-прежнему закрытый котел на столе, а затем на кровать под лестницей, смятую после ее метаний. Манило то и другое, но что сильнее? Об этом стоило, пожалуй, подумать. Царевна опустилась на лавку, подперла щеку рукой и прикрыла глаза – так думалось куда лучше. Будто издалека послышался чей-то тяжкий вздох.
– Светик, снеси-ка ее на кровать. На свою положи пока, там разберемся, все одно тебе днем не пригодится. Пусть поспит, болезная.
Мир качнулся и поплыл, но это было уже совершенно неважно. Как и хлопанье крыльев где-то за порогом.
***
– …На дороге ищут. Действительно царевна Алевтина Игнатьевна, направлялась в Международную академию при Городе-у-Моря на обучение, пропала в пути, предположительно в лесу на территории Тридевятого. Правительнице Наине весть из академии отправили с птицей.
Резкий голос чернявого ввинчивался в наполнявший голову туман. В полусне носатый Ратмир представился Альке огромным комаром-кровососом, трепещущим крылышками и мерзко звенящим, вот сейчас прихлопнуть бы…
– К-кышшш… – пробормотала она.
– Проснулась? – ласковый голос того из богатырей, что был старше других, не оставлял шансов. По ощущениям Алька буквально только что закрыла глаза, а голова как будто стала только тяжелее, но где-то очень-очень глубоко в душе она уже понимала, что отвертеться не выйдет. Это тебе не дома с боку на бок переворачиваться. Помня о множестве незнакомых мужчин, разгуливающих вокруг, спокойно спать дальше все равно не получится. С тяжким стоном царевна приоткрыла глаза, приподнялась, щурясь, а затем и села на кровати.
– Раз проснулась, давай знакомиться, – спокойно и рассудительно продолжал богатырь. – Иди, квасу выпей, спросонок самое то. А до обеда спать не след, все одно не выспишься. Скорее ночью уснешь.
Несколько мгновений Алька еще моргала, опустив голову. Вставать не хотелось – но выбора, кажется, не было. Надо, в конце концов, разобраться, к кому ее занесло. А заодно – помогут ей здесь или… наоборот. Она встала, с усилием расправив плечи и, стараясь не шаркать ногами, добрела до стола, чтобы плюхнуться на лавку. Еды на столе уже не было, но самый молодой из хозяев дома – почти мальчишка – метнулся куда-то и принес кружку с квасом, чтобы протянуть царевне. Она благодарно кивнула и сделала глоток. Остальные богатыри уже сидели вокруг.
– Ну, давай знакомиться, Алевтина Игнатьевна, – молчавший до сих пор главный пристально, не стесняясь, разглядывал ее. – Меня Михайла звать, я старшой отряда. Это Савелий, мой заместитель и главный по хозяйственной части, – Михайла кивнул на того, что выглядел старше других. Савелию было, пожалуй, лет под сорок, а то и поболее.
Алевтина величественно кивнула поочередно Михайле и Савелию. Странно, оба богатыря обращались к ней так, будто она была обычной девицей – может, и из благородной даже фамилии, но никак уж не царевной. Так запросто с ней, кроме Наины да батюшки, никто и никогда не разговаривал. Даже дворовые мальчишки, с которыми тайком дружила в детстве, хоть и принимали ее в свою компанию, но неизменно кланялись и глаза опускали. Богатыри же говорили с ней, как равные, и смотрели прямо в глаза. И почему-то это совсем не коробило, а казалось даже естественным.
– Ратмир – лекарь отряда, – представил Михайла чернявого. Тот лишь слегка высокомерно кивнул. А у царевны будто что-то щелкнуло в голове: лекарь? “Ратмир, слетай…”
– Колдун? – она настороженно переводила взгляд с Михайлы на Ратмира. Правду скажут? Утаят? Колдунов она не любила…
– Маг без диплома, – по тону чернявого было ясно, что обсуждать это он не собирается.
Колдунов-недоучек Алька не любила особенно. Спасибо Наине. Да и, пожалуй, не только она… Кто их вообще любит-то?
Этот-то отчего не доучился? Выгнали, поди? То-то в армию подался, больше нигде, небось, не пригодился!
– Олешек, – самостоятельно представился густым басом следующий богатырь – ростом, пожалуй, чуть пониже Михайлы, но еще больше того похожий на гору. Из тех, про кого говорят “косая сажень в плечах”. Рука в самом узком месте толщиной с Алькину ногу, кажется. А волосы белые-белые, аж льняные. Как и борода. И глаза прозрачные.
– Алеша? – переспросила царевна.
– Не, – человек-гора коротко мотнул головой и замолчал. Будто застеснялся. Но переспрашивать второй раз постеснялась уже Алевтина.
О проекте
О подписке